Евгений Лотош - Корректор. Книга третья: Равные звездам
Карина закончила жевать псевдояблоко, отложила огрызок на скамью и зевнула.
– Надо все-таки выйти перед сном подышать. Душно что-то, – пожаловалась она. – Вроде и дождь весь день лил, а свежести никакой. И давит как-то – давление меняется, что ли? Ты не помнишь, те, с автоматами, нас уже проверяли сегодня?
– Один прямо сейчас напротив дома дежурит. Днем встал, я видела, когда мы с Тамшей за водой к роднику ходили.
– О! Пойдем позлим гада, – Карина вскочила с топчана, словно и не сидела только что квелая.
– Кара! – предостерегающе произнесла Цукка. – Не лезь к людям. Плохо кончится.
– Вот и Мати так же говорит – не пугай, мол, маленьких! Ладно, не стану приставать к мужчинам, а то еще испугаются и убегут со страху. Но подышать перед сном все равно надо.
Вместе они вышли из хижины, прихватив по большому чешуйчатому фрукту с бороздой по окружности, по которой он легко разделялся на две половинки. Солдат Дракона и в самом деле сидел на корточках в десяти шагах от входа, у глухой задней стены соседнего дома. Он оказался совсем молодым парнишкой – лет семнадцати-восемнадцати, не больше, одетым в мешковатые шаровары и кожаную безрукавку, из-под которой на груди проглядывала небольшая татуировка – схематичное изображение крылатого змея. Завидев Карину, он вскочил на ноги, судорожно сжимая автомат. Даже в стремительно сгущающихся сумерках было видно, что его лицо заметно побледнело.
– Поставили, какого не жалко, – прокомментировала Цукка. – На тот случай, если тебе захочется ему банку оторвать или еще что-то…
Очевидно, парнишка понимал общий, потому что попятился, отчаянно выцеливая Карину автоматом. Его руки тряслись так отчетливо, что ствол оружия ходил ходуном.
– А мне говорила не злить, – укоризненно заметила Карина. – Зачем ребенка пугаешь?
Она быстро пересекла отделяющее ее от солдата расстояние и остановилась на расстоянии вытянутой руки. Мальчик, казалось, балансировал на грани обморока.
– Кара… – предостерегающе сказала Цукка.
– Как тебя зовут? – не обращая на нее внимания, спросила Карина. Солдат дернулся, оступился, зацепился пяткой за торчащий из земли корень – и повис, выронив автомат, в неестественной позе, подхваченный манипуляторами.
– Аккуратнее, а то убьешься ненароком, – посоветовала Карина, придавая ему вертикальное положение и отпуская. – Да не дрожи ты так. Ничего я тебе не сделаю.
– Момбацу сама Карина – великий шаман! – запинаясь, проговорил паренек. – Пожалуйста, не убивай меня! Мне приказали…
– Да не стану я тебя убивать! – Карина почувствовала нарастающее раздражение и постаралась немедленно его подавить. В конце концов, он не виноват, что она устала до потери пульса. – Как тебя зовут?
– К-карим, выс-сокородная сама! – едва выговорил дрожащими губами солдат. – Ор-ранжев-вый клан…
– Есть хочешь?
– А? – казалось, паренек просто не понял, что у него спросили.
– Ты тут с обеда сидишь. Проголодался, наверное. Есть хочешь? – Карина протянула ему зажатый в руке плод, и Карим отпрянул, словно от ядовитой змеи. – Ну, не хочешь – твои проблемы. Вечер уже. Ты нас проверил? Проверил. Можешь топать к своим и доложить, что мы на месте. Беги давай.
Не отрывая от нее взгляда, паренек попятился, медленно поднял с земли автомат, после чего развернулся и со всех ног, мелькая босыми пятками, бросился бежать по тропинке между домами.
– Меня упрекаешь, что пугаю, а сама-то! – фыркнула Цукка. – Ишь, благотворительница нашлась! "Есть хочешь?" – передразнила она. – О, смотри, Тамша топает!
Деловито спешащая Тамша, которую они уже научились узнавать даже с закрытым лицом по узору на кубале, и в самом деле вынырнула из сумерек. В одной руке она держала большой кусок чего-то белого и угловатого, а в другой – пакетик из чего-то вроде желтой тростниковой бумаги.
– Находить белый камень! – гордо сказала она. – Господин Мамай давать глина мух. Теперь яйцо не портиться!
– Что давать? – поразилась Цукка.
– Глина мух, – обстоятельно пояснила Карина, разламывая свой плод и вгрызаясь в одну из половинок. По ее лицу потек густой сладкий сок. – Чтобы яйцо не портиться. Тамша, и что с этим добром делать?
Вместо ответа женщина поманила их за собой в хижину. Там она распустила капюшон, зажгла небольшой факел из пропитанного какой-то густой смолой трубчатого стебля, воткнула его в подставку в виде небольшой рогульки на глиняном основании и положила камень и сверток на скамью. Взяв небольшой кувшин, она налила в него воды и вопросительно потыкала в него пальцем:
– Карина сделать воду чистый?
