Паоло Бачигалупи - Человек с желтой карточкой
Обзор книги Паоло Бачигалупи - Человек с желтой карточкой
Паоло Бачигалупи
Человек с желтой карточкой[1]
Блеск мачете, горящий склад. Пылают коробки с джутом, тамариндом и сжатыми пружинами. Всюду эти люди: зеленые повязки на головах, окровавленные лезвия, яростные лозунги… Их крики эхом разлетаются над улицами. Первый Сын убит. Телефон жены не отвечает. Лица дочерей… Превращены в кашу, похожи на лопнувшие гнилые плоды.
Пожар усиливается. Отовсюду валит черный дым. Тран бежит по складским помещениям, мимо офисов, мимо тиковых корпусов вычислительных машин с ножными приводами, мимо груд пепла, оставшихся от сожженных документов с именами тех, кто субсидировал «Три-Просперитис».
Легкие едва справляются с жаром и дымом. Ворвавшись в собственный офис, Тран бросается к решетчатым жалюзи, дрожащими руками нащупывает медные задвижки. Склад горит, за спиной — толпа смуглых людей уже ломится в двери, размахивая липкими от крови мачете… Он просыпается, тяжело дыша.
Жесткий угол ступени давит в спину. На лице — чья-то липкая, потная нога. Тран скидывает ее. Влажная от жары кожа блестит в темноте — только так и различишь шевелящиеся вокруг тела. Они толкаются, пускают газы, охают, переворачиваются с одного бока на другой… Плоть к плоти, кость к кости. Живые и задушенные жарой. Вповалку.
Кто-то кашляет и харкает мокротой рядом с лицом Трана. Тело его слиплось с чужими — голыми и потными. Он изо всех сил сопротивляется клаустрофобии. Лежи спокойно, дыши глубже, забудь о жаре. И пусть разум в смятении — ты выжил посреди духоты и мрака.
Он не смыкает глаз, пока другие спят. В нем еще теплится жизнь, тогда как остальные уже подобны мертвецам. Он принуждает себя лежать тихо и слушать.
Сигналы велосипедных звонков. Внизу, далеко, за тысячи тел отсюда, на расстоянии в целую жизнь… Кто-то едет на велосипеде и сигналит. Значит, надо поторапливаться. Тран высвобождается из-под массы переплетенной человеческой плоти, вытягивает за собой тряпичный мешок со всем своим скарбом. Похоже, он опаздывает. А ведь именно сегодня этого нельзя делать. Закинув рюкзак на костлявое плечо, он начинает спускаться по лестнице, ищет путь в каскаде спящих тел… Переставляет ноги между семьями, любовниками, скрюченными голодными полупризраками, желающими ему оступиться и сломать себе шею… Шаг — на ощупь, шаг — на ощупь.
Вслед несутся проклятия. На лестничной площадке, среди счастливчиков, спящих в горизонтальном положении, Тран переводит дух и снова пускается «вброд». Ниже, ниже, минуя повороты, по ковру из тел соотечественников… Шаг — на ощупь, шаг — на ощупь. Еще поворот. Внизу — серый просвет. Свежий воздух уже ласкает лицо. Свалка безымянной плоти редеет, теперь можно разглядеть, что это мужчины и женщины растянулись на глухой лестнице; их подушки — грязный бетон. Серый свет становится золотым. Велосипедные звоночки бренчат все ближе. Звук такой чистый, как сигнал об эпидемии цибискоза.
Из плена высотки — на запруженную людьми улицу. Здесь торговцы вареным рисом, ткачи конопляных изделий, развозчики картофеля. Тран опирается ладонями о колени и тяжело дышит, благодарный за каждый вдох, пусть и наполненный уличной пылью и запахом утоптанных нечистот. По спине струится пот. Соленые хрустальные капли падают с кончика носа, усеивают влажными точками красную брусчатку. Жара убивает людей. Убивает стариков. Но пекло позади; он выбрался, не превратился в жаркое, хотя сезон засухи в самом разгаре.
Поток велосипедистов напоминает стаю карпов; люди спешат на работу. За Траном — тень высотки. Сорок этажей нестерпимой духоты, лестничных изгибов и гнили. Выбитые окна, разграбленные квартиры. Останки былого величия времен экспансии. Теперь это гроб, жаровой шкаф. Ни электричества, ни систем кондиционирования… Никакой защиты от слепящего тропического солнца. Бангкок загнал всех беженцев под самое небо и желает, чтобы они оставались там. Но Тран все еще жив. Он вновь спустился с небес на землю, несмотря на Навозного Короля, «белые рубашки» и преклонный возраст.
Он распрямляет спину. Лавочники помешивают лапшу в котелках и снимают пароварки, полные баоцзы,[2] с бамбуковых поддонов. От высокобелковой каши из серого риса «Ю-Текс» тянет порченой рыбой и маслами жирных кислот. Желудок Трана сжимается от голода, и вязкая слюна наполняет рот — единственная реакция, на которую способно его обезвоженное тело. Чеширцы, эти воришки, снуют под ногами у торговцев, как акулы, надеясь перехватить кусочек-другой. Их быстрые мерцающие силуэты-хамелеоны шныряют тут и там: цвет хаки, потом окрас сиамских кошек, затем — рыжие полосы… После они окончательно сливаются с бетоном и толпой голодных людей, их конкурентов.
