Владимир Круковер - Левос
Обзор книги Владимир Круковер - Левос
Владимир Круковер
Левос
Для эмигранта пенсионного возраста работа даже за гроши — удача. А то, что это — работа дворника, даже хорошо. Отчасти из-за того, что помогает понять нынешнее положение стариков в нынешней России и за рубежом, а отчасти, из-за возможности пройтись с метлой утречком, по холодку, и весь день наслаждаться свободой.
Тиха зарубежная ночь. В смысле — спит народ в четыре утра, одни русские дворники шуршат метлами по асфальту. Хорошо еще, что эти иностранцы в большинстве чистоплотны и умеют пользоваться мусорными ящиками и урнами. Так что, катишь себе детскую коляску, приспособленную для дворницких нужд, подбираешь пустые сигаретные пачки и конфетные обертки, выпрастываешь содержимое урн во вставленную в эту коляску пластиковую бадью и только под деревьями, обильными листвой, иногда шоркаешь метлой.
Немногочисленные зрители состоят из собак и кошек, насквозь тебе знакомых на этом участке, ибо не одну метлу ты стер тут до основания.
Вот только появление одинокого ребенка в это время весьма неожиданно. Хоть и городок небольшой, но западная общественность давно и безнадежно напугана педофильно-маньячной истерией, так что ночной ребенок из обычаев буржуазной общественности несколько выбивается.
Часть 1
Я воткнул метлу и совок на длинной ручке в бадью и выжидательно посмотрел на маленькую фигурку, неплохо видимую при свете ночных фонарей.
Пацан. Лет десяти. Одет слишком тепло для середины июля: короткие сапоги, плотные брюки, свитер, куртка, блестящая шапка с какими-то крылышками из под которой до плеч спадают светлые волосы. Может, не пацан, а девчонка? В этом возрасте их опознаешь больше по одежде.
— Аппроач, тхе славе! — резко сказала фигурка, столь командным тоном, что будь голос погрубей можно было бы ассоциировать его со старшиной из армейской учебки.
Живя в чужом краю привыкаешь к разноязычью. И к тому, что разговор, порой, приходится начинать с установлений языкового тождества.
— Кан ю спик инглишь? — попробовал я. — Медабер иврит? Парле ву франце? Шпрехен зи дойч? По поляшки разумаешь?
Не то, чтоб я знал все эти языки, но связать пару фраз на каждом нынче многие умеют.
— Шшецен, — ответил ребенок с такой же интонацией, — шшецен гибет. Потом легко подошел и уселся на коляску, сбросив бак. И конкретным жестом указал вперед, добавив:
— Гой.
«Я, конечно, гой, — пробормотал я про себя, — но ты вообще чудо в перьях. Что ж, отвезу домой, там разберемся или в полицию позвоню, что ли».
Подцепив бак за ручку я покатил коляску, с невозмутимым ребенком. Остановился у подъезда, поймал его вопросительный взгляд и сделал приглашающий жест. Мол, велком, май френд.
Дите прошествовало в подъезд, остановилось, пропуская меня вперед, дождалось, пока я открою дверь и вошло следом. И вздрогнуло, когда я щелкнул выключателем, порывисто прикрыв глаза ладонью.
Я захлопнул дверь, прошел в комнату, автоматически щелкнул пультом, включая телевизор.
Ребенок, застыв у входа, осторожно отвел руку от лица, расширенными глазами осмотрел небогатое убранство, вздрогнул вторично, взглянув на экран телевизора, где танцевали полуодетые девицы. Только теперь я смог рассмотреть его более внимательно, и этот осмотр ничего не прояснил. Вся одежда была непривычного кроя и необычного материала, больше всего напоминая плохо выделанную кожу. А то, что принял за сапожки, были скорей кожаными чулками для ног, отдаленно напоминавшими эскимосские унтайки. Шапка была явно кожаная, но обсыпанная метаболическими пластинами медного цвета, две из которых и составляли крылышки. Под курткой на ребенке был широкий ремень, на котором висели широкие и явно не пустые ножны и какая-то черная палка.
Я включил чайник и зажег конфорку плиты, собираясь поджарить яичницу. Ребенок оторвал наконец взгляд от телевизора и столь же пораженно смотрел на блестящий, закипающий чайник, на огонь под сковородой. А когда я открыл холодильник, опять слегка вздрогнул.
