Светлана Бондаренко - Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до "Трудно быть богом": черновики, рукописи, варианты.
Посетитель неуверенно засмеялся, потом наклонился вперед, пытаясь разглядеть лицо лежащего.
— Слушай, Витя, ты, может, думаешь, тебе вредно разговаривать? Наоборот — мне все врачи говорят, расшевелите вы его!
Он-де с нами говорить не хочет. Ты говори, говори, Витька, это тебе полезно.
Лежащий снова шевельнулся под одеялом:
— Понимаешь… Ты не думай… Я не… не нездоровый… То есть… Словом… Я хорошо себя чувствую, но… Не говорить… не гово… говориньетн-ну…
— Что? — Сидящий придвинул свое лицо вплотную к лицу рольного. — Что, что? Повтори, повтори, Витя…
Глаза больного выкатились, остекленели, из сведенного су дорогой рта выскакивали какие-то странные хриплые слова.
Ануо гуанни узна ро дао…
— А, опять, — прошептал посетитель, отшатываясь. Он поспешно, чуть дрожащими руками, вытащил из бокового кармана пиджака плоский блестящий диктограф, включил его.
— Н'наа вуэна нао гоаон'наа…
Голос слабел, задыхался. Подбородок больного опустился, веки упали на расширенные зрачки. Голос смолк. Сидевший подождал еще немного, выключил диктограф и положил его на тумбочку рядом с лампой.
— Витя.
— Мм, — сказал больной. — Видал? И все время, все время я и там, и здесь… Ты понимаешь?
Теперь он говорил тихо, но почти не запинался и не хрипел.
— Ты записывай, записывай все это. И скажи этим кретинам, чтобы разрешили поставить здесь магнитофон — ведь мой, с позволения сказать, бред — это единственное, что доходит оттуда… Ты меня понимаешь, Кристо?
— Это не единственное, Витя… — Кристо помолчал и вдруг выпалил, словно окунулся в ледяную воду: — Есть еще рисунки!
— Что-о! — Больной приподнялся.
— Рисунки, товарищ Комлин! Черт с ними с докторами, они…
— Они считают меня обыкновенным сумасшедшим.
— Да. Они запретили мне это показывать: возвратный процесс, патологический стимул и все такое…
— Где рисунки, покажи! — Комлин быстро поднялся и сдвинул абажур: яркий свет брызнул на его худощавое лицо, бронзовое от загара.
— Ого! — сказал Кристо, роясь в кармане. — А ты не так плох!
— Господи, ну конечно! Давай, давай!
Оба склонились над большой записной книжкой в толстом кожаном переплете.
— Вот. Номер один, — сказал Кристо.
Комлин жадно схватил листок бумаги и поднес его к свету.
Губы его разжались, брови поползли на лоб.
— Да, — сказал он после минутного молчания, — да…
На желтоватом клочке твердые четкие штрихи сливались в чудесную странную картину: пылающий огонь, несколько человеческих фигур у костра, бесформенная глухая чаща вокруг и темное, неуловимо прозрачное ночное небо с четырьмя узкими светлыми серпами, висящими над вершинами леса…
Странное неземное очарование струил этот диковинный пейзаж. Теплый ветер, полный аромата незнакомых цветов, дыхание тех, что сидели у костра…
— Слышишь? — спросил Комлин, чуть шевеля губами.
— Да. Надо только вглядеться внимательно и… и… я не знаю, как это объяснить…
— Я тоже не знаю. Но это можно слышать…
Они надолго замолчали, вглядываясь в чудесное изображение.
— А номер два? — спросил наконец Комлин.
— Это не оконченный рисунок, — сказал Кристо с заметным сожалением. — Ты не успел его закончить — пришел в себя.
— Вновь обрел здравый рассудок, — невесело ухмыльнулся.
Комлин, рассматривая второй листок. — Не пойму, к чему здесь эта башня в джунглях…
— Ты же не успел закончить, Витя, — повторил Кристо.
— Дда-а… — протянул Комлин. — Опять заросли и какая-то явно металлическая башня. Но это — уже день…
Он повертел рисунок в руках и вернул его товарищу.
— Подумать только — это нарисовал я! Ты же знаешь, как я рисую, Кристо?
Он снова откинулся на подушку и закрыл глаза.
— Ты… помнишь это? — осторожно спросил Кристо.
Комлин мотнул головой.
— Нет. Этого я не помню, но…
— Н о.
