Том Салливэн - Микки-маус — олимпиец
Обзор книги Том Салливэн - Микки-маус — олимпиец
Том Салливэн
Микки-Маус — олимпиец
В разных частях света приблизительно с часовым интервалом в небо взмыли два самолета спецназначения. Первым от взлетной полосы секретной разведбазы под Минском оторвался гигант советского Аэрофлота. Сорока минутами позже «бегемот» с загнутыми крыльями компании Пан Америкэн покинул тщательно охраняемый тренировочный комплекс в Прово, штат Юта. Оба лайнера в международном воздушном пространстве летели в сопровождении истребителей. С помощью специальных спутников слежения каждый из них следовал курсом, огибающим центры управления климатом.
Среди персонала на борту царила ничем не нарушаемая скука. Время от времени раздавались хвастливые выкрики:
— Мы их уделаем, а, Никита?!
— Эгей, Стилт, да мы как начнем швырять — красные молокососы вмиг позеленеют!
Посадку произвели в гаванском аэропорту Хосе Марти на изолированных полосах, удаленных друг от друга на двести метров и разделенных тремя рядами колючей проволоки. Телеобъективы сократили это расстояние.
— Подделка! — взревел русский, просмотрев через час кадры американской высадки.
— Мошенничество, — нервно потирал руки американец, изучая видеозапись десанта русских. На следующий день, стоя рядышком на битком набитом олимпийском стадионе, они произнесли слова клятвы: братство, дружба, честная игра. Все как положено. Вавилон. Сто шестнадцать стран. Шестьдесят восемь языков. Когда клятва отзвучала и рев толпы всколыхнул трибуны, Дункан Шерман слащаво улыбнулся русскому коллеге:
— Мистер Смердяков, — произнес он несколько официально, — я надеюсь, мы сможем обойтись без переводчика.
Георгий Смердяков, в свою очередь, позволил себе улыбнуться:
— Да, я немного говорю по-английски, мистер Шэр-манн. Вежливо, но довольно дерзко они обменялись изучающими взглядами. Русский узрел мужчину седого, неряшливого и заросшего щетиной, возможно, из бывших спортсменов, с землистым от постоянной работы в помещении цветом кожи. Американец ознакомился с плоским, как блин, слегка искривленным румяным лицом ответственного представителя СССР и пришел к выводу, что тот никогда не шнуровал кроссовок. Едва ли этот херувимчик Смердяков вообще сможет дотянуться до своих носков, не повредив подколенное сухожилие.
— Надеюсь, перелет был приятным, — сказал Шерман.
— Весьма. А ваша посадка — я полагаю, мягкой?
— Можно подумать, вы ее не видели.
Смердяков на миг растерялся, но Шерман сверкнул зубами, и он опять осклабился.
— Надеюсь, туман не испортил вашего фильма, — сказал русский. — Кстати, нам для получения четкого изображения пришлось использовать компьютер.
— Ах, мистер Смердяков, разве мог жиденький туман помешать нам рассмотреть ваших тяжелоатлетов, которых спускали с борта самолета при помощи лебедки?
— Чемоданы у них громоздкие, — махнул рукой Смердяков. — Нас беспокоит этот ваш четырехметровый баскетболист. Не ушиб ли он себе голову? Или то была прыгунья в высоту? Мой тренер утверждает, что у него губы накрашены.
— Вы, должно быть, видели Стилта — он нес на плечах свою подружку. Самый длинный из наших едва достигает девяти футов. Примерно втрое выше ваших малявок.
— Плавок?.. — Смердяков прикинулся чайником.
— Лилипуток. Ну, знаете, этакие мышки-грызунишки, крошечный народец.
Смердяков беспомощно пожал плечами:
— Команда гимнасток у нас очень юная. Однако позвольте вас поздравить со столь необычной формой скелетов у многих ваших спортсменов. Чтобы сравняться с вами, нам пришлось бы нарушить все правила Второго Олимпийского Договора по генным операциям.
Как и почти весь штат русских, Смердяков обладал степенью доктора генной инженерии. Шерман был задет — он не имел права вдаваться в подробности.
Тем временем мимо них пронесли олимпийский факел, и Шерман почтительно выпрямился. Под бурные овации, словно в торжественной паване, факел несли по беговой дорожке. Его подняли по ступенькам на верхнюю трибуну стадиона. Флажки затрепетали. На водяных струях в воздух поднялись олимпийские кольца (явно рука Уолта Диснея. Кому еще взбредет в голову подобный трюк? После Игр второе и четвертое кольца превратятся в мышиные уши). Факел поднесли к чаше, вверх взметнулся столб пламени. И снова рев лавиной обрушился на трибуну, где стояли Шерман со Смердяковым. Официальным лицам принесли шампанского.