Я взял его за рукав и провел к вешалке за занавеской. В этих европейских квартирах не было прихожей, комната начиналась сразу из подъезда. Да и вообще эти «шикарные трехкомнатные» буржуйские квартирки — с двумя крохотными спальнями и залом — без кухни, без коридоров и чуланов были меньше двухкомнатной хрущевки и, вдобавок, обладали повышенной звукопроницаемостью. А сортир с ванной они размещали плебейски — в середине жилья, так что в одной спаленке можно было слушать плеск воды, а в другой — потуги дефекации. Впрочем, многие эмигранты жили в еще более скверных условиях.
Мальчик снял куртку и шапку, тряхнул льняными волосами. Я опять за рукав повел его в ванную, вызвав два вздрагивания: при включения света и при открывании крана. Смешав ему воду и сунув в руки мыло, я вернулся к готовке. Накрыл на стол, добавив к яичнице колбасу и сыр. Вилку, подумав, класть не стал, ограничил сервировку ножом и ложкой.
Потом пошел в ванную, показал, как закрывать краны. Для этого просто взял его руку своей. Точно так же научил выключать свет.
Кушало сие таинственное дитя неспешно и, даже, с неким аристократическим изяществом. Хотя и руками.
Я ж включил комп и попытался продлить языковые контакты. Для этого выписал из словарей несколько переводов слова «понимаешь»: understand, verstehen, comprendre, comprender, розуміти, dispicio. И начал их поочередно озвучивать в словарях гугла. Кое-какая реакция последовала лишь на немецкий — verstehen. Но другие фразы на немецком понимания не принесли.
Тем ни менее, таинственное дитя заинтересовалось, прожевало остатки колбасы и встало за моей спиной, взирая на экран. Тогда я запустил картинки по слову «древнегерманцы». Яркая реакция последовало на изображение вервольфа. Тогда я начал озвучивать это слово, и перевод на исландский — Varúlfur — был воспринят положительно.
«Скажи» воспроизвел я при помощи переводчика на исландском: segja.
Ребенок пробормотал нечто, похожее на «Male». Поиск обнаружил это слово в латыни — «плохо».
— Мале, мале, — сказал я с вопросительной интонацией, — quid, quid (лат. — почему)?
Увы, меня опять не поняли. Разговора не получалось.
Отчаявшись, я включил ему мультик про черепаху и львенка, уступил кресло и пошел, было, устраивать вторую постель.
Странное дите прибежало в спальню за мной и потащило меня за рукав, как я его давече. Ребенок был крайне возбужден. Его жесты недвусмысленно просили повторить демонстрацию фильма, а громкое «гой» натолкнуло на догадку, что сие звукосочетание означает «иди». Есть небольшой контакт с английским go. Как ни вспомнить школьное: i go, you go, he goes — я иду, ты идешь, он идет.
— Гоу, — переспросил я, показывая пальцами движение, — гоу?
— Ни гоу, — ответили мне, показывая аналогичное движение пальцами, — гой.
Что ж, два слова мне уже известны: иди и нет.
Я поставил в плеере галочку на непрерывный повтор. Если допустить, что этот дикарь (дикарка?) впервые находится в цивилизованном мире, то огромный респект советским мультипликаторам.
2Несмотря на свое увлечение фантастикой, я все же реально воспринимал этот мир. Так что, единственное, что приходило в голову по поводу необычного ребенка, это отнести его к какому-то племени, коих множество в пустынях Палестины. То, что он сперва мной командовать пытался, тоже подходит к этой версии — у всяких там бедуинов рабовладельчество законно существует, как у многих родо-племенных социумов. Это только на взгляд какого-нибудь обывателя из Лондона мир цивилизован. На самом деле большая часть народа на этой планете пребывает в полудиком состоянии. Многоэтажные дома, автомобили и автоматы Калашникова вовсе не делают цивилизованными арабов, зомбированных теократией; торпедные катера и навигационная электроника не превращают сомалийских пиратов в развитых гуманоидов; мировоззрение израильского раввина, который умеет пользоваться микроволновкой, неизменно со времен Древнего Египта; эвенкийский шаман не перестает быть дикарем после полета на вертолете; голые африканские мужчины, единственное украшение которых — стручок, натянутый на член, незначительно отличаются от католического священника, уверенного, что земля плоская и покоится на слонах…
Я надел очки, подошел к малышу и присмотрелся. Вроде, вши на голове не ползали. Но пахло от него не слишком приятно. Это был запах не столько грязи, сколько некоей залежалости, прелой травы, болота.
Я похлопал ребенка по плечу, сказал: «гой» и привел в ванну, которая уже наполнялась. Показал на него пальцем, окунул этот палец в воду, снова сказал: «гой».
Дите кивнуло (будем надеется, что кивок у этого народа означает согласие) и повторило мой жест: показало пальцем на меня, окунуло палец в воду. Оно явно хотело, чтоб я первым залез в ванну.