– Сейчас сделаю… Готово. Вода безопасная, можно пить.
– Не пить, – помотала головой служанка. – Яйцо хранить. Белый камень крошить, вода яйцо хранить.
Она взяла белый камень со скамейки, извлекла откуда-то из-за лавки крупный кусок чего-то вроде гранита и начала тереть их друг о друга над кувшином.
– А камень, похоже, известняк, – Цукка приблизила любопытный нос к кувшину и чуть не получила по нему камнем, когда Тамша не рассчитала усилий. – Он же известь обыкновенная негашеная. Кара, а ведь я припоминаю что-то насчет хранения яиц в известковом растворе.
– Никогда не слышала, – удивилась Карина. – Тамша, ну-ка, дай мне, быстрее получится. Сколько крошить? Все?
Она забрала известняк из рук женщины и вопросительно посмотрела на нее.
– Столько, – показала та пальцем. Карина манипулятором превратила указанный кусок в мелкую пыль, просыпавшуюся в воду.
– Хорошо, – кивнула Тамша. За прошедшее время она уже совершенно привыкла к способностям Карины и перестала шарахаться от нее, когда та занималась "колдовством". – Теперь яйцо мазать глина мух, в воду ложить.
Она развернула бумажный сверток и извлекла на свет плотную желтую субстанцию, оказавшуюся пчелиным воском. Взяв из кучки яиц одно, она несколькими быстрыми движениями натерла его воском и опустила в воду. За первым яйцом последовали и остальные. Три штуки в кувшинчик не вошло, и Тамша отложила их в сторону.
– Утро печь, вкусно есть, – пояснила она. – Вода яйцо лежать, не портиться. Весна лежать, лето, осень, даже зима лежать, все хороший.
– Ну вот, Цу, а ты говорила – холодильник! – рассмеялась Карина. – Все, девочки, я спать ложусь. Много у нас на завтра записалось… тьфу, много еще в деревне необследованных осталось?
– "Осталось"? Сегодня ты тридцать восемь человек пропустила. Тамша, сколько в Мумме живет народу, знаешь?
– Мумма маленькая деревня. Мумма жить сто человек, сто десять, сто двадцать.
– Пусть сто двадцать. Значит, примерно треть, – Цукка задумчиво погрызла ноготь. – Завтра установим квоту – скажем, двадцать человек в день, чтобы тебя не перегружать. За четыре-пять дней управишься с… как ты сказала? Первичной диспансеризацией? Опять же, нужно дом под клинику оборудовать. В общем, не торопясь в неделю уложишься. А я при тебе стану администратором. Организуем частное предприятие на паях, прибыль пополам, только, чур, вон те коричневые мохнатые штуки я себе на три четверти забираю. Ты все равно не оценишь.
– Тамшу медсестрой взять придется, – устало улыбнулась Карина. – Нам с тобой по сорок процентов, ей двадцать. Все, я ложусь. Кстати, нам еще одеяла нужны – я сегодня ночью замерзла.
– Завтра добудем. Ты спи, а мы с Тамшей прогуляемся. Тамша, давай подышим воздухом. Пойдем к реке, искупаемся. А то и в самом деле какая-то духота давящая…
– Ма, Цукка, – кивнула Тамша, и обе женщины вышли из дома. Карина задула мини-факел, разделась, забралась на топчан, закуталась в одеяло и почти мгновенно провалилась в черный сон без сновидений.
Проснулась она как от толчка. В доме стояла кромешная мгла. Рядом посапывала Цукка, ровно дышала на своей лежанке Тамша. Карина повозилась, устраиваясь поудобнее на твердом деревянном ложе, насколько возможно, и заворачиваясь в тоненькое одеяло, чтобы укрыться от ночной прохлады. Потом она расслабилась, пытаясь снова заснуть. Безуспешно. Стояла мертвая тишина, но в ушах словно что-то шептало – словно далеко-далеко, за тысячи верст, за гранью слышимости, шел тихий летний дождь. Из-за стен дома донесся странный звук – вот уже не один, а два, три, еще больше – тонкий жалобный вой. Карина припомнила забавных местных собак – пегих, лопоухих, маленьких, не больше двух-трех килограмм веса. Местные жители держали их не столько для охраны (крупных животных здесь не водилось, а о воровстве, похоже, и не подозревали), сколько для развлечения. Она только один раз слышала, как такая собачка выла, но доносившиеся снаружи звуки подозрительно походили на такой вой.
Что могло встревожить животных? Встревожить? Карина внезапно осознала, что если не считать воя, тишина не просто казалась, но действительно была совершенно мертвой. Из-за неудобной кровати она не раз просыпалась предыдущими ночами, и всегда снаружи доносились какие-то звуки: чирикали какие-то ночные птахи, звенели ночные насекомые наподобие цикад у них в Масарии, доносились далекие пронзительные крики неведомых животных – то ли обезьян, то ли еще кого. Но сейчас тишина казалась абсолютной и победоносно-самодовольной.
