Павел Молитвин - Фобия
Обзор книги Павел Молитвин - Фобия
Павел МОЛИТВИН
Фобия
«Фобия — навязчивое состояние в виде непреодолимой боязни некоторых предметов, движений, поступков, ситуаций. Фобией может быть любое явление обыденной жизни».
«Энциклопедический словарь медицинских терминов»Евгений Афанасьевич Поликарпов навалился на отбойный молоток, и стены подвала затряслись от грохота. Усиленный похмельным состоянием Евгения Афанасьевича, грохот этот громом отозвался в его мозгу, разом раздавив все мысли, которые, подобно червям в гнилом мясе, копошились в глубине его черепа. Поликарпов блаженно оскалился, глядя, как бетонные крошки разлетаются из-под жала отбойника.
Очнулся Евгений Афанасьевич оттого, что Савельев положил ему руку на плечо:
— Афанасьич! Слышь, Афанасьич! Шабашим, обед!
Поликарпов с сожалением отложил отбойник, посмотрел на проделанную в бетонном полу канаву, обнажившую верхнюю часть старинного фундамента, и повернулся к приятелю:
— Звали, что ль, уже?
— Звали. Ты бы хоть перекуры устраивал, пашешь, как зверь, — смотреть страшно.
— Страшно, так не смотри, — буркнул Евгений Афанасьевич. Негнущимися пальцами вытянул из пачки папиросу и, продув и смяв патрон, сунул в угол рта. Прикурил и двинулся за Савельевым на второй этаж ремонтируемого дома, где временно находилась подсобка их бригады.
В голове все еще грохотало, но мысли-подлянки уже начали оживать, зашевелились, оправившись от шока. Мысли о том, что дальше так жить нельзя, надо как-то спасаться, что-то предпринимать. То ли в отпуск проситься, то ли ко врачу идти. Но в отпуск его сейчас никто не пустит, и так в бригаде семь человек осталось, а врач… Осмотрит его врач, выслушает да и отправит куда Макар телят не гонял… Перед глазами Евгения Афанасьевича встало серьезное серое здание с решетками на окнах: длинные полутемные коридоры, хлопающие за спиной двери, лязгающие замки… Евгений Афанасьевич вытер со лба капли холодного пота.
— А, дети подземелья! — приветствовал их Санька — самый младший член бригады — и указал на старинный круглый стол, оставленный здесь прежними хозяевами из-за непомерных размеров. На столе были постелены газеты, на них стояли бутылки с молоком, лежали свежие румяные халы.
— Молодец, кормилец, расстарался! — похвалил Саньку Савельев и, опустившись на ящик, потянулся к булкам. — Иван, что там с нарядами слышно?
— С перевыполнением закроем… — начал бригадир, и тут Евгений Афанасьевич увидел синюю бабочку. Она сидела на крышке молочной бутылки, поводя усиками из стороны в сторону, словно прислушивалась к разговору сидящих вокруг стола мужчин. Поликарпов вздрогнул от страха и отвращения, сжал челюсти и на мгновение прикрыл глаза.
— Ты чего, Афанасьич, нездоровится?
— Здоровится, здоровится, — пересиливая себя, пробормотал Поликарпов, опускаясь на свободный ящик.
Бабочка перепорхнула и села на лежащий около бригадира спичечный коробок.
— Всем бы так нездоровилось. — Савельев разломал халу, сделал большой глоток из молочной бутылки. — Такой семейный окоп пробуравил — закачаешься!
Не спуская глаз с бабочки, Евгений Афанасьевич принял из Санькиных рук бутылку. Откусил халу и начал старательно жевать, не чувствуя вкуса ароматного белого хлеба.
— Кто в полуфинал-то вышел?..
— А я вот давеча по «Вестям» слышал…
Вторая бабочка опустилась Саньке на голову, а третья устроилась около маленькой лужицы молока, опустив в нее хоботок…
К врачу Поликарпов идти не хотел. Знал, чем все это кончится, несколько лет уже навещал брата в хмуром здании, стоящем на берегу печально известной реки Пряжки. Насмотрелся там. Да и книг успел медицинских подчитать. Грамотный стал, усвоил, что агорафобия — боязнь открытых пространств, педиофобия — боязнь кукол, нозофобия, зоофобия, андрофобия — навязчивые страхи перед болезнями, животными и половым актом. Последняя фобия бывает, правда, только у лучшей части человечества. Просветился он и по поводу реактивного психоза, вялотекущей шизофрении и психических расстройств при эндокринных заболеваниях. Вот только про синих бабочек, преследующих его денно и нощно, в умных медицинских книгах ничего не было сказано, и, следовательно, дела Евгения Афанасьевича были совсем плохи.
