Роберт Хайнлайн - Чужак в чужой стране
— Очевидно, Ван, — заметил он, — мне не стоит удивляться тому, что вы оба здесь.
— Ну, — отвечал космонавт, — тот, кто регулярно мотается на Марс, пожалуй, сумеет и с туземцами потрепаться, а?
— Стало быть, только поболтать приехали?
— Есть и другие поводы. — Ван Тромп потянулся было к тосту, но тот сам к нему подлетел. — Кормят неплохо, и компания подобралась неплохая.
— Пожалуй.
— Джубал, — позвала мадам Везант, — суп подан!
Вернувшись на свое место, Джубал обнаружил яйца всмятку, апельсиновый сок и другие деликатесы. Бекки похлопала его по бедру.
— Неплохо помолились, братец.
— Женщина, занимайся своими гороскопами!
— Ты мне напомнил, милый, мне нужно узнать точную дату твоего рождения.
— Э-э-э… я родился в течение трех дней, им пришлось вынимать меня по частям.
Бекки ответила неприличным словом.
— Ладно, я и так узнаю.
— Но мэрия сгорела, когда мне было три года, ты ничего не найдешь.
— У нас свои методы. Спорим?
— Не выводи меня из себя, а то окажется, что ты не такая уж взрослая, и я тебя отшлепаю! Как дела, девочка?
— А тебе как кажется? Как я выгляжу?
— Здоровой. Слегка пошире в нижней части. Волосы подкрашиваешь.
— Вот и нет. Я перестала пользоваться хной много месяцев назад. Присоединяйся, братец, и мы быстренько избавим тебя от белой каемочки. Пусть растут, как трава на газоне.
— Бекки, я не собираюсь молодеть. Я дошел до своего упадка и разрушения тяжелым путем — и собираюсь этим сполна насладиться. Перестань трещать, дай мужчине поесть.
— Да, сэр, старый козел.
Джубал собирался уйти — и тут вошел Майк.
— ОТЕЦ! О Джубал! — Майк обнял и поцеловал его.
Джубал мягко отвел его руки.
— Веди себя соответственно возрасту, сынок. Сядь, поешь. Я посижу с тобой.
— Я пришел не для того, чтобы завтракать, я искал тебя. Пойдем поищем, где нам поговорить.
— Хорошо.
Они перешли в пустую гостиную, Майк тащил Джубала за руку, словно перевозбудившийся мальчик, встретивший наконец своего любимого дедушку. Выбрав для Джубала большое кресло, Майк растянулся рядом на кушетке. Они были в той стороне крыла, на крыше которой находилась посадочная площадка. Высокие стеклянные двери открывались прямо на нее. Джубал поднялся, собираясь подвинуть кресло, чтобы свет не бил в глаза, и с легким неудовольствием обнаружил, что кресло подвинулось само. Конечно, контроль на расстоянии сберегает время (и не надо тратиться на прачечную, его рубашка, вчера запятнанная соусом от спагетти, сегодня была такой чистой, что он снова ее надел), и, конечно, лучше управляться с предметами так, чем с помощью механических приспособлений. Тем не менее Джубал не привык к телепатическому контролю, осуществляемому без проводов и волн; его это потрясло так же, как повозки без лошадей поражали смирных приличных лошадок в те годы, когда Джубал только появился на свет.
Вошел Дюк, принес бренди.
— Спасибо, Каннибал, — сказал Майк. — Ты наш новый дворецкий?
— Ну, кому-то же приходится этим заниматься, Чудище. Все, у кого есть мозги, пыхтят над свежей записью.
— Ну, через пару часов они закончат, и ты можешь вернуться в привычную грязь и похоть. Дело сделано, Каннибал. Пау. Тридцать. Конец.
— Весь чертов марсианский язык — за один раз? Чудище, пойду-ка я проверю, не перегорели ли те, кто там трудится.
— О нет! Это лишь первичное знание. Мой мозг пуст, как пустой мешок. Высоколобые ученые, вроде Махмуда, еще лет сто будут летать на Марс, чтобы выучить то, чего я никогда даже не знал. Но я все же провернул работенку: шесть недель субъективного времени за утро, часам эдак с пяти утра или когда там мы все прервались, чтобы принять участие в церемонии. А теперь самые прилежные и сильные могут закончить дело, пока я тут поваляюсь. — Потянувшись, Майк зевнул. — Отлично. Кончишь дело — всегда чувствуешь себя хорошо.
— Да ты примешься еще за что-то, прежде чем закончится день! Босс, этот марсианский монстр не способен смириться и успокоиться. Он впервые за два месяца позволил себе расслабиться, ему бы записаться в «Ассоциацию анонимных трудоголиков». Или вы бы навещали нас почаще. Вы на него положительно влияете.
— Упаси Господь!
— Убирайся, Каннибал, и перестань врать.
