Фредерик Пол - Торговцы космосом
— Боже сохрани, конечно, нет! Кто в каше время их читает?
— Я не имеют в виду современные. Здесь вы безусловно правы. Но стихи Китса, Суинберна, Уайли — великих поэтов-лириков.
— Почитывал в свое время, — осторожно признался Джек. — Ну и что из этого?
— Я хочу предложить вам провести несколько часов в обществе одной из величайших лирических поэтесс современности. Тильди Матис сама не подозревает, что она поэтесса, и считает себя простым сочинителем рекламы. Не разубеждайте ее. Зачем делать человека несчастным?
Ты, непорочная невеста тишины,
Приемное дитя Молчания и медленно текущих лет.
‹Китс, «Ода греческой Урне»›Вот и она могла бы писать так, если бы не жила в век рекламы. Что поделаешь, расцвет рекламы — это закат лирической поэзии. Прямая зависимость. Людей, способных находить слова, звучащие как музыка, волнующие сердца, не так уж много. Когда работа в рекламном агентстве стала делом прибыльным, поэты ушли туда, а лирическую поэзию отдали на откуп бездарным писакам, которые вынуждены кривляться и кричать, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание.
— Зачем вы мне все это говорите? — спросил Джек.
— Я уже сказал, — вы теперь свой человек в рекламе, Джек. Власть — это также и ответственность. Представители нашей профессии владеют душами людей. Мы добиваемся этого, умело используя таланты. Никому не дано права играть жизнями, если только игра не ведется во имя высокой цели.
— Понятно, — промолвил он тихо. — Пусть вас не беспокоят мои побуждения. Меня не интересуют ни деньги, ни слава. Я согласен работать с вами лишь для того, чтобы люди получили хоть немного свободного пространства, чтобы человек мог снова вернуть себе утраченное достоинство.
— Вот именно, — сказал я, придав лицу выражение Номер Один. Но на душе у меня было прескверно. Ведь «высокая цель», которой я служил, обозначалась одним словом: «продавать».
Я вызвал Тильди.
— Побеседуйте с ней, — предложил я Джеку. — Ответьте на ее вопросы. Сами расспросите. Пусть это будет хорошая дружеская беседа. Дайте Тильди почувствовать все, что бы пережили. И вот увидите, она создаст из ваших переживаний лирическую поэму, которая затронет сердца наших читателей. Доверьтесь ей во всем.
— С удовольствием, Митч. А она мне доверится?
В эту минуту он напомнил мне танагрскую статуэтку, изображавшую юного сатира, выслеживающего нимфу.
— Да, — торжественно заверил я его. Ибо доверчивость Тильди была известна всем.
***В этот день впервые за четыре месяца Кэти сама позвонила мне.
— Что случилось? — спросил я взволнованно. — Тебе что-то от меня нужно?
Кэти засмеялась.
— Ничего не случилось, Митч. Просто мне захотелось сказать тебе «здравствуй» и снова поблагодарить за тот чудесный вечер.
— Можем повторить его, — решил я поймать ее на слове.
— А ты не хочешь пообедать у меня сегодня?
— Еще бы, конечно хочу. Какого цвета платье ты наденешь? Я куплю живых цветов.
— О, Митч, цветы — это ужасно дорого. Надеюсь, ты не собираешься снова делать мне предложение. А я и так знаю, что денег у тебя куры не клюют. Но у меня к тебе просьба, Митч.
— Все, что прикажешь.
— Приведи с собой Джека О'Ши. Можешь это устроить? По телевидению передавала, что он приехал сегодня утром. Ведь он будет работать у тебя, не так ли?
Это было ушатом холодной воды. Так вот почему она позвонила.
— Да, он здесь. Я свяжусь с ним и сообщу тебе. Ты будешь в госпитале? — Я не мог скрыть разочарования.
— Да. Спасибо, Митч. Мне так хочется с ним познакомиться.
Я разыскал Джека по телефону. Он был у Тильди.
— Вы заняты сегодня вечером? — спросил его я.
— Гм… Мог бы, если бы захотел, — ответил он. Очевидно, его отношения с Тильди развивались успешно.
— У меня есть предложение. Обед в спокойной домашней обстановке со мной и моей женой. Она недурна собой, превосходная хозяйка, первоклассный хирург и интересная собеседница.
— Согласен.
Я позвонил Кэти и сказал, что ровно в семь доставлю ей эту светскую знаменитость.
В шесть, недовольно ворча, Джек вошел в кабинет.
— Я заслужил хороший обед, Митч. Ваша мисс Матис занятная штучка. Действует как наркотик. Интересно, она всегда витает в облаках или когда-нибудь спускается и на землю?
— Сомневаюсь, — сказал я. — Да и зачем? Даже в прежние времена, как известно, встреча с реальностью не сулила поэтам ничего хорошего. Вспомните Китса, Байрона, Суинберна. Могу, если хотите, продолжить.
