Песах Амнуэль - Тривселенная
— Теперь лишь ты можешь ответить на этот вопрос, — сказал Минозис. — Я не знаю, что произошло с тобой во Вселенной, где нет материи. Мы ничего об этом мире не знаем, кроме того, что он ДОЛЖЕН существовать. Ты восстановил свою память, более того, ты помнишь сейчас и то, чего не мог помнить, уходя. У тебя есть ответ на главный вопрос мироздания. Ты знаешь. Мы — нет.
— Сколько времени прошло после того, как ты уничтожил меня на полях Иалу? — спросил Миньян.
— После? — усмехнулся Минозис. — Ты еще не ушел, но ты уже вернулся. Только ты можешь помочь мне сразиться с тобой на полях Иалу. Ты вернулся. Помоги себе уйти.
Резким движением Минозис выдернул себя из круга. Подойдя к Голему, он кистью руки стер со лба глинянного исполина букву «алеф».
Миньян подался вперед, Чухновский и Абрам отделились от группы и приблизились к монстру, застывшему в нелепой позе, когда имя его сократилось на одну букву. Буква эта, точнее — идея буквы, мысль о ней, висела в воздухе на уровне груди раввина, он мог взять ее — а взяв, непременно получил бы возможность управлять жизнью и смертью глиняного существа, созданного, конечно, не в лаборатории Бен-Бецалеля, а мысленным усилием Минозиса или кого-то из его коллег.
— Ну же, — подтолкнул Чухновского Ученый. — Ты знаешь, что делать.
Чухновский действительно знал это. Миньян это знал — в его сознании сложилась мозаика воспоминаний, мозаика общих представлений и те идеи, что он вынес из Третьего мира. Миньян вздохнул — впервые после возвращения его легкие наполнились воздухом, а сердца забились в унисон, будто синхронизованные движением времени, — и Чухновский протянул наконец ладонь и положил в нее то, что символизировала буква «алеф», а ладонь поднес ко рту, будто хотел съесть символ, и лишь в последнее мгновение передумал: буква растаяла в его ладони, а содержавшийся в ней смысл перетек в сознание Миньяна.
Минозис широко улыбнулся. Легкой походкой он подошел к длинному столу, уставленному алхимической аппаратурой, и сел на его край, будто учитель, только что задавший ученику сложную научную задачу и ожидавший теперь правильного решения.
— Битва на поле Иалу, — сказал Миньян. — Поле выглядело сожженным, когда я вернулся. Это было поле ПОСЛЕ сражения. Я не мог вернуться раньше, чем ушел.
— Ты хочешь, чтобы я непременно разъяснил тебе этот небольшой парадокс? — улыбнулся Минозис.
— Закон Бортана! — воскликнул Ормузд, на мгновение перетянув к себе сознание Миньяна. Он сразу отступил, но переданное по мысленной цепочке решение больше не требовало разъяснений.
— Именно так, — кивнул Минозис. — Время лишь там является простой последовательностью событий, где материя не способна переходить в состояние духа. Ты мог бы понять это тогда, когда для достижения своей цели Ариман направил стрелу времени в прошлое и приложил свою ладонь к груди человека, жившего двумя столетиями раньше. Или когда пытался убить себя прежде, чем был готов к уходу. Авария на трассе перед встречей с Натальей Раскиной…
— Похоже, — сказал Миньян, — ты знаешь обо мне гораздо больше, чем мне казалось при нашей прежней встрече.
— Сейчас я знаю о тебе все, — пожал плечами Минозис. — Я же был тобой. Должен сказать, что это трудно для одиночного разума.
— Если ты все знаешь, — заявил Миньян, — то имеет ли смысл наша встреча на полях Иалу и твоя победа?
— И опять ты неправ, — сказал Ученый. — Если говорить об информации, то смысла в сражении нет, поскольку я уже знаю все то, что знаешь ты. Подумай, однако, сам: время может иметь несколько измерений, но причинно-следственные связи все равно остаются основой всякого многомерного движения. Причина может предшествовать следствию, как это всегда бывает в линейном времени материального мира. Причина может возникнуть одновременно со следствием, после него или даже в другом пространственно-временном слое, но причина должна быть всегда. Твое появление в Третьем мире создало множество следствий, в том числе и для твоей материальной Вселенной. Ты хочешь погубить свой мир вместо того, чтобы спасти?
— Не весь я, похоже, родился в материальном мире, — заявил Миньян. — Что скажешь об Ормузде и Антарме?
— Почему об этом должен говорить я? — удивился Ученый.
Миньян наклонил головы и принял встречный вопрос, ставший очевидным и ожидаемым ответом.
