Галина Маркус - Найленир. Эльфийская баллада

Гости в шатре восседают на тронах почётных,
В центре – отец, по бокам его – дочери. Эльфы
Яства подносят и песни поют. Королева
Вместе с супругом наследника ждут. Наконец-то

Синий полог распахнулся. Леир появился.
Даже не глядя, Альне поняла, что вошёл он.
Сердце её в ожидании сжалось тревожном,
И, обернувшись, она повстречалась с ним взглядом.

Жаль, что Альне притворяться совсем не умеет,
Руки дрожат, и бокал расплескался на скатерть.
Смотрит царевич – глаза выдают его чувства,
Взор оторвать он не может от девы желанной.

Мелиэль следом за ним, поклонившись, заходит.
Взгляд опустив, эльф берет её за руку. Вводит
В светлые залы, подводит к столу и напротив
Смертных садятся они, с королевою рядом.

«Гости, знакомьтесь, вы видите Мелиэль нашу!
Утро лесное пред ней отступает с поклоном,
Вечер от света её веселей и прозрачней,
Ночь украшает шатёр её звёздами», – молвит

Мать-королева, с почётом король принимает
Руку девицы. Она – и чиста, и покорна,
Тихо садится с царевичем рядом. И смотрят,
Как заколдованы, все на эльфийскую деву.

Даже Эльке перед нею подобна стекляшке
Рядом с алмазом. Альне замерла – потрясенье
Слишком огромно, а ревность мучительна. Только
Глаз не отводит она, произносит открыто:

«Зря я решила, что всё волшебство повидала
В дивных лесах – ничего не видала в сравненьи
С прелестью той, что хранил ты, Леир, слишком долго,
Видно, берёг. Только кто повстречал твою деву —

Век не забудет, и я никогда не забуду».
Взгляд отвела, потемнела лицом, на Леира
Больше не глянула. Пир между тем продолжался,
Мелиэль изредка странно смотрела на смертных,

Словно понять не могла иль дивилась чему-то.
Что-то с печальной насмешкой сказала Леиру,
Тот ей в ответ ни словечка не молвил. Не мог он
Глаз от Альне отвести, так хотелось запомнить

Тёмные кудри и быстрые, тонкие руки,
Смелость движений, её прямоту и открытость.
Как он мечтал прикоснуться к Альне, чтобы снова
Жар её губ ощутить и услышать дыханье!

Взгляда искал её, но не нашёл – не смотрела
Дева на эльфа. Сидела, горда и печальна.
«Спой нам, Леир», – попросила его королева.
Только молчит он и знать не желает приличий.

«Мелиэль, спой нам!» «Спою вам – о друге любимом».
Встала она и запела – и голоса краше
Мир не слыхал, он звенел и летел в поднебесье,
И до Вечерней Звезды долетал, не прервавшись.

Песня закончена. Мрачен Леир, словно туча.
«Может быть, гости споют нам прощальную песню?» —
Просит король. Царь разводит руками: «Увольте,
Кто может петь после девы хрустальной эльфийской?»

«Я вам спою, – тут Альне поднялась. – Пусть людские
Песни вам странны, грубы они, неблагозвучны,
Голос мой бедами полон земными, не крепок
И для ушей ваших тонких не будет приятен.

Но в благодарность спою, как умею – душою,
Ну, а она не обманет и скажет, что знает.
Песню навеяла песня другая: я помню,
Люди для эльфов подобны листам на деревьях,

Кратко живут, зеленеют, срываются с веток…
Буду листком однодневным, осенним и ярким».
Голос был слабым, и часто она прерывалась,
Только не голосом пела Альне эту песню,

Тихо сначала, но с каждою нотою ярче.
Раненой птицей в шатре трепетало и билось
Вольное слово. И сердце сжималось у эльфов.
Прежде людским они песням внимать не желали,

Чуждой печалью дышать не умели – другие
В мире у эльфов дела. Но что в голосе этом?
Что так тревожит в нём тех, кто и светел, и ровен?
Что для бессмертных – тоска о невечности лета?