— Врать, еще бы. Ты же превратил меня в правдолюбца, не могу соврать, даже если захочу, и как же это мешает… — Дюк вышел.
— Поделимся водой, отец, — поднял бокал Майк.
— Пей глубоко, сын.
— Ты есть Бог.
— Майк, от других я это стерплю, но ты-то перестань возводить меня в ранг Бога. Я ведь знаю тебя с тех пор, как ты был «всего лишь яйцом».
— О’кей, Джубал.
— Так-то лучше. И когда же ты научился пить по утрам? Начнешь в твоем возрасте — желудок будет ни к черту. И не доживешь до старости, не станешь счастливым дряхлым пьянчужкой вроде меня.
Майк поглядел на свой бокал.
— Я пью, когда нужно разделить воду. На меня оно не производит действия, на других тоже, разве что нам самим захочется. Однажды и я позволил спиртному подействовать на меня, пока я не отключился. Странное ощущение, не благо, я так грокаю. Словно на время выходишь из телесной оболочки, но только она по-прежнему на тебе. Могу добиться сходного эффекта, просто впадая в транс. Это куда лучше, и потом ничего не надо чинить.
— Экономично.
— Да, за выпивку нам почти не приносят счетов. Между прочим, содержание целого Храма обходилось нам дешевле, чем тебе твой дом. Не считая первоначального вложения капитала да замены реквизита, мы тратились лишь на кофе и пирожные, а развлекались сами. Нам так мало было нужно, что я не знал, куда девать поступавшие деньги.
— Зачем ты тогда собирал пожертвования?
— Что? О, с них необходимо брать деньги, Джубал. Лопухи не желают смотреть, если представление бесплатное.
— Я-то знал, да вот думал, усвоил ли и ты этот урок.
— О да, я грокаю лопухов, Джубал. Сначала я читал проповеди бесплатно. Не срабатывало. Нам, людям, необходимо добиться значительного прогресса, прежде чем мы научимся принимать дары и ценить их. Они ничего не получают бесплатно вплоть до Шестого Круга. К тому времени они уже умеют принимать дары… что куда сложнее, чем давать.
— Х-м-м-м… сынок, может, тебе следует написать книгу о психологии человека.
— А я написал — по-марсиански. У Махмуда есть записи. — Майк неспешно, с наслаждением сделал глоток. — Да, мы немного выпиваем. Некоторым — Свену, Саулу, мне, еще немногим — даже нравится. Я научился делать так, чтобы эффект был совсем небольшой, задерживаю его и достигаю эйфорического сближения. Очень похоже на транс, но не нужно отключаться. — Он сделал еще глоток. — Вот этим я и занимаюсь с утра: позволяю возникнуть легкому теплу, свету — вот так — и я счастлив здесь рядом с тобой.
Джубал внимательно изучил его лицо.
— Сынок, что-то давит тебе на мозги.
— Да.
— Хочешь обсудить?
— Да. Отец, мне всегда хорошо с тобой, это большое благо даже тогда, когда меня ничто не беспокоит. Но ты — единственный человек, с кем я могу говорить, зная: ты грокнешь — и не будешь ошеломлен. Джилл… Джилл всегда может грокнуть, но если мне больно, то ей еще больнее. И с Доун так. Пэтти… ну, Пэтти всегда уничтожает мою боль — принимая ее на себя. Слишком легко причинить им боль чем угодно, что я еще не грокнул и не взлелеял, прежде чем поделиться с ними. — Майк глубоко задумался. — Требуется исповедь. Католикам это известно, у них есть целый корпус сильных, тех, кто способен выслушивать исповеди. У фостеритов приняты общие исповеди, выслушают, обсудят вместе и таким образом становится легче. Мне тоже нужно ввести исповедь на ранней стадии очищения. У нас они существуют, но происходят спонтанно, когда пилигримы в них уже не нуждаются. Для этого нам необходимы сильные мужчины, «грех» редко связан с подлинной неправильностью, но ведь грех — это то, что сам грешник считает грехом, и если вы грокаете вместе с ним, вам тоже бывает больно.
Майк убежденно продолжал:
— Благо — еще недостаточно, благо само по себе — этого всегда мало. В том была моя первая ошибка, потому что у марсиан благо и мудрость тождественны. Но у нас не так. Возьми Джилл. Когда мы встретились, ее «благо», доброта, было совершенным. Тем не менее внутри все было так перемешано… я чуть не погубил и ее, и себя, прежде чем мы сумели разобраться. Ее бесконечное терпение (такое необычное на этой планете) — вот что спасло нас… пока я учился быть человеком, а она учила все то, что знал я.
Нет, благо само по себе недостаточно, требуется холодная непоколебимая мудрость, чтобы достичь добра. Благо без мудрости почти всегда ведет ко злу. — Майк трезво добавил: — Вот почему ты нужен мне, отец. Я люблю тебя. Мне необходима твоя мудрость, твоя сила… Я должен исповедоваться.