— За моего друга Шэр-манна! — провозгласил Смердяков. Продолжение тоста на русском повергло переводчицу в истерику.
Шерман благодарно кивнул.
— За Смердякова, — сказал он, — хрен с укропом ему…
На следующее утро Шерман приехал на стадион задолго до официального начала соревнований. Прохаживаясь по полю и беговой дорожке, он наблюдал за прибытием советских спортсменов и что-то диктовал на заметку своему Пятнице. Пока спортсмены перед разминкой стаскивали свои потные одинаковые костюмы, он придумал, как различать их без номеров.
— Автограф, — робко канючил он, тыча в лицо спортсмену блокнотом и карандашом. — Ав-автограф, п-пожалуйста.
Польщенный участник ставил свою подпись, а Пятница его щелкал. Без имен было не обойтись. На международных соревнованиях эти спортсмены не показывались из-за хромосомного теста месяцев пятнадцать. А хромосомные тесты требовались по причине генетического жульничества. Спортсмены опасались дисквалификации в олимпийский год.
При появлении на сцене русских женщин Шерман заметно оживился. Утверждать, что это женщины, он мог лишь потому, что, в отличие от мужчин, надпись «СССР» находилась у них не на правой, а на левой стороне груди. Когда они сняли куртки — разницы не осталось. Но кто воистину поразил Шермана и вызвал у него наибольшие подозрения своими нечеловеческими формами, так это прыгуньи.
— Боже ж ты мой, — протянул он.
— Блошиный цирк, — подтвердил Пятница.
Тонконогие, одинаковые, как сосиски, русские прыгуньи казались насекомоподобными русалками. Разминаясь, они подпрыгивали, будто кузнечики, и противоестественно выворачивали ноги. Развеялись последние сомнения.
— Протест, протест, протест, — бормотал Шерман, быстро щелкая пальцами.
Пятница выгреб из дипломата пачку форменных бланков, но сивые усы Шермана уже замелькали среди исполнительниц низкоорбитального балета.
— Автограф — готовь камеру, Феликс, — автограф, пожалуйста.
Пятница сражался с камерой, дипломатом и бланками протеста.
Внезапно раздался низкий рокот, и одна из дам направилась к Шерману, размахивая в воздухе руками, будто вытирала грязь с ветрового стекла.
— Это тренер, сэр, — предупредил Феликс.
Шерман не сдвинулся с места.
— Она говорит, если вы еще раз приблизитесь к ее девочкам, она скажет Людмиле, чтобы врезала вам по…
— Ясно, Феликс, — Шерман фальшиво улыбнулся и, салютуя карандашом, ретировался. Некоторые девушки хихикнули. Басом.
— Видал? Видал, какие обидчивые? И все же, Феликс, от протеста им не увернуться, — Шерман выпрямился, понизил голос: — Заполняй формы. Имен не проставляй — после раздобудем.
— В чем будет состоять обвинение, сэр?
— Пиши что попало. Чесались одновременно обеими ногами и чирикали. Или, скажем, икры у них длиннее бедер. Мы потребуем анализа хромосом, мы выведем на чистую воду их родителей, черт возьми! А понадобится — и пра-пра-прародителей — вплоть до зайцев-русаков.
— Так точно, сэр.
Синхронный русский вариант этого спектакля проходил в первом гимнастическом зале универсального дворца спорта, куда Смердяков отправился по вызову ударившегося в панику тренера советских борцов.
Американская команда ящерицами разлеглась вокруг ковра, на котором происходил поединок по вольной борьбе в наилегчайшем весе между кретином-щитовидником с Украины и пирамидальным горбом янки. Пирамидальный горб у него выпячивался макушкой между лопаток.
— На это шляпу можно вешать, — показал тренер русских.
Смердяков выпучил глаза, подбородок отвалился на складки шеи.
— Мы выиграли бы все встречи, но американцы… — плаксиво бормотал тренер, — их невозможно прижать к ковру. Они все горбуны. Мы не можем победить даже по очкам. Панкин заработал синяк на груди, делая захват.
— Опротестуйте поражения. Когда Короленко борется с американцем?
— В следующей схватке.
Кретин-украинец захватил ноги американца и крутил его на горбе. Смердяков припал на четвереньки и со злости ударил по ковру. Американец быстренько выиграл у соперника по очкам.
— Короленко! — выкрикнул тренер русской команды. Короленко поднялся, стаскивая свитер. Тренер начал массировать его перчатками, и в зале раздалось сухое потрескивание.
— Он покрыт чешуей, — послышался недоуменный шепот капиталистической стороны.