Пела Альне, на гостей не смотрела – куда-то
Вдаль устремляла глаза, словно не было пира,
Не было эльфов… Тепло проливалось живое,
Свет – но не звёздный, а луч мимолетного солнца

Осенью поздней в лесу, полном листьев опавших.
Ягодой терпкой вкушали ту песню эльфийцы,
Чистую ноту хотелось всем слушать, доколе
Ночь эта длится… Не слушала лишь королева,

Только на сына смотрела с растущей тревогой…
…Мелиэль слушала песню совсем по-другому,
С каждой секундой она становилась спокойней.
Чуткая к музыке – в этой не видела смысла,

Думалось ей, что Леир теперь видит ошибку:
В песне Альне, как в бескрылом коротком полёте —
Нету гармонии, нету ни ритма, ни ладу.
Чужды слова её, слаб и беспомощен голос…

«…Повержена, оторвана… Бессильна
В чужих мирах – холодных и пустых,
Меня переворачивает ветер.
В один короткий миг я сорвалась, упала вниз
И тихо замерла в недоумении,
почувствовав земли шершавый бок.

Я погружаюсь в лужи равнодушия,
В забвении тону, затоптана в пыли.
Хотела для тебя гореть и радовать
твой взгляд всю осень, но…
Но нет возврата в небо… Позабудь!

Поморщишься – брезгливо и с досадою.
Ведь в тёмных водах – отраженье мутное
воспоминаний ярких, сказок красочных…
Зачем смотреть? И незачем хранить.
Не бойся – отведу глаза пожухлые, осенней влаги полные.
Не медли, наступай!

…Вот наваждение!
То сон? А может, мрачные предчувствия?
Но нынче пьющим воздух бесконечности
Зачем земли бояться? Просто глупости!
Когда сорвусь – тогда-то и подумаю.
Пока – так близко небо
Я парю…»

Песнь прервалась – но такой неожиданно звонкой,
Смелой и яркою нотой, что вздрогнули эльфы,
И тишина воцарилась. В шатре – ни движенья,
Слова не молвит никто, не нарушит молчанья.

Но королева неловка – бокал свой хрустальный
На пол роняет – и звон в тишине раздаётся,
Кто-то вскочил, чтобы новый бокал королеве
Дать, а другой – чтоб осколки убрать поскорее.

Тотчас Альне развернулась и вышла наружу,
И от шатра побежала – подальше, под звёзды,
Чтобы отец не позвал и в слезах не застигнул,
Чтобы не знать ничего, чтобы эльфа не видеть.

За руку мать удержала Леира. Сидел он,
Словно бы умер. Мучительно ждал окончанья
Долгого пира. Потом проводил свою деву,
Но не вернулся в шатры, поджидая рассвета.

Ночь показалась длиннее слепого бессилья,
Утро – коротким и злым, словно путь к эшафоту.
В сером тумане мелькали уже на опушке
Тёмные тени: то люди собрались в дорогу.

Быстро седлают коней, и прощальные речи
Грустно звучат. И стоят у ворот: королева,
Светлый король, и Леир, и эльфийская свита.
Мелиэль рядом. Наверно, союзников смертных

Больше они не увидят. Эльке с облегченьем
Ждёт возвращенья – в гостях она, видно, устала.
Царь Таруил с беспокойством глядит на меньшую:
Бледная, еле сидит на коне – заболела?

Знает Альне, что они расстаются навечно,
Но ни проститься с Леиром, ни молвить словечко,
Ни посмотреть напоследок нельзя – он с невестой.
Но и не будь её вовсе – то что б изменилось?

