Михаил Кисличкин - Три желания СИ
Обзор книги Михаил Кисличкин - Три желания СИ
Михаил Кисличкин
Три желания — рассказ
Рыбка оказалась и вправду золотой. Да и не рыбка даже — здоровенная рыбища. Старик Семеныч даже поначалу думал, что корягу зацепил — так трудно было ее тащить. Но, в отличие от коряги, добыча упиралась, рвалась — казалось еще секунда, и она окончательно соскочит, порвав толстую леску и навсегда уйдя в темную глубокую воду. Однако, леска сдюжила, и вскоре на берегу оказалось нечто светло-золотистого цвета. Вроде по всем признакам рыба: чешуя, плавники, хвост — все в наличии. Только вот в речке Бурдейка таких отродясь не водилось. Даже при советской власти такого не было, а уж про нынешние времена — что и говорить. Измельчали все. Люди — духовно и нравственно, рыбы — в размерах. Только и остались в деревне Бурдейке законченные алкаши и старики со старухами, а в одноименной речке — вялая плотва да мелкие окуни.
И тут такое чудо! Наверное, более полуметра в размахе, желтые чешуйки одна к одной, а веса, наверное, килограмма девять, если не все десять. И откуда столько? Старик еле-еле в руках удержал. Отличный трофей для рыболова. Только вот как звать сию рыбку непонятно — ни на одну из известных Семенычу рыб она не походила.
Посмотрел рыбак на свой трофей повнимательнее, да так и вздрогнул всем телом, выпустив добычу из рук. Закрестился — свят, свят…Ибо увидел Семеныч страшное — как с рыбьей головы глядели на него человеческие глаза.
— Не тормози старче, — загадывай желания и выпускай уже — раздался у него в голове приятный женский голос. — Мне еще до сумерек плыть и плыть. Да и после исполнения этих ваших желаний жрать охота — сил никаких нет. А я с утра не завтракамши…
— Ты кто? — опешив, спросил вслух Семеныч.
— Кто-кто…владычица морская, царица океанская и так далее, — ответил голос. — Давай без этих вот формальностей. Раз поймал — исполню твои желания. Три штуки. Быстрее загадаешь — быстрее сделаю. Раньше сядешь — раньше выйдешь.
— Если ты морская, то что делаешь в Бурдейке? — изумился старик.
— Долбанное BP со своей скважиной — вздохнул голос. — Ты даже не представляешь себе, какие они феерические козлы. Нет, они хуже…много хуже. Слушай, а может ты пожелаешь, чтобы я их того? Вывела, так сказать, их физическое существование из активов вселенной? Полезное дело сделаешь, а я тебе лично спасибо скажу. И от всей океанской общественности тоже.
— Так ты и вправду золотая? — Семеныч пропустил мимо ушей предложение рыбки.
— Вправду, вправду. Думаешь легко в золотой чешуе плавать? В океанской воде еще ничего, а в речной хоть в раки записывайся. Все время на дно идешь. Ладно, загадывай желания. Чего тебе надо? Типовой пакет: здоровья, денег, баб или будут выборочные опции?
Семеныч на несколько минут задумался. Потом подошел к своему трофею и, с усилием приподняв золотую рыбу, столкнул ее в речку.
— Плыви. Ничего мне уже не надо. Глядишь, доброе дело перед Господом зачтется, оно всего лучше будет…
— Ты что больной? — снова раздался голос. Рыба, отплыв на пару метров, высунула из воды свою голову, и застыла, неведомым образом удерживаясь в таком положении. — Я могу дать тебе молодость, деньги, славу. Дать всего этого много и даром. Не хочешь для себя — пожелай другим. В мире множество несчастных людей, если тебе ничего не надо — сделай добро другому. Так и перед Богом больше зачтется, если ты все о своих грехах думаешь. Старухе вон своей хотя бы автоматическую стиральную машинку пожелай.
— Не, вот этого не надо. Наколку со старухой я знаю. Спасибо Пушкину — слегка улыбнулся старик. Пойми, рыбка, не хочу я так… Русский народ страдает, Россия гибнет. Инородцы повсюду, последние соки из русских выжимают. Все мои друзья уже по кладбищам лежат, ограбленные реформами и убитые паленой водкой. А я буду посреди всего этого наслаждаться молодостью и деньгами? Мне кусок в горло не полезет, стопарь колом в глотке встанет. И другим того не пожелаю. Тем, кому сейчас на Руси жить хорошо, я могу только такого пожелать, что и черти в аду ужаснуться, а у тех, кто на Руси сейчас страдает, все равно все отберут. Те, кому сейчас хорошо. Времена нынче такие, злые. Так что не буду-ка я от греха желаниями разбрасываться.
— Точно больной. Бывает же такое — задумчиво произнес голос рыбы в голове Семеныча. — Может тебе с врачом хорошим помочь? Я могу.
