Эльрида Морозова - Кто я
Я думал, чем еще можно победить людей. Я обнаружил, что они сильно зависимы от света. Однажды в коридоре перегорела лампа. Несколько человек суетились, чтобы быстрее вкрутили новую. Они жаловались на то, что невозможно работать, так как ничего не видно. Если везде сломать все лампы, люди окажутся в кромешной тьме. Тогда они ничего не смогут сделать. Можно спокойно бежать на грузовик, садиться в него, ехать к помещению, где хранятся гермошлемы, раздавить их колесами, а потом открыть обе двери шлюзокамеры. Люди задохнутся в темноте. А я пробегу по всему Корпусу и откручу затычки всем таким же, как я. Затем останется только убежать в лес. Будет еще одна сложная работа: пробудить к жизни моих сородичей. Но об этом можно будет подумать потом. Сейчас это не главное.
План казался блестящим. Оставалось только придумать, как его осуществить. Это казалось сложнее.
Есть еще такая вещь как вентиляция. Я подумал о ней, когда в очередной раз бежал по коридору на работу. Я обратил внимание, что мне в лицо дует ветер. Это был равномерный поток, на который раньше я не обращал внимания. Я уже помню достаточно, чтобы сказать: в лесу такого ветра нет. Он дует порывами: то ослабнет, то снова наберет силу. Здесь поток был слишком уж равномерным, чтобы можно было предположить: он сделан человеком. Тем самым, который поет о себе хвалебные песни: уж он-то и города стоит, и дороги прокладывает, и покоряет звезды. Единственное, о чем он умалчивает, так это о том, каким способом он добивается всего этого.
Немного исследований, и я понял, что в Корпусе существует специальная система вентиляции. Два потока воздуха текут в разных направлениях по двум основным коридорам. И есть место, откуда все это дует. Наверняка, эти места находятся в самом конце коридоров.
Надо было посмотреть, как они устроены. Если я решил отравить воздухом людей, я должен вывести из строя эту вентиляцию.
Но в те места по коридорам я не бегал. Я знал, где это может быть, так как выучил план эвакуации наизусть. Но надо было все увидеть собственными глазами.
Этому помог случай.
Я прибежал на работу и обнаружил, что мой грузовик сломался. Два раза я съездил со стучащим мотором. В третий раз он совершенно не сдвинулся с места.
Я сделал то, что положено по инструкции. Выскочил из грузовика и начал описывать круги возле него. Примерно так же, как суетилась Она в моей комнате.
Это заметил человек, его звали инструктор. Он подошел ко мне и первым делом спросил:
– Ты что, тварь, от работы отлыниваешь?
В руках его был хлыст. У всех инструкторов должен быть хлыст по инструкции. Я мог бы ему объяснить, что машина не может сдвинуться с места, но этим бы я только выдал себя. Поэтому я продолжал бегать вокруг машины, пока не получил хлыстом по спине.
Это было больно. Когда я считал себя машиной, мне тоже иногда доставалось. Но там я боли не ощущал. Не знаю почему. Наверное, потому что был убежден, что машины не чувствуют боли. Наверное, мое сознание было на таком низком уровне, что боль не ощущалась. И надо было достаточно подняться, чтобы почувствовать ее.
Кроме боли была и злость. Я ли не выполняю инструкцию? Если они залепили мне рот так, что невозможно разговаривать, то хотя бы смотрели на то, что я могу делать. Уж я бегал вокруг машины добросовестно.
Да я бы мог вырвать кнут из рук инструктора и побить его самого. Может, тот и не догадывается, что это может быть больно? Так показать ему.
Но тогда все мои планы полетели бы насмарку. Не для того так долго готовился и изучал здешнее устройство, чтобы сейчас все пустить под откос. Я сдерживался очень долго, так что можно сдержаться и в этот раз.
Инструктор подошел к грузовику, попытался завести его. Как и следовало ожидать, у него это не получилось. Он выпрыгнул из него и выругался:
– Безмозглый идиот! У него машина сломалась, а он бегает тут!
Я еще раз сдержался. Продолжал бегать, как требовалось, смотрел, что будет дальше. Инструктор достал свой радиотелефон и позвонил кому-то.
– Тут машина сломалась у этого… – Он поманил меня пальцем. – Как там тебя?
Я сделал вид, что не понимаю его, и продолжал бегать вокруг. Инструктор нехотя подошел ко мне и потянулся к табличке на моей шее. Я еле сдержался, чтобы не наклониться к нему. Инструктор был маленького роста. Ему приходилось тянуться к моей шее.
