Песах Амнуэль - Письма оттуда
Обзор книги Песах Амнуэль - Письма оттуда
Святослав Логинов
Мастерская Иосифа
Меньше всего заказчик походил на заказчика. В простой куртке серого сукна, какая прилична мастеровому, он скорее сошел бы за натурщика, зашедшего узнать, нет ли для него работы. Такой может изображать апостола Петра или любого персонажа второго плана. Курчавая борода с густой проседью, обширная лысина, цепкие глаза под густыми бровями — короче, типаж. И все же, он сказал, что хочет заказать картину.
— Какую именно картину хочет заказать сеньор? — учтиво спросил Диего.
Ясно, что серьезных денег у заказчика нет, разве что он хочет приобрести картину для цеховой часовни. На подобные приобретения мастера скидываются вскладчину и могут очень неплохо заплатить. Но тогда старик не пришел бы один, и наверняка на груди у него сияла бы цепь и прочие цеховые регалии.
— Вот такую, — старик указал на неоконченное «Поклонение волхвов», которое Диего делал для монастыря святой Цецилии. — Чтобы размер был такой.
— Сеньору известно, сколько стоит картина такой величины?
— Да, я узнавал. Это дорого, но деньги у меня есть.
— И каков должен быть сюжет картины?
— Сюжет?.. Ну, чтобы все было нарисовано понятно. И еще я хочу, чтобы вы нарисовали там меня, если можно.
— Можно, — ответил Диего, отметив про себя, что заказчик слова «сюжет» не знает. — Смотрите: это «Поклонение волхвов», а вот позади царя Мельхиора стоит заказчик картины.
Старик вгляделся в лицо рыцаря, стоящего за плечом одного из царей, и удивленно воскликнул:
— Это же граф Мендоза! Мне не раз доводилось видеть его светлость, здесь он как живой!
— В том и состоит искусство живописца. Можете взглянуть: здесь изображено снятие с креста. Граф Мендоза, коленопреклоненный, стоит рядом с Богоматерью.
— Удивительно! Получается, что, благодаря вашему искусству, его светлость присутствовал при величайших событиях человеческой истории!
— В духовном плане, исключительно в духовном плане.
— Я вот что хотел спросить: а эти люди — волхвы, и мадонна, и святой Иосиф… — их вы как рисуете?
— Выбираю натурщиков, которые подходят к замыслу, и пишу их.
— А не могли бы вы также написать меня? Меня зовут Иосиф, и случилось так, что я всю жизнь проработал плотником. И когда я слышу об Иосифе Плотнике, я каждый раз вздрагиваю. Этот человек мне больше, чем родной. Не могли бы вы написать святого Иосифа с меня?
Диего покивал головой, заново, с прищуром разглядывая лицо собеседника. Хорошее лицо: борода, густо побитая сединой, лысина в обрамлении остатков волос, пристальный взгляд умных глаз, морщины, свидетельствующие не о пороках, а о прожитых годах. Как ни поверни, получается апостол Петр, хотя при желании можно изобразить и Иосифа.
Значит, святое семейство. Перед внутренним взором немедленно возникла фигура мадонны с младенцем на руках. Спасителю должно быть около года. Он стоит, обернувшись вполоборота, и тянется ручонкой к седой бороде Иосифа. А у того в глазах лукавство пополам с восторгом. По всему видать, Иосиф-настоящий — добрый человек, и не станет возражать, если к его бороде потянется не божественный младенец, а обычный ниньо.
И все же, некоторые сомнения остаются.
— Обычно Иосифа изображают человеком пожилым, но не в столь преклонных годах, как ваши.
— Но время идет для всех, и библейский Иосиф тоже старился. Приходский священник рассказывал, что Иисус, прежде чем начать проповедь, работал в мастерской своего земного отца. Я хочу, чтобы картина была такой: Спаситель, совсем молодой, но уже не младенец, лет двенадцати или пятнадцати, как вам покажется удобным, занят обычной плотницкой работой. А где-то в глубине мастерской трудится старик-отец. Ведь он должен состариться за эти двенадцать лет. Не надо никаких разверзшихся небес, фаворского света и трубящих ангелов. Ангелам не интересно глядеть на плотницкую работу. Но мне кажется, что именно этот человеческий труд был первым шагом к труду божественному.
По всему видать, старый плотник много размышлял над волнующей его темой. Из таких происходят самые упорные еретики. Хорошо, что у этого мысли сосредоточились на картине.
Тонким углем на листе картона Диего набрасывал лицо плотника. Даже если заказа не будет, эскиз не пропадет. Такому лицу отыщется место на любом полотне. Жаль, что ничего плотницкого в лице Иосифа нет, как и в лицах его библейского двойника, глядящих с тысячи картин. Какие изображения святого семейства ни возьми, всюду видим только богатые одежды и умиление во взоре. Плотника не разглядеть при всем желании.