— Нет, не стоит. Скажите, а что представляет собой ваш брак, Митч?
— Это все временно, — ответил я с неожиданной горечью.
Джек слегка поднял брови.
— Возможно, у меня старомодные взгляды, но, ей-богу, нынешние браки мне не по душе. Они могут вызвать только негодование.
— Согласен с вами, — вздохнул я. — По крайней мере в моем случае есть от чего негодовать. Если Тильди еще не успела просветить вас, сообщаю, что моя очаровательная и талантливая супруга не хочет, чтобы наш брак стал постоянным. Мы не живем вместе, и если в ближайшие четыре месяца мне не удастся переубедить ее, пожалуй, расстанемся навсегда.
— Тильди действительно не успела меня просветить, — ответил Джек. — Вам порядком тошно, насколько я понимаю.
Я чуть было не поддался охватившему меня острому чувству жалости к самому себе и уже готов был рассказать Джеку, как мне тяжело, как я люблю Кэти, а она так несправедлива ко мне. Однако я вовремя сообразил, что буду рассказывать все это карлику, который, если женится, наверняка станет беспомощной игрушкой в руках жены, а то и предметом ее насмешек.
— Хватит об этом Джек, — сказал я. — К тому же нам пора. Времени только-только, чтобы пропустить по стаканчику и успеть на поезд метрополитена.
***Никогда еще Кэти не была такой обворожительной, и я пожалел, что послушался ее и не истратил двухдневный заработок на букет живых цветов. Когда она поздоровалась с О'Ши, он тут же без стеснения заявил:
— Вы мне нравитесь. В ваших глазах нет эдакого огонька, который говорил бы: «Ну, разве он не прелесть?» или «Черт побери, он, должно быть, богат и несчастен» или «Девушка имеет право немножко поразвлечься». Короче говоря, я нравлюсь вам, а вы — мне.
Как вы уже догадываетесь, он был немного пьян.
— Вам кофе, мистер О'Ши? — спросила Кэти. — Я буквально разорилась, чтобы достать настоящие свиные сосиски и натуральное яблочное пюре, и вы обязательно должны их отведать.
— Кофе? Я пью только Кофиест, мадам. Пить кофе нелояльно по отношению к великой фирме «Фаулер Шокен», где я теперь работаю. Не так ли, Митч?
— На сей раз фирма вам простит, Джек, — сказал я. — Кроме того, Кэти не верит, что наркотики в Кофиесте безвредны.
К счастью, Кэти занялась обедом в дальнем углу комнаты, служившем ей кухней, и стояла к нам спиной; она или не слышала моих слов, или сделала вид, что не слышит. В свое время у нас с ней по этому поводу была ужасная перепалка. В ход пускались такие слова, как «отравитель младенцев», «сумасшедший торгаш» и другие, короткие, но не менее выразительные.
Кофе несколько отрезвил Джека О'Ши. Обед был превосходный. После него атмосфера стала гораздо непринужденнее.
— Вы, должно быть, уже побывали на Луне? — спросила Кэти у Джека.
— Нет еще. Собираюсь на днях.
— Ну и зря, — вмешался я. — Только время убьете и деньги потратите. Луна — это замороженные капиталовложения. Мне кажется, мы занимаемся ею, только чтобы накопить опыт, который может пригодиться на Венере. Несколько тысяч человек работает в рудниках — вот и все.
— Прошу меня извинить, — Джек поднялся и вышел.
Я решил воспользоваться случаем.
Кэти, дорогая, как мило, что ты пригласила меня. Это что-нибудь означает?
Она потерла друг о друга большой и указательный пальцы правой руки, и я уже знал — что бы она сейчас ни сказала, все будет неправдой.
— Возможно, Митч, — деликатно солгала она. — Но ты не должен меня торопить.
Я решил уличить ее.
— Ты лжешь, — возмутился я. — Ты всегда делаешь вот так, — я повторил ее жест, — когда собираешься сказать мне неправду. Не знаю, как ты ведешь себя с другими.
Она рассмеялась коротким смешком.
— Откровенность за откровенность, — сказала она с горечью. — А когда ты говоришь неправду, то задерживаешь дыхание и смотришь мне прямо в глаза. Не знаю, как ты ведешь себя в таких случаях с клиентами и подчиненными.
О'Ши вернулся и сразу же почувствовал, что атмосфера накалилась.
— Ну, мне пора, — объявил он. — Вы идете, Митч?
Кэти кивнула, и мне ничего не оставалось, кроме как сказать «да».
После обычного обмена любезностями у порога Кэти поцеловала меня на прощанье. Это был долгий и нежный поцелуй, с которого я предпочел бы начать вечер. Я почувствовал, как у Кэти учащенно забилось сердце, однако это не помешало ей преспокойно выставить меня за дверь.
