Влада Воронова - Ратоборцы
Салливан не ответил, просто не знал, что отвечать тому, кто понял его лучше, чем Салливан сам себя понимает. Кто, пусть и на несколько минут, стал его учителем.
— Тебе надо немного побыть одному, — сказал Декстр. — Я скажу адъютанту, что ты очень занят, и чтобы не совался к тебе, пока сам не вызовешь.
Декстр поднялся, пошёл к двери.
— Это всё, что ты хотел мне сказать? — бросил вслед Салливан.
— Да, — твёрдо ответил Декстр. — Хотя… Твой нынешний ученик, Александр. Он ведь ещё ребёнок, Мартин, всего-то тринадцать лет. Не бойся быть с ним хоть немного посердечнее. Ни твоего авторитета, ни его уважения это ни чуть не умалит, скорее наоборот.
Декстр ушёл. Салливан посмотрел ему вслед и спрятал лицо в ладонях. Подумать действительно было над чем.
* * *А на скамейке у дверей управления сидел Бродников и лениво переругивался с дежурным капралом.
Как заставил себя подойти к нему, как приказал курсанту Чижику отправляться на занятия, а за неимением таковых — в курсантскую комнату отдыха, Декстр не помнил. Знал только одно — Бродникова он не выдаст никогда. Просто потому, что за много десятилетний Бродников первый, кто видел в нём живого людя, а не вещь — ученика, учителя, бойца спецподразделения, генерала, идеально эффективный и очень опасный инструмент. Первый, кто сразу и безоговорочно признал его право думать и чувствовать так, как ему, Декстру, хочется. Первый, кто признал равным себе. Декстр и представить не мог, как это замечательно — говорить с равным. Не падать на колени, не смотреть сверху вниз на склонённую спину, а видеть глаза собеседника. На столь драгоценный дар надо отвечать достойно.
Делать до конца дня было нечего, и Декстр пошёл в свой любимый ресторанчик близ крепости, заказал красное вино и пиццу.
— Пауль, — окликнул его Кохлер, — а ты что, не в карцере?
— Логика, — фыркнул Декстр. — Сам подумай, что мне там делать?
По мнению Кохлера, в карцере Декстра дожидались множество интереснейших занятий, например, думать, снимут с него погоны сегодня или завтра, но вслух он ничего не сказал.
— Как Ройс? — спросил Декстр.
Кохлер сел за столик.
— Нормально. Залил на радостях в себя бутылку рома за твоё здоровье, а морячки Каньчинской отволокли его отсыпаться в их казармы, от магистерских глаз подальше.
— Правильно, — кивнул Декстр, — нечего ему сегодня светиться.
— Пауль, — перешёл на деловой тон Кохлер, — ты погоняй своих ребят поосновательнее, им в октябре серьёзная работа предстоит.
— А именно?
— Доставить «Полночный Ветер» сюда, в крепость.
— Очень смешно, — буркнул Декстр.
— Я не шучу. Это приказ гроссмейстера.
— И тебе сказали, зачем? — напряжённо спросил Декстр.
— Разумеется. А ты сам не догадываешься?
— Харакири делать всем личным составом округа, по очереди.
— Я серьёзно, — ответил Кохлер.
— Я тоже. Ни на что другое меч Тьмы нам не пригодится.
— Пауль, брось, — начал заводиться Кохлер. — При Оуэне Беловолосом Соколы были готовы из шкуры вылезти, лишь бы заполучить «Солнечный Вихрь», хотя вроде бы им, приверженцам тёмной магии, меч Света ни к чему. — Он смотрел прямо в зрачки Декстра. — Сила есть сила, Пауль. Безвольная, бездумная. Она будет воплощать наши думы и нашу волю. Не забивай голову древними сказками. Орден должен восстановить былое величие, и с «Полночным Ветром» мы его вернём.
— С «Полночным Ветром» мы окончательно погубим орден. Меч надо уничтожить.
— И утратить силу, — зло сказал Кохлер. — Отказаться от величия.
— Величие мы обретём и так, — не согласился Декстр. — Сейчас мы переживаем упадок, всё верно, но сколько их было? А орден всегда восстанавливался. Пока мы контролируем волшбу, всевластию ордена ни что не может помешать. Орден уже восстанавливается. Даже зомбаки начали посматривать на нас с симпатией. Нам придётся немного измениться, но ничего страшного, за пять тысяч лет орден нередко менял окраску, но суть оставалась неизменной. Ференц, могущество скоро вернётся. Оно уже возвращается.
— Всё верно, — ответил Кохлер, — но на это уйдут многие годы — пять лет, десять. Зачем столько ждать, когда можно получить всё сразу?
— Вот именно, что всё. В том числе и гибель.
— Брось, мы волшебники, а не простеньское быдло, — сказал Кохлер. — А гроссмейстер не безземельный дворяньчишко Оуэн. И магистр, твой, кстати, учитель, не полудурок Конрад Лотарингский. — Разведчик смерил геометрика мрачным взглядом. — Так что бросай свои глупые суеверия и займись курсантами.