— Не надо. Плыви… Нет стой. Рыбка, а ты можешь обустроить Россию?
— Чего?
— Обустроить Россию! Чтобы воля в стране была, и чтобы все по правде и по справедливости жили. Чтобы царь о своем народе паче всего думу имел, чиновники не о взятках, поборах и карьере, а о людях помышляли, чтобы законы правильные стали… Короче, чтобы все хорошо и по совести было.
— Нет. Так не могу — ответила рыба. — Ты свои пожелания и сам сформулировать не можешь, несешь какие-то благоглупости. Однако, вижу я — человек ты добрый, даже меня отпустил сразу, без всяких желаний. Я уж думала — нет таких на свете. Так и быть, пойду я тебе навстречу и вот что скажу: размышляй до завтра. Завтра в это же время приходи на речку и загадывай свое желание по обустройству России. Да говори четко, и не то, чего хочешь, а что мне делать надо. Я сделаю. Через месяц приходи снова и загадывай свои новые желания. Если Россия за это время обустроиться, может и лично для себя загадаешь. Так тебя устроит?
— Да! Спасибо рыбка.
Ничего не сказала рыба, только хвостом по воде плеснула.
Всю ночь Семеныч спал плохо, все думал думу о судьбе Родины. Надо было бить в одну точку, придумать такое желание, исполнение которого все поправит, станет центром кристаллизации для выздоровления общества. Но что это может быть? Мучительные раздумья о России не давали уснуть. И лишь утром пришел выстраданный ответ — все дело в коррупции. Если ее ампутировать как источник гангрены, то весь организм начнет выздоравливать. Утром он чуть свет стал собираться на рыбалку, не смотря на ворчание старухи. В назначенный час он уже давно сидел на месте и ждал рыбку. Когда золотая рыбья голова с человеческими глазами высунулась из реки, а голос в его голове произнес — "давай, желай, внимательно слушаю", Семеныч произнес, громко и четко выговаривая слова: "Хочу, чтобы у любого государственного чиновника, любого ранга и должности, от самой маленькой до самой большой, при взятии взятки в любой форме и любым образом, после этого начинала болеть голова. Первый день очень слабо, второй день немного сильнее, третий еще чуть-чуть сильнее. Чтобы боль эта потихоньку нарастала и нарастала до самой ужасной, и не было бы от нее никакого другого избавления кроме заявления на себя в полицию. А если какой полицейский этому заявлению не даст ход, то пусть и его постигнет та же участь. О том, что правило сие с завтрашнего дня вводиться будет, пусть сейчас облаками над Москвой написано станет".
— Принято, — прозвучал в голове. — Приходи через тридцать дней.
Хлопнула рыба хвостом по воде и исчезла.
Вечером телевизор рассказал о любопытном природном феномене. Небо над Москвой, затянутое облаками, внезапно начало проясняться, а облака истончились, принимая вид букв и слов. О тексте сообщения ведущий умолчал, сказав, что феномен возможно и не природный, а дело рук каких-то хулиганов. Впрочем, Семеныч знал что делать — он позвонил живущему в Рязани сыну и, между делом, после вопросов о здоровье внуков, работе и прочих семейных делах, поинтересовался текстом, появившемся сегодня над Москвой. Сын, немного удивившись вопросу, залез в интернет и слово в слово зачитал надпись отцу. Семеныч остался доволен.
Бум на обезболивающие лекарства начался на третий день и был стремительным. Парацетамол и анальгин, ибупрофен и цитрамон во всех своих многочисленных импортных и отечественных ипостасях мгновенно пропали с прилавков. Главный санитарный врач с красными глазами и измученным лицом, на четвертый день буквально орал на совещании, что он из производителей некачественных лекарств всю душу вынет и всех посадит. Министры кивали ему в ответ. Выглядели они тоже не очень, как после долгого запоя.
На восьмой день появились длинные очереди в прокуратуру. Измученные чиновники нижнего и среднего звена занимали места с ночи, чтобы только прорваться в кабинет с вожделенным заявлением. Дрались за место в очереди, за само право записаться в список подающих заявление. Но и это помогало мало: блатные и начальники все равно успевали первыми. Выходили из дверей кабинета повеселевшими, презрительно глядя на своих измученных коллег.
К одиннадцатому дню встала таможня. Смены массово ушли на больничный. Оставшиеся коллеги делали все в точности, как требует регламент — и на десятки километров приграничные дороги оказались забиты фурами.
К двадцатому дню почти полностью остановилось строительство.
— Мы ничего не можем сделать! — кричал по телевизору директор одного из СУ. Никакие разрешительные бумаги не подписываются. От нас требуют триста пятьдесят согласований, мы просто физически не можем оформить такое количество документов. И ни одно согласование нельзя теперь получить быстро! Прежде чем получить все разрешительные документы, мы должны потратить годы!