– У этого семьсот четырнадцатого сломалась машина. Завелась, но не едет. Когда ждать бригаду ремонтников? Давайте быстрей. А с ним пока что делать? По-вашему, он должен болтаться тут без работы?.. Да нет у меня лишней бурильной установки. Да и кто бы его обучал сейчас?.. Другого грузовика нет. Была бы, давно бы на нее уже посадили другого шофера… Ну и сколько времени займет ремонт? Не могли бы вы поторопиться? А с этим что делать?
Он опять потянулся к моей табличке.
– Как его там? Семьсот четырнадцатый, я же говорил уже… Ладно, только давайте скорее.
Он сложил свой радиотелефон и с ненавистью посмотрел на меня. Я его понял: ему просто очень не нравилось то, что я остался без работы.
– У, тварь! – сказал он. – Повезло тебе. Ладно, побегай пока тут, только не попадайся мне на глаза. Через два часа жду тебя на рабочем месте. И чтобы я тебя не видел!
Когда люди ненавидят кого-то, они делают глупости. Я в этом убедился. Поэтому лучше не пускать это глупое чувство в свое сердце.
А не пускать его очень просто. Ненависть возникает на месте бреши, через которую вытекает совесть. Если ты живешь по совести, ты не будешь никого ненавидеть.
Я повернулся к инструктору спиной и хотел убежать, как он мне и приказывал. А он напоследок хлестнул меня плеткой.
Я мог бы сдержаться и в очередной раз, но я не был к этому готов. Тело отреагировало само. Оно вздрогнуло. Руки сами собой поднялись, я развернулся лицом к инструктору.
Я понимаю, что не должен был так делать. Я даже посмотрел ему в глаза, чего не должен был допускать ни при каких обстоятельствах.
Слава богу, он этого не заметил. Он был слишком зол сейчас. А злость, видимо, способствует ошибкам.
– Два часа чтобы я тебя не видел! – объявил мне он.
Я спешно отвел глаза и побежал от него прочь. Я чувствовал облегчение, и мне было радостно. Можно даже сказать, что я был счастлив. Это было странно, так как до этого я считал, что счастливым можно быть, только лишь избавившись от рабства. Мол, сейчас слишком жесткие условия, чтобы чувствовать себя хорошо.
Но так счастлив я не был, кажется, никогда. Это чувство переполняло меня. Во-первых, я избежал разоблачения, хотя мог бы попасться на этом. Во-вторых, у меня было два часа свободного времени. И я мог потратить его так, как я хочу. И никто мне и слова не скажет. Я выполняю приказ инструктора. Он сказал мне бегать два часа и не попадаться ему на глаза.
Как мне повезло, что сломался грузовик. Ничего лучше просто не могло бы со мной случиться.
И все же откровенно бегать и рассматривать то, что мне нужно, я остерегся. Может, злость и способствует ошибкам. Но если ты безмерно счастлив, когда не надо, это тоже может быть не в твою пользу.
Чтобы не привлекать к себе внимания, я сделал вид, что имею цель. Все рабы в Корпусе имеют цель, которую им поставили люди. Я сделал очень целенаправленный вид и побежал в ту сторону, где, по моим расчетам, должен быть центр вентиляции в этом коридоре.
Я нашел его. Это была железная решетка во всю стену. Из нее дул воздух. Я не знаю, что было за ней. И у меня не было возможности это проверить. Я просто подумал, что, скорей всего, за ней и находится та штука, которая пускает воздушную струю. Мне казалось, что решетка вставлена будто наглухо. Проникнуть за нее невозможно. Но вот загородить чем-нибудь можно было бы. Например, если бы я приехал сюда на грузовике и ссыпал груду руды к решетке, то она, возможно, забилась бы так, что сломалась.
К сожалению, никто не позволит мне разъезжать по Корпусу и засыпать рудой вентиляцию.
Я побежал в другую сторону. Там должно быть еще интересней. Я могу увидеть выход. Именно это меня занимало больше всего.
От одного края корпуса до другого я бежал сорок минут. Так далеко мне не приходилось еще бегать, и я запыхался. А где вы видели задыхающуюся машину? Надо было предпринять все меры предосторожности. Если кто-то меня в чем-то заподозрит, он не станет спрашивать, разрешил ли мне инструктор бегать по всему Корпусу. У меня нет рта, и я не смогу объяснить ему, что не ослушался ничьих приказов.
А может, мое сердце заколотилось не от длительной пробежки, а оттого, что я, наконец, увидел выход. Это была металлическая дверь, которая словно впаяна была в стену. Рядом была небольшая коробочка на стене. И я понимал, что эту дверь открыть может не каждый. На коробочке был нарисован ключ. Значит, надо раздобыть где-то этот ключ, засунуть его в коробочку, и только тогда дверь сможет открыться.