Общего нет ничего у Леира со смертной.
Сесть надо прямо и ехать домой. Неизменна
Будет дорога, никто им вослед не заплачет…
Что тут поделать? Альне, не сумев удержаться,

Взгляд подняла, и тотчас его взор повстречала.
Странно себя повело всемогущее Время.
Замерло будто оно для Альне, бесконечность
Длился тот миг. А для эльфа – всего лишь секунду…

Рог протрубил. Развернувшись, уехали гости.
Только мелькнули вдали их фигуры и скрылись.
Были сухими глаза у Леира. Он плакал
Сердцем одним, и впервые узнал, что умеет

Сердце рыдать. Он неделю в лесу находился,
Песен не пел, словно песни умолкли навеки,
И, возвратившись, отправился снова за море,
Чтоб обрести на войне не надежду – забвенье;

И королева боялась, что смерти искал он.
Но не нашёл. А Бриэл, царь заморского края,
Эльфам на помощь привёл своих воинов смелых.
Вместе они возвращались обратно с победой.

К дому дорога ведёт, только тяжесть на сердце,
Серым стал мир… Нет, не в мире спокойней, а в битве!
Страх был не властен, когда потерялась надежда,
Если нет страха, то бой – упоенье для эльфа.

Вот разъезжаться пора на распутье с Бриэлом.
Эльфу – домой, а союзнику – к морю, к невесте.
Но им навстречу, по просеке и бездорожью —
Всадник в зелёном – он ранен, хрипит его лошадь.

Войско он видит, слезает с коня, пошатнувшись,
И, поклонившись, Бриэлу вручает посланье:
Царь Таруил просит друга придти на подмогу —
Новые силы враги собирают к границе,

Тьма им количество, движутся быстро, жестоко
Режут и жгут, на пути все сметая преграды.
Войско царя Таруила в сраженьях ослабло,
Раненых много, врага удержать он не сможет.

«Добре, скачи и скажи, что подмога прибудет,
Надобно только нам силы собрать после боя,
Смотр провести, подкрепления с моря дождаться.
Но передай, не замедлим, как можно скорее

Будем».
                  «С тобой я!» – Леир восклицает тотчас же.
«Эльфам морских рубежей оставлять не годится!
Кто, охраняя ворота, окно растворяет?» —
Друг головою качает…

                                                 «Я всё это знаю!
Эльфов домой приведу, за собой не зову их.
Только меня забери защищать Таруила,
Нет мне покоя ни дома, в лесу вековечном,
Ни возле моря на страже. Желаю лишь битвы!»

«Воля твоя. На равнине, в излучине Дымной
У вековечного леса встречать тебя стану
Через неделю». С Бриэлом Леир распрощался
И своё войско увёл, на рассвете вернувшись

В лес золотой. Но в шатёр к королям не явился,
Войско отправил домой – собирать снаряженье,
Раны залечивать. К морю, сменяя дозоры,
Снова идти – за себя назначает он брата.

Сам же, коня развернув, на окраину скачет,
Тем же путем, что когда-то с Альне прискакали,
Мимо могучих дубов, мимо сосен, летящих
В небо бездонное, той же широкой аллеей.

К озеру Найле спускается он по тропинке.
Ехал с вопросом, но слишком боится ответа.
Тихо подходит и смотрит с тревогой на воду.
И расступается гладь перед ним светлым кругом,

И проступает картина: царевич у трона,
Эльфам приносит могучую вечную клятву
Быть королем их. Вода зарябила: правитель
Вечный Леир восседает с женою на троне.

Мелиэль смотрит – с печалью, тоской неизбывной.
Сам он невидящим взглядом скользит по придворным,
Что мимо них с королевой проходят, как тени.
Нет ни надежды в глазах у него, ни сиянья.

Вечна эльфийская клятва. И ненависть вечна.
И никогда не бывало так тускло и мрачно
Ни в вековечном лесу, ни в шатре под Звездою.
Песни молчат, голоса затухают в смятеньи…

Найле опять потемнело – виденье исчезло,
Но лишь на миг. Появилась другая картина:
Серое утро в степи. Ветер, стонут деревья.
Скачет в отчаяньи эльф – только небо закрылось,

Жизнь улетела его вместе с жизнью другою,
Что остаётся ему – лишь конца ожиданье…
Нет, ещё пару секунд – перед зимней разлукой!
Вот подъезжает к дворцу и взбегает в палаты.