Метановые горелки подсвечивают зеленым кипящие котелки; те жарко бурлят, источают новые ароматы, едва лапша попадает в кипящее масло. Тран заставляет себя отвернуться.
Он пробирается сквозь плотную толпу с рюкзаком за спиной, не смотрит, кого задел, не слышит, что кричат ему вслед. Калеки, ютящиеся у дверей, шевелят изувеченными конечностями, просят милостыню. Мужчины горбятся на табуретах, глядя на знойное марево, и по очереди затягиваются крохотными самокрутками из листьев желтого табака, найденных на мусорных отвалах. Женщины сбились в кучки и тихо переговариваются, сжимают в пальцах желтые карточки, на случай, если явятся «белые рубашки» для проверки регистрации.
Всюду, насколько хватает глаз — люди с желтыми карточками: целая раса переселенцев, бежавших из Малайзии в Таиланд. Для «белых рубашек» из министерства среды — это лишь очередная эпидемия, вроде вызванных цибискозом или ржавчинными грибами. В одном ряду с нашествием популяции генно-модифицированного долгоносика. И методы борьбы — соответствующие.
Желтые карточки, желтые люди. Хуан жэнъ[3] заполонили все пространство вокруг. И шанс покинуть пределы этой безликой толпы может быть вновь упущен. Тот единственный за многие месяцы шанс для беженца-китайца — для человека с желтой карточкой. Неужели слишком поздно? Тран сталкивается с продавцом крыс, и запах жареной плоти вызывает новый ком густой слюны во рту. Чуть дальше по улице — водяной насос. Тран останавливается там, пытается отдышаться.
К насосу выстроилась очередь — старики, молодые женщины, матери с детьми.
Тран чувствует, как подкашиваются ноги. Он придерживается рукой за стену дома. Если бы у него были силы — если бы он наелся вчера досыта, или хотя бы пару дней назад, — он завыл бы зверем и запинал бы свой рюкзак до состояния мочалки. Но калорий слишком мало. Очередная возможность ускользнет легко, как песок сквозь пальцы, и не заметишь. Проклятая лестница! Не надо было жалеть, надо было отдать Навозному Королю последний бат, чтобы получить место рядом с окнами, выходящими на восток. Смог бы встать раньше.
Но ведь это единственная монета! Возможно, единственный шанс на будущее. Как часто твердил он своим сыновьям: чтобы делать деньги, следует их тратить! Но пугливый беженец с желтой карточкой, которым он стал, счел благоразумным придержать оставшийся бат. Словно последняя крыса, он припрятал добро, сэкономив на ночлеге. А ведь должен был, как тигр, бросить вызов «белым рубашкам» с их дубинками, несмотря на комендантский час! Теперь что же… Он опаздывает, стоит, насквозь пропитанный вонью лестницы, а впереди еще десять человек, каждый из которых напьется, почистит зубы и наполнит ведро мутной водой из реки Чао Прайя, прежде чем подойдет очередь Трана.
Было время, когда он требовал пунктуальности от своих подчиненных, собственной жены и сыновей, от наложниц, но тогда у него имелись великолепные наручные часы, так что он мог положиться на точный ход стрелок. Время от времени он подводил механизм, вслушивался в сладкое тиканье и бранил сыновей за праздное отношение к обязанностям.
Не стань он такой развалиной, безмозглой и медлительной, он все предусмотрел бы. Бунт «зеленых повязок» тоже. И когда только его мозг превратился в труху?
Один за другим люди в очереди завершают свои утренние омовения. Женщина с беззубым ртом и серыми наростами фа гань за ушами наполняет ведро и уступает место Трану.
Ведра у него нет. Только мешок. Бесценная ноша. Он кладет его перед собой и посильнее запахивает саронг на костлявых бедрах, прежде чем опуститься на корточки под насос. Иссушенной рукой берется за рычаг. Мощный бурый поток воды обрушивается на его тело. Речная благодать. Под ее напором кожа Трана провисает складками, как у лысой кошки. Он раскрывает рот и глотает не очищенную от песка воду, трет зубы пальцем, подспудно размышляя, какую инфекцию может сейчас подхватить. Не важно. Он надеется на лучшее. Все, что остается.
Дети наблюдают за Траном, пока их матери роются в кучах манговой кожуры и шкурок тамариндов с наклейками «Чистых Калорий» и «РедСтар» в надежде найти кусочки фруктов без цибискозных пятен, lllmt.6… Или это 111 mt.7? А может, mt.8? Когда-то Тран мог определить по пятнам конкретный вид цибискоза, которым заражен продукт. Он был способен предсказать, погибнет ли урожай, знал, испорчен ли семенной фонд нового. Своим успехом он был обязан этому знанию: клиперы Трана пускались в плавание, груженные только здоровыми семенами и «чистыми» продуктами питания. Но все это было вечность назад.