Преодолевая отвращение, Поликарпов смахнул мерзкую тварь с халы — совсем обнаглели — и, допив молоко, вытащил пачку «беломора». Прочитал надпись на верхней грани:
«Минздрав СССР предупреждает: бабочки опасны для вашего здоровья».
Правильно предупреждает: бабочки — это гадость, особенно синие.
— Угости, Афанасьич, папироской.
Поликарпов протянул бригадиру пачку, и бабочка на руке Ивана шевельнула крыльями.
— Странная у тебя татуировка.
— Первый раз увидел, что ли? Ничего странного, у нас на флоте все якоря накалывали — морская романтика, и к тому же символ надежды.
— Да-да, конечно. — Евгений Афанасьевич с ненавистью посмотрел на порхающих над засыпанным хлебными крошками столом синих тварей и поднялся. — Пойду трудиться.
«Не поможет мне никакой отпуск, — думал он, спускаясь по лестнице и стараясь не глядеть на вьющихся перед его лицом мерзавок. — Только отбойный молоток от них и спасает, хоть из рук его не выпускай. А где я в отпуске отбойник достану?..»
Подвал наполнился грохотом, и часа два Поликарпов блаженствовал. Блаженствовал, пока не заметил, что на плече его сидит здоровенная бабочка и часто-часто машет крылышками, будто в такт работе отбойного молотка норовит попасть…
Постояв минуту-две перед трансформаторной будкой, на железных, крашенных серой краской дверцах которой над надписью:
«Берегись, убьет!»
— была отбита по трафарету синяя бабочка, Евгений Афанасьвич двинулся к калитке. Сторож Василий Николаевич, сидя на перевернутом ведре, некоторое время с любопытством наблюдал за ним, потом разлепил сизые губы и лениво сказал:
— Покажь-ка, Афанасьич, пропуск. — Сравнил фотографию, замаранную в левом нижнем углу печатью в виде бабочки, с лицом Поликарпова и спросил: — Что же ты с ребятами пиво пить не пошел?
— Живот у меня пиво после молока не приемлет, — ответил Евгений Афанасьевич и добавил: — Да и бабочек у ларя чересчур много — не продохнуть.
— Бабочек? — переспросил с недоумением Василий Николаевич и, подумав, кивнул: — Распустились бабы. Даже пива нынче без них не попить. А ведь было время, за версту ларьки-то обходили.
— Не стало житья от бабочек, — подтвердил Поликарпов, хмурясь каким-то своим мыслям, и направился к остановке автобуса.
На длинном современном здании, вторгшемся в старый город, Евгений Афанасьевич прочитал надпись:
«Народ и бабочки — едины!»
— и сплюнул. Отвернул голову в другую сторону, и в глаза ему бросился плакат:
«Слава советским бабочкам!».
Евгений Афанасьевич чертыхнулся и уставился в землю.
Автобус подъехал минут через десять. Поликарпов, кряхтя, втиснулся на заднюю площадку, протянул талон и, получив его назад, почти не удивился, обнаружив, что дырки от компостера расположены в форме крыльев надоедливого насекомого. Он выглянул в окно. Витрины магазинов пестрели надписями:
«Рыба»,«Мясо»,
«Бабочки»,
кафе «Капустница», кинотеатр «Махаон».
Евгений Афанасьевич покосился на пассажиров: ну так и есть — ничего не видят, ничего не слышат. Водитель объявляет: «Улица Тутового Шелкопряда», а им хоть бы что!
Поликарпов зажмурился, постарался не слушать обрывки чужих разговоров, но они так и лезли в уши:
— …и вот нам подают салат из желтобрюхих ленточниц — это, я тебе скажу, что-то невероятное! Ради этого стоило два часа у дверей ресторана проторчать…
— …команды, вышедшие в финал, получат серебряные коконы. А команда-победительница — «Золотую куколку»…
— …фильм о трагической любви бабочки-однодневки…
Евгений Афанасьевич едва дождался своей остановки и пулей вылетел из автобуса. Похлопал себя по карманам и, вспомнив, что у него кончилось курево, двинулся к гастроному.
Купив «беломор», Поликарпов с отвращением отметил появление нового сорта импортных сигарет в красивой пачке «Blue butterfly» и совсем уже собрался уходить, но решил посмотреть, что дают в других отделах, — может, удастся что-нибудь вкусненькое ухватить, жену порадовать.
Колбас, разумеется, не было, сыров тоже, сморщенные тушки хека производили тягостное впечатление, а в мясной секции вместо кур лежали под стеклами витрин-холодильников крупные синие бабочки.
