Влада Воронова - Ратоборцы
Линда села рядом с ним.
— Мне действительно всё равно как тебя зовут. Чижик ты или Вячеслав, ты в первую очередь мой друг. И… — она на мгновение запнулась и тряхнула головой, прогоняя лишние слова, — и как тебя дома называли? Вячеслава пока выговоришь…
— Славян. Или Слав. Как хочешь, мне всё равно.
Линда немного подумала.
— Славян тебе подходит гораздо больше, Слав звучит как-то холодно и официально.
— Спасибо, — ответил ей Славян, пожал пальцы. Коротко, быстро глянул на Мельеса и опять опустил глаза, принялся рассматривать трещины на асфальте. Линда обожгла Мельеса острым злым взглядом и придвинулась ближе к Славяну. Мельес едва заметно улыбнулся и сел рядом со Славяном.
— Знаешь, — сказал он как ни в чём ни бывало, — если спустя столько времени Декстр тебя так вдруг узнал, то это значит, что все кодировки, вложения и оморочки Весёлого Двора исчезли. Ты можешь спокойно вернуться домой и не бояться, что ночью у тебя что-нибудь в голове перемкнёт, и ты зарежешь братьев или подпалишь Совещательные Палаты.
— Я тоже так думаю, — кивнул Славян. — Но всё равно сначала надо лабиринт пройти. А до него ещё четыре месяца!
— Не обязательно. Ты можешь подать прошение магистру, чтобы тебе разрешили пройти лабиринт досрочно. Статьи 7 и 8 «Уложения о рыцарских посвящениях».
— При условии, что магистр захочет возиться.
— Захочет, — сказал Мельес. — Тут ничего трудного нет, разбудить лабиринт сможет любой подмастерье волшебника. Другое дело — пройти.
— Да и пройти тоже, — ответил Славян. — Я ведь объяснял, лабиринт сделан на основе заклинания потёмочной смерти и хоровода иллюзий. Хелефайское волшебство. Но поскольку делали его волшебники-человеки, основой выбрали обычную классическую оморочку. Преодолевать её нас учили. Потёмочная смерть соткана из твоих собственных страхов, игры твоего воображения, поэтому всё, что надо — сосредоточиться на каком-нибудь очень приятном воспоминании. А иллюзия — вообще ерунда, болтается по комнате фигня ну и пусть себе болтается, просто не обращать внимания.
— Просто тому, кто в Весёлом Дворе побывал, — зло сказала девушка.
— Линда! — возмутился Мельес.
— Всё нормально, — накрыл его руку ладонью Славян.
— Извини, — сказала Линда. — Просто я очень боюсь лабиринта. Так боюсь, что ноги подкашиваются.
— Я тоже, — ответил Славян.
— Ты?! — изумилась Линда. Мельес глянул недоверчиво.
— Да, — спокойно и твёрдо ответил Славян. Сказал так, что они поверили.
— Я с тобой пойду, — решила Линда. — Вдвоем будет не так страшно. Да и магистр легче согласится разбудить лабиринт ради двоих, чем ради одного. Прошение завтра пишем?
— Нет. Через неделю. Мне кое-какие дела надо доделать.
— Пусть так, — согласилась Линда и спросила Мельеса: — Ты с нами или до сентября ждать будешь?
Мельес покраснел, смущённо опустил глаза.
— Я вообще не иду в лабиринт. Я подал прошение об отставке. Сегодня днём, когда ходил в управу за сводкой.
— И говоришь только сейчас, и то по случайности! — возмутилась Линда.
— Почему ты уходишь, Рене? — Славян смотрел на него с сочувствием — что бы ни произошло, а такое решение потомственному рыцарю далось очень тяжело.
Мельеса сочувствие взбесило.
— Ты ещё спрашиваешь?! — он вскочил со скамейки, встал перед Славяном. — После того, как столько времени твердил о том, какая мерзость любая война, ты ещё спрашиваешь, почему?! — Мельес перевёл дыхание, заставил себя говорить размеренно и спокойно. — Орден превращается в свору убийц. Война оправдана только в одном случае — когда ты защищаешь свой дом, свою землю от захватчиков. В любом другом случае ты сам становишься убийцей! А что собирается защищать орден в грядущей войне? Ради чего будут убиты люди, разрушены дома, сожжены музеи и библиотеки? За что мир должен платить такую цену? Не знаешь… Я тоже не знаю. Только потому, что у Соколов оказалось на горсть магии больше, чем у нас. Но ведь равновесие можно восстановить и без войны. Без смертей и разрушений. Эта война будет преступной, Славян. И главными преступниками станут Ястребы, потому что именно они начинают бойню. Собираются разрушать во имя своих амбиций, своего тщеславия и трусости… — Мельес сел на скамейку, облокотился на колени, спрятал лицо в ладонях. — Мы столько веков называли себя защитниками добра и Света, а Соколов — порождением Тьмы, злотворителями. — Он судорожно вздохнул. — А на самом деле и Соколы, и Ястребы — одно и то же. Наш орден предал себя, давно уже предал, смешал с дерьмом и грязью всё, ради чего его создавали — честь, достоинство, благородство, милосердие… Я не хочу, не могу и дальше оставаться в ордене, я не хочу валяться в грязи!