Кохлер ушёл.
Декстр ковырнул пиццу и бросил вилку. Есть не хотелось. В ушах отчётливо звучали слова Мельеса «Орден нас предал».
* * *Мельес и Линда ждали Славяна на «перекурном пятачке» близ учебного корпуса.
— Ну и что тебе надо был так срочно? — хмуро спросил Мельес. — Нам в шесть отчёт по артефактам сдавать, а уже три. И ничего ещё не готово.
— Завтра в восемь сдадим, — легкомысленно отмахнулся Славян. — Всё равно до полудня генерал о нём и не вспомнит, других забот хватает.
— Сдадим? — переспросила Линда. — Ты что, помогать нам собрался?
— Других забот? — насторожился Мельес. — Что произошло?
— Отвечаю по порядку. Разумеется, помогать вам буду, в «четвёрке» на отработки в одиночку не ходят. Не знаю, как в крепости, но у Декстра новостей мешок, в данное время он обдумывает их в «Танцующей акуле» на пару с Кохлером. А нет, — глянул поверх кустов Славян, — Кохлер в управу идёт.
Они пригнулись, переждали, когда генерал свернёт к управлению.
— Ну так в чём дело? — нетерпеливо спросил Мельес.
Славян кивнул на скамейку.
— Пошли сядем. Такое лучше слушать сидя.
Мельес и Линда глянули на него с любопытством.
— Значит так, — проговорил Славян. Начать было неподъёмно трудно. — Иван Чижик имя не настоящее.
Особого впечатления признание не произвело.
— Бывает, — только и сказала Линда. Мельес кивнул.
— Теперь почему я молчал, — тяжело, словно карабкался в гору, говорил Славян. — Нельзя, чтобы отец и братья знали, что я жив. До тех пор, пока я твёрдо не буду уверен, что мне можно вернуться домой, я должен молчать. Тем более нельзя, чтобы Соколы узнали, что я жив. Да и Ястребы… Семья у меня довольно влиятельная, и как заложник я могу стоить дорого. В разных смыслах. Вот поэтому я столько времени молчал.
— Ну так молчи и дальше, — сказал Мельес.
— Нет. Я должен сказать. О таком вы от меня должны услышать, а не от чужих.
— Тебя кто-то узнал? — понял Мелькс.
— Да. Декстр.
— Почти год прошёл, — хмыкнула Линда. — Не очень-то он наблюдателен.
— Главное, что узнал.
— И что теперь будет? — спросил Мельес.
— По всей вероятности — ничего.
— Тогда тебе и говорить ничего не надо, — ответил Мельес.
Линда кивнула, хотя любопытство припекало так, что она даже сидеть спокойно не могла, ёрзала.
— Нет. Если Декстр знает, вы тем более должны. Фамилия моя Бродников, я действительно русский. Имя — Вячеслав, отчество — Андреевич. — Славян перевёл дыхание. Самое главное сказано, дальше будет легче. — Отца зовут Жерар Дюбуа, он фотохудожник. Братьев, точнее, побратимов — Риллавен и Фиаринг. Они хелефайи. Это из-за них я молчал, не хочу, чтобы Соколы или Ястребы могли хоть чем-то уцепить Нитриен… Вы чего? — изумлённо ахнул Славян.
Мельес, а вслед за ним и Линда вскочили со скамейки, скрестили руки на груди и склонились в глубоком поклоне.
— Вы что, обалдели? — Славян поднялся, шагнул к ним.
— Я много слышал о вас, досточтимый, — сипло ответил Мельес. — В крепости нет никого, кто бы не знал о ваших подвигах в Весёлом Дворе. И в вампирских общинах.
— Вы перепутали меня с Хакимом Датьерским, наставник Мельес, — жёстко сказал Славян. — И с Домиником Латирисским. Так что ваше почтение не по адресу.
Мельес и Линда выпрямились, опустили руки.
— Но… — начал было Мельес.
Славян положил руки им на плечи.
— Ребята, ведь ничего не изменилось. Рене, я всё тот же строптивый, склочный и не в меру наглый курсант, которого ты всё-таки научил основам фехтования и зеркалоперехвата. Линда, ты помогла мне перечистить не меньше вагона картошки, не всё ли тебе равно как меня зовут?
— Но… — сказала она.
Славян сел на скамейку, внимательно посмотрел на них.
— Ребята, — он медленно, тщательно выговаривал каждое слово, — если вы скажете, что больше знать меня не хотите из-за того, что я скрывал от вас правду, это будет справедливо. Если станете держаться как можно дальше из-за Соколиных кодировок — это будет разумно. Но если вы разорвёте дружбу только из-за того, что я брат хелефайского владыки, известный ходочанин или ещё чего-то в том же роде, это будет такая несуразица, такая… глупость. Но здесь не мне судить и, тем более, не мне решать. Поступайте, как считаете нужным.