Ормузд посмотрел в глаза Ариману, Антарм встретился взглядом с Виктором, мысли соприкоснулись и открылись. Даэна встала между мужчинами, образовался почти равносторонний пятиугольник, и воспоминание, хранившееся в их общей генетической памяти, всплыло из глубин подсознания.
Энергия этого воспоминания дала о себе знать даже прежде, чем образ был воспринят и понят. Воздух комнаты будто раскалился и начал светиться. Минозис сделал шаг и застыл в нелепой, казалось бы, позе — наклонившись вперед, Ученый полулежал на уплотнившемся воздухе, будто на невидимой подушке.
Миньян сгруппировался, образовав круг, в центре которого оказался лишенный возможности двигаться Ученый. В сгустившемся до осязаемости воздухе комнаты возник участок поля Иалу — тот, где в мир пришел Ариман.
Он и сейчас был здесь, обнимая Даэну, а рядом стоял мальчишка Ормузд, и неожиданно из мрака, будто из-за кулис импровизированной сцены, возникли тени, мгновением спустя сформировавшие раввина Чухновского и Абрама Подольского. Генрих Подольский появился об руку с Натальей Раскиной, а с краю, будто неприкаянные, но равно необходимые, уже проявлялись Антарм, Виктор и Влад. Метальников рвался в бой — похоже, только он один и понимать ничего не хотел, его вела ситуация: на него и его друзей нападали, он должен был защищаться, и если придется, то пожертвовать собой.
«Ты видишь теперь?» — спросил Ормузд, Учитель, так хотевший научить Аримана добру — природным законам, управлявшим этим миром.
«Вижу, — пробормотал Ариман. — Поздно, Ормузд. Что сделано, то сделано. К тому же, мы проиграли».
Это было не так. Память будущего Миньяна, вспрыснутая в пространство-время Второй Вселенной, лишь ненамного ускорила бег времени, а Ученые, не сумев удержать Аримана и его воинство в камере купола, использовали другое средство — впрочем, разве это сделали они?
Миньян боролся сам с собой, Минозис лишь наблюдал за этим процессом.
«Барух ата адонай»… — это был голос Виктора, странно звучавший под куполом поля Иалу, а голос раввина Чухновского повторил:
«Благословен будь, господь наш»…
Миньян боролся сам с собой — и победил.
Глава восемнадцатая
Минозис сидел на краешке стола и покачивал ногой, на которой то появлялась, то исчезала тяжелая кожаная туфля — сначала Миньян решил было, что подобное впечатление производит странная игра света и тени, но Ариман подумал, Ормузд согласился, а остальные приняли во внимание, что для Ученого это была игра — так Виктор, разговаривая с посетителями в прошлой жизни, любил подбрасывать в правой руке тяжелый металлический шарик. Игра Минозиса не то чтобы раздражала, но отвлекала — особенно остро реагировал Влад с его сугубо практичным подходом к реальности.
— Хорошо, не буду, — улыбнулся Минозис, поймав взгляды Миньяна, и во время дальнейшего разговора нога Ученого оставалась босой.
— Уничтожая меня на поле Иалу, — сказал Миньян голосом Аримана, — ты знал уже, что мне доведется попасть в Третий мир и вернуться назад? Это было твоей целью?
— Только ли моей? Ты сделал это с собой сам. Впрочем, конечно, мы, Ученые, предвидели то, что случится, потому что такого развития событий требовали законы природы.
— Мне не известны такие законы! — воскликнул Миньян голосом Ормузда.
— Конечно, — легко согласился Минозис. — Ты изучал физику мироздания так, как ее изучают Учителя: достаточно глубоко, чтобы понимать преподаваемую дисциплину, но слишком поверхностно, чтобы заниматься исследовательской работой. Особенно — работой по спасению Тривселенной, важнее которой нет ничего во всех мирах.
Миньян переглянулся и сказал голосами Аримана, Генриха и Раскиной:
— Я знаком с этой идеей. Она зовется Спасителем, и кроме него был еще Вдохновенный-Ищущий-Невозможного, но потом из него возникла Вдохновенная-Любовь-Управляющая-Вселенной.
— Ты говоришь о тех, кто живет в Третьем мире? — с интересом спросил Минозис и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Полагаю, что да. В духовном мире обязаны существовать разумные идеи, как в нашем сущестуем мы, и как в твоем мире существует человечество.
— Ученый, — сказал Миньян голосами Ормузда и Антарма, — ты уже не в первый раз говоришь обо мне, как о существе, пришедшем из Первой Вселенной. Весь ли я пришел оттуда?
Минозис некоторое время молчал, переводя взгляд с Антарма на Ормузда. То ли Ученый пытался правильно сформулировать уже имевшееся у него знание, то ли раздумывал над вопросом, ранее не занимавшим его внимания.