Плечи у Мельеса дрожали.
— Ты очень смелый, — тихо сказал Славян. — И честный. А главное — очень сильный. Я не мог бы отказаться от ордена, если бы в нём родился. Не смог уйти, разорвать всё былое, бросить всё, чем жил столько лет.
Мельес едва слышно рассмеялся — с болью и тоской.
— Славян, да, ты не стал бы уходить. Ты бы просто изменил орден, сделал его другим. — Он убрал ладони, поднял на Славяна обожжённые сухими слезами глаза. — Но тебе все наши древние игрушки безразличны.
— Куда ты теперь? — спросила Линда.
— В Исландию, к приятелю, — ответил Мельес. — Он писал, что у них легко устроиться работать в детский дом, преподавателей не хватает. Я могу вести основы волшебства или физкультуру. Хочу поработать с подростками, может, хоть один из класса будет не мелким воришкой или наркоторговцем, а нормальным людем. Смелым, честным, добрым и самостоятельным. Таким, что может ходить без костылей, ни на ком не виснуть. Тогда можно будет сказать, что жизнь прожил не зря.
— Серьёзное заявление, — ответил Славян. — Думаю, ты сумеешь научить быть людьми очень многих.
— Увидим.
— А почему Исландия, почему не Франция? — спросила Линда.
— Я устал от солнца.
Линда кивнула, немного помолчала, подумала и сказала:
— Я остаюсь в ордене. Попробую хоть что-то изменить. Должен ведь кто-то начать. Есть одна идея, получится — Ястребы ещё небезнадёжны. А нет — покойника уже ничего не исцелит.
— Пошли отчёт писать? — спросил Славян.
— Идём, — поднялась Линда.
— Рене, — попросил Мельеса Славян, — пока ты ещё наставник, сделай мне на завтра увольнительную или командировочное предписание в Белую Рыбу.
— Что тебе там так срочно понадобилось? — удивился Мельес.
— Надо доделать те самые дела, о которых я говорил.
— Ладно, будет тебе предписание. А сейчас идём отчёт ваять.
* * *Вальтер положил на ладонь Славяна кольцо-возвратку.
— Привязана к рабочему двору конюшен Таслоса в Тулиаре. Там легко найти работу, снять койку в приличной ночлежке. И платят неплохо, ты быстро наберёшь денег, чтобы до материка доехать.
— Спасибо, — Славян надел кольцо. Они стояли у окна в гостиной Вальтерова дома, смотрели на закат.
— Возвратка по Соколиному стандарту, перемещает боевую пятёрку в полном снаряжении.
— Вряд ли понадобится такая мощность.
— Кто знает, — ответил зомбак.
Славян взял лежащий на кресле пакет, достал два серебряных ожерелья-оберега, мужское и женское.
— Это тебе и Алисе. Ментальная защита.
— Ты с ума сошёл! — возмутился Вальтер. — Сколько они стоят?
— Нисколько, Ястребы не в курсе, что я на складе побывал.
— Славян, ты точно спятил.
— Они готовили диверсанта, вот диверсанта и получили. А это отдай Кармеле. — Славян положил на подоконник резную шкатулку с гадальными бирками. — И скажи, что я ей очень благодарен. На всю жизнь. Если бы не она, я никогда не смог бы вернуться домой.
— Сегодня четвёртое июня, — сказал Вальтер. — Ровно год, как тебя нашли на берегу. Даже время совпадает — закат.
— Я должен уехать, Вальтер. Мой дом не здесь.
— Да, я знаю. И знаю, что мы никогда больше не увидимся.
— Всё может быть, может и увидимся.
— Нет, — покачал головой зомбак. — Но я очень рад, что тебя выбросило именно в Белую Рыбу, а не Пять Пальм или Сент-Луизу.
— Я тоже.
— Когда у тебя испытание? — спросил Вальтер.
— Послезавтра.
— Удачи.
— Спасибо. И прощай, Вальтер. — Славян пожал ему плечо и ушёл.
А зомбак долго смотрел ему вслед и после того, как человек скрылся из виду.
* * *Салливан третий раз перечитал прошение Декстра об отставке.
— Вы уверены, генерал? — С того дня, как Декстр перестал быть его учеником, Салливан обращался к нему только на «вы» и по званию.
— Да, магистр. — Декстр держал стойку «смирно» и глаза от разъярённого до ледяного спокойствия Салливана не отводил. — Орден собирается погубить как себя, так и мир. Я не стану в этом участвовать.