В башню взлетает – народ расступается молча,
Песни умолкли, здесь тоже и тускло, и мрачно,
И голоса затухают в смятеньи и горе.
Надо успеть… Он – в альков. Опоздал? Неужели?!..

Но, еле слышным – он ловит дыханье родное,
Руку в морщинах целует, встречается взглядом
С тихой старухой, глаза её только живые —
Те же глаза, в них любовь, но ни капли надежды.

И у него – ни надежды в глазах, ни сиянья.
«Друг мой, Леир, как сама я себе ненавистна,
Что разрешила тебе эту страшную жертву
Мне принести. Молодой я была так недолго

И вот теперь ухожу под холодную землю.
Там мне и место. А ты отвернись – недостойна
Даже прощенья просить за свою неприглядность.
Может, когда и свершится чудесная встреча —

Как бы хотела, чтоб ты меня прежней увидел…
Ныне прошу: не смотри! Не тебе, мой желанный,
Видеть убогую смерть – ты рождён был для жизни…»
Эльф наклоняется к ней – торопливо, неловко,

Хочет сказать ей успеть… тут дыханье умолкло.
Молча сидит он, приникнув к челу её тихо,
Что-то ей шепчет, но только Альне не услышит…
…Эльф застонал, оступился – чуть в тёмную воду

Он не упал, удержался с трудом. Две дороги:
Счастья ему не несёт ни одна, ни другая.
«Ну же, Леир, выбирай. Или сделал ты выбор?»
Вздрогнул – откуда послышался голос неспешный?

Сжатые в горе глаза открывает он – рядом
Нет никого, но зато отражается в водах
Странный старик – нет, не стар он, годами не сгорблен,
Взгляд его острый, а голос – как будто далёкий,

Долгий, протяжный, и всё-таки звонкий и юный.
«Кто ты?» «Леир, ты меня узнавать не желаешь?»
«Старец из озера? Найленир? Думал я – сказка…
С детства я помню её…»
                                       «Нет, не сказка – сказанье, —

Старец прищурился хитро. – Тебе не довольно
Озера Найле ответа? Пришлось мне явиться.
Редко к кому прихожу. Поспеши – я отвечу,
Только в том случае, если вопрос будет точен.

Только сначала поведай: ты сделал свой выбор?»
«Выбор мой сделан давно, но его не исполнить.
Как мне понять: где закон, где – веления предков,
Где я свободен, где должен послушно смириться?

Мог бы изгоем я стать, отщепенцем средь эльфов —
Это меня не страшит! Но Закона нарушить
Я не могу. Твой ответ ожидаю со страхом».
«Значит, не смерти боишься, а только Закона?»

«Разной бывает она: ожиданием встречи
Иль избавленьем от муки – такой не искал бы,
Выбрав Закон. Но страшнее обеих – безмерной
Тёмною жизнью влачиться, душой умеревши.

Что говорится в Законе? Поведай, хранитель!»
«Вечен Закон, и ни строчки его не менялось,
В нём говорится: поклявшись, ты должен исполнить.
В нём говорится: предавший да будет отвергнут

Небом, Землёй и Звездой – перед всеми навечно.
Будь ли то клятва жене, будь ли клятва народу,
Только себе, или небу – она не сотрётся…
Надобно ж клясться, лишь если по силам исполнить!

Клятва невесте имеет, однако, отличье —
Клятвой становится только, когда её примет
Та, что женою хотел бы ты видеть. Иначе
Так отрезал бы пути себе каждый влюблённый…»

«Я ведь не клялся ещё ни народу, ни небу,
И ни жене, ни себе! Только долг остаётся…
Свят ли тот долг – или это условные сети?
Но материнского сердца желание – свято?

Как разобраться мне в этом, быть честным и верным?»
«Только ты сам можешь знать о тебе повеленье.
Будешь оправдан, лишь если ты честен в вопросах
И под желанья свои не ровняешь ответы.

Долг же Закону – не сын, а всего лишь племянник,
Сын у Закона – Призванье