Марина Золотаревская - Король Завидий
— Погладьте, погладьте её, ваше величество, — предложил он.
Но король опустил руку, и лицо его потемнело.
— Зачем ты её приручил? — спросил он с отчаянием и злостью. — Зачем обучил всяким фокусам? Рассчитывал выйти отсюда и кому-нибудь её показывать? На что ты надеялся? На государственный переворот? На мою смерть? На чудо?
— Бог с вами, ваше величество, — ответствовал узник. — Фокусам я её обучил, чтобы было повеселее. И ей, и мне. Потому как мы с ней друзья-приятели.
— Друзья-приятели? — переспросил Зариций. — А если я велю тебя…
Но страшное слово будто застряло у него в горле, и он выговорил иное:
— …велю тебя избавить от подобной дружбы? Чтоб эту твою приятельницу — за хвост и об стенку!
Ужаснулся служивый:
— Как можно, ваше величество? Она же человеку доверяет!
— Тем легче будет с ней разделаться, — улыбнулся король.
Солдат схватил Умницу за шкирку, сунул себе за пазуху, и бросил королю в лицо два слова, — нет, не ругательство и не проклятие. Он просто произнёс:
— Постыдитесь, государь!
И тогда…
И тогда по всему Дому Умников вдруг пронёсся пугающий гул — будто залопотало под ураганным ветром гигантское полотнище. Подземное здание задрожало…
Сперва удрал персонал, затем — королевская охрана.
А сам король, то ли ахнув, то ли застонав, ладонями закрыл лицо, и ослепительный белый огонь, от которого померк электрический свет, побежал по его рукам, по плечам, по всему телу. Зариций обратился в горящий столб.
Солдат живо схватил свой мундир и бросился на помощь. Он знал, как надо тушить загоревшееся на человеке платье. Но здесь горело не платье, и напрасно Однопят пытался загасить, задавить пламя плотной тканью мундира. Меж тем ему самому оно не причинило ни малейшего вреда.
В несколько мгновений всё было кончено.
Тонкая золотая корона с тихим звоном откатилась в сторону. Нетронутые огнём королевские одежды с шорохом осели на пол. Под ними не осталось даже пепла.
И лишь потом понял солдат, что сгорел король Невоздании от стыда.
Поначалу Однопят стоял как потерянный. Хотел обнажить голову, но вспомнил, что головного убора на нём нет.
Полностью опомниться он не успел. Вдруг раздался страшный скрежет, дверь камеры накренилась и рухнула наружу. Почти тотчас весь коридор наполнился лязгом и грохотом.
Однопят отскочил к стене, прижался к ней спиной, осторожными шагами продвинулся к проёму и выглянул.
В коридоре не было никого. Но нельзя сказать, что там ничего не происходило.
Прочные дверные засовы один за другим разваливались на части: скобы, вроде бы вделанные намертво, выскакивали из стен; лишённые их опоры, падали тяжёлые деревянные брусы. Двери слетали с петель, рассыпающихся на глазах. Узнику на миг подумалось, что потолок сейчас тоже рухнет, да и всё сооружение провалится прямо в тартарары, — отсюда, должно быть, это рукой подать. Но нет. Когда дверь самого дальнего помещения грохнулась на пол, разрушение прекратилось, и всё стихло.
Немного придя в себя, Однопят обнаружил, что так и держит в руках свой мундир. Машинально натянул его, запахнул на груди. Тёплый комок копошился за пазухой, попискивал. Солдат прошептал:
— Ну, крысонька, попробуем…
Он заковылял прочь из помещения, и тут услышал шаги. Спотыкаясь, в коридор выбрели ещё два человека, оба обросшие и грязные, один — седой, в летах, с очками на носу, а другой чернявый, молодой, с глазами навыкате.
Все трое уставились друг на друга. Тот, что в летах, заговорил первым:
— Так я и предполагал. Здесь содержались ещё люди…
В этот миг у солдата из-за отворота мундира выглянула серая мордочка.
— Да тут и животные имеются! — заметил молодой.
Однопят повертел головой туда-сюда, увидел, что все камеры теперь пусты, и подытожил:
— Людей три человека. А животная одна.
— Что произошло? — непонятно кого спросил пожилой, оглядывая царивший вокруг хаос. — Землетрясение? Картина, правда, нетипичная…
— А может, конец света, — беззаботно бросил молодой.
— Навряд, — сказал солдат. — Мир-то вроде ещё стоит.
— Простите, — продолжал седой, — вы оба — не сон? И ещё мне кажется, что здесь побывал король. Он даже грозился меня казнить.
— Если это сон, то общий, — отозвался чернявый. — Я тоже видел короля и слышал от него те же угрозы.