Ну и задачку задал живописцу неожиданный посетитель!
Некоторое время Иосиф с удивлением смотрел на художника, потом удовлетворенно хмыкнул.
— Что вас обрадовало? — спросил Диего.
— Я понял, что вы делаете. Я ведь тоже, когда попадается сложный заказ, не принимаюсь рубить набело, а сначала примеряюсь так и этак. Но только после того, как получен задаток. Я завтра занесу вам деньги. Мне правильно сказали, что картина будет стоить тысячу реалов?
— Картины стоят по-разному. Случается, что и тысячи эскудо мало. Но наша картина еще не написана, поэтому, пусть будет тысяча реалов.
— Деньги я принесу завтра с утра.
— Сделаем иначе. Мне будет нужно делать наброски в плотницкой мастерской, и, полагаю, лучше всего подойдет ваша мастерская. Надеюсь, я не слишком помешаю вам, если приду туда завтра с этюдником.
* * *
Мастерская Иосифа находилась за городскими стенами, неподалеку от Ворот Солнца. В дом можно было попасть, только пройдя под навесом, где стоял верстак, высокие козлы для продольной пилы, еще какие-то станки, предназначения которых Диего не знал.
Солнце заглядывало под навес только вечером, и сейчас мастерская напоминала задник сцены, с эффектной игрой светотени, столь милой сердцу художника.
Иосиф, предупрежденный кем-то из соседей, поспешно вышел навстречу.
— Маэстро, прошу в дом…
— Погодите. Пока солнце в нужном положении, следует работать. Станьте сюда и делайте что-нибудь… хочу посмотреть, как это выглядит в натуре.
Иосиф отошел в глубь мастерской, где у стены были сложены небольшие бревнышки, отдельно тополевые, отдельно — дорогие кипарисовые. Выбрал подходящее для какой-то его задумки, принялся затесывать одну сторону. Топор негромко тюкал, ровные, одна в одну, щепки падали на землю. Казалось, работа делается сама по себе, а мастер лишь следит, чтобы все было стройно.
Диего рисовал, торопясь поймать мгновение. Тонкий виноградный уголь с легким скрипом скользил по картону. Постаревший святой Иосиф как живой возникал в полутьме мастерской. И когда солнце, передвинувшись, заглянуло под навес, Диего едва зубами не скрипнул. Но что делать, он не Зевс и не Иисус Навин, солнечный диск ему не подвластен.
Домой Диего возвращался далеко за полдень. Сумка, которую он нес, приятно тяготила руку. Тысяча серебряных реалов — изрядный вес, такой в кошель не сложишь и к поясу не привесишь.
На Пляса дель Соль царила привычная толкотня. Ходить здесь с большими деньгами не рекомендуется, хотя, кто скажет, что лежит в сумке — серебро или бычьи кости, купленные на бойне и предназначенные любимой собаке?
Людское коловращение достигало высшей степени у самых ворот, где располагался знаменитый фонтан Марибланка. День был жаркий, и мальчишки прямо в одежде плескались в фонтане. Хозяйки, пришедшие за водой, отгоняли сорванцов от струй, текущих из пастей четырех дельфинов, и наполняли кувшины. Лучшая в Мадриде вода струилась в этом фонтане. Марибланка с высоты своего постамента глядела на городские предместья. Диего знал, что статуя изображает вовсе не мадонну, а языческую богиню любви, но попробовал бы кто сказать это простым испанцам… договорить неумному болтуну не дали бы.
Человек, которого искал художник, был заметен издали. Он сидел в позе блаженного безделья, опустив босые ноги в чашу фонтана. Лицо праздного сеньора, вопреки ожиданиям, привычно выражало томную муку, словно сидящий только что вышел из рук палача. Внешностью измученный сеньор тоже выделялся среди окружающих. Должно быть, христианнейшие короли, изгнавшие из Испании евреев, недостаточно старательно исполняли свои обеты, поскольку кудри сеньора отличались рыжевато-золотистым цветом, что так редко украшает испанцев, но частенько встречается среди иудеев. Впрочем, весь Мадрид мог подтвердить, что сеньор Руис, именно так звали сидящего, истинный испанец и добрый католик.
— Сеньор Диего! — вскричал Руис, заметив художника. — Я счастлив вас видеть!
Он вскочил так резко, что волны пошли по всему фонтану, и поклонился, прижимая руку к груди.
— Добрый день, — поздоровался Диего. — Как ваше здоровье?
— Какое здоровье может быть у того, кому ежедневно приходится висеть на кресте? Даже Иисуса распяли всего однажды, а меня распинали бессчетное число раз.