— Именно, но! — Комлин устроился поудобнее, закинул руки за голову. — Это больше всего похоже на очень яркий сон. Иногда бывает так: идешь по малознакомой улице и вдруг чувствуешь, что все это где-то видел — серые дома, пустой тротуар, лужу посреди мостовой… И потом вспоминаешь — во сне! Или — просыпаешься утром… Уже не спишь, но еще не проснулся совсем и… и… И, понимаешь, рядом — знакомые стены и остатки твоего сна — какие-нибудь люди, или улица, или какой-нибудь забор с объявлениями… Это очень трудно объяснить…
— Да-да! Я тебя почти понимаю…
— В жизни это не играет никакой роли, поэтому у нас нет даже слов, чтобы верно описать такое ощущение. А то, что я испытываю, очень похоже на такое вот состояние.
Кристо тихонько потянулся к диктографу и включил его.
— Вот сейчас, например, я почти здоров. Мои прежние ощущения кажутся сном, и, как всякий сон, они расплывчаты и не поддаются словесному описанию… А бывает, я помню, наоборот: эта палата кажется сном, а я — совсем другой человек — удивляюсь этому странному сну…
(Далее текст отсутствует.]
…ЧЕРНОВИКИ…
Черновики этого рассказа обнаружены на оборотах черновиков «Обитаемого острова» и «Гадких лебедей». Один из ранних вариантов еще называется «Восьмой за полгода», но сюжет уже ближе к окончательному. Собственно, это черновик данного рассказа. Начало в черновике было более длинным и подробным:
Инспектор наконец перестал копаться в бумагах и сказал:
— Н-ну, хорошо. С кого же, собственно, мы начнем?.
— Как вам будет угодно, — сказал Директор Института.
— А вы, товарищ Леман, не злитесь, пожалуйста.
— А я, товарищ Рыбников, не злюсь.
— Ну и отлично, — сказал Инспектор. — Тогда начнем с этого вихрастого мэнээса. Симаков, кажется?
— Как вам будет угодно, — сказал Директор необычайно вежливо. Он передвинул рычажок видеофона и спросил, не глядя на голубоватый экран: — Младший научный сотрудник Симаков вызван?
— Вызван, Иосиф Петрович, — ответил женский голос.
— Пусть войдет.
Инспектор Рыбников сел поудобнее и уставился на большую, обитую стеганой кожей дверь. Дверь дрогнула, приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулся младший научный сотрудник Симаков. Он прочистил горло и, несколько склонившись вперед, осведомился:
— Разрешите?
— А вы, пожалуйста, садитесь, товарищ Симаков, — сказал Инспектор, приветливо кивая. — Вот сюда, пожалуйста. И не стесняйтесь.
— Благодарю вас, — прошептал Симаков.
Он оторвался от дверной ручки, деревянным шагом подошел к директорскому столу и ухватился за толстую спинку черного тяжелого кресла. Кресло было напротив Инспектора. Симаков снова кашлянул и опустился на сиденье, забыв поддернуть узкие серые брюки. Затем он пригладил вихор на макушке, кашлянул еще раз и дрыгнул коленкой, словно собираясь перебросить ногу на ногу, но не решаясь это сделать.
— Мы с вами уже виделись сегодня, — сказал Инспектор,— А теперь я хотел бы задать вам несколько вопросов. Вот вы показывали нам лабораторию. Начальник ее — товарищ Комлин, а вы, кажется, его заместитель и теперь — исполняющий обязанности?
— Да, — сказал Симаков и поглядел на Директора.
Инспектор тоже поглядел на Директора. Директор внимательно изучал пустую, залитую асфальтом и солнцем площадь под окном.
— А не могли бы вы, товарищ Симаков, — спросил Инспектор, — рассказать мне, чем занималась ваша лаборатория последние, скажем, полгода?
— Да, разумеется… — Симаков запнулся и снова поглядел на Директора. — Э-э… Лаборатория выполняла заказ… Э-э… Заказ одного из…
— Виталий Константинович, — проговорил Директор, по-прежнему глядя в окно. — Товарищ Рыбников — инспектор Управления охраны труда при Совете Министров. Он в курсе.
— Да-да, разумеется, — заторопился Симаков. — Лаборатория выполняла заказ Управления межпланетных сообщений.
В сентябре прошлого года нам была предложена исследовательская тема относительно воздействия космического излучения и вообще частиц высоких энергий на психическую деятельность человека. Следовало выяснить несколько вопросов. Какие изменения вызывает такое облучение в сером веществе.
Какие именно участки спектра энергий оказываются наиболее эффективными в смысле воздействия. Каковы внешние признаки поражения коры. Существуют ли достаточно простые методы борьбы с последствиями таких психолучевых травм, и как их предупредить… Вот приблизительно в таком плане.
Симаков наконец решился перекинуть ногу на ногу. Впрочем, он сам этого не заметил.
— Лаборатория выполнила эту тему? — спросил Инспектор, играя карандашом.
— Нет. Еще нет, — озабоченно произнес Симаков. — То есть основные результаты, разумеется, получены, обобщены, готовится доклад, но появилось еще немало любопытнейших проблем. Вот например…