— Был король, был, да вышел весь, — изрёк солдат так мрачно, что те двое воскликнули в один голос:
— Что это значит?!
— Потом расскажу, — заторопил их Однопят, — пошли отсюда, ребята, пока путь свободен!
— А мои расчёты?! — вскричал тот, что постарше.
— А мои стихи?! — завопил тот, что помоложе.
Солдат, конечно, ничего не понял, так что отвечал наугад:
— Наверху запишете, наново!
И, одной рукой крепко взяв за локоть седого, другой — чернявого, потащил их, слегка упирающихся, к лестнице. На ходу он попытался рассказать, что сталось с королём. Те двое так и ахнули.
— Возможно, шаровая молния… — предположил седой.
— Самовозгорание человека! — решил чернявый.
Солдат промолчал.
Поддерживая друг друга, они поднялись наверх и свободно вышли из Дома Умников тем же путём, каким когда-то их втащили туда — через караульную будку, сейчас никем не охраняемую. Она оказалась неповреждённой.
Стена с железными воротами тоже была цела.
Но великолепные розовые кусты, выращенные вокруг неё, теперь валялись на земле, поджав корни.
Что-то сместилось в мире. Может быть, именно поэтому он всё ещё стоял.
…Погибель короля поначалу привела подданных в смятение. Во-первых, никто не мог понять, что всё-таки с ним произошло. Научные споры и дикие слухи на этот счёт не утихли до сих пор. Во-вторых, не то, чтоб Зариция оплакивали, просто люди растерялись, оставшись без правителя. Наследников у покойника не было. Где же взять нового монарха?
Тогда-то жители Невоздании спросили себя и друг друга: а надо ли? Дурен король — подданным мучение на много лет, а если даже хорош… ведь этот, последний, поначалу был — лучше некуда, и вот как всё обернулось. Ну их совсем, королей!..
— Кто же будет нами править? — возник резонный вопрос, и тут же нашелся ответ:
— Сами собой будем править. По очереди.
— А давайте попробуем!
— А давайте!
И стала с тех пор Невоздания — республика.
Службу РАСПРАВ разогнали первым же указом. С перепугу её бывшие бойцы в ближайшую ночь посжигали свои мундиры. Ну, а дальше? Надо на жизнь зарабатывать, только на какую работу возьмут с такими навыками? Да и что обычная работа в сравнении с их недавней службой? Взяли они и всем скопом подались за границу: может, какому-нибудь иноземному правителю понадобится их опыт? И не вернулись. Верно, их и вправду кто-то нанял, и в другой стране теперь тоже есть Служба Распределения Справедливости, то бишь Служба РАСПРАВ. Разве что называется она как-нибудь иначе.
Долго думали новые власти Невоздании, как поступить с Домом Умников. В конце концов там устроили музей ужасов отечественной истории. Посещают его, правда, всё больше иностранные туристы, а из местных — только школьные экскурсии. Остальных что-то не тянет.
Золотые монеты с профилем последнего короля вскоре изъяли из обращения. Это теперь за такой золотой нумизматы готовы отдать целое состояние.
А все мастера страны вернулись к своим искусствам и ремёслам.
Инженер Крептер возвёл ещё полдюжину мостов, один лучше другого; но на тот, на котором он стоял когда-то рядом с королём, больше не то что ступить — смотреть не хотел.
Те трое, что при Зариции были сообщниками-бунтовщиками — врач, фармацевт, и гончар — стали партнёрами и открыли гомеопатическую аптеку. Она существует и по сей день, и лекарства там отпускают не иначе как в глиняных кувшинчиках ручного производства.
Физик Тарконт всю оставшуюся жизнь совершенствовал свой проект ракеты. Увы, ещё долгое время стране было не до полётов в безвоздушном пространстве. Лишь через много лет по смерти учёного взмыл в небо серебристый аппарат невиданной конструкции и красоты — Тарконт-1.
Поэт Шмель продолжал сочинять стихи. Однако ни одно его творение не обрело такой славы, как те двенадцать строк. Народ превратил их в песню; её распевали и продолжают распевать по всей стране, даже перевели чуть ли не на все иностранные языки. Вот только об истинном авторстве текста почему-то забыли. Ещё при жизни поэта песню стали именовать народной.
Сам Шмель, бывало, интереса ради спрашивал исполнителей:
— А слова чьи?
— Как чьи?! — возмущались те. — Народные!
Так он даже не спорил, только смеялся.
Напрасно его уговаривали друзья, знающие правду:
— Обратись в суд, добейся восстановления справедливости, тебе ведь и авторские полагаются…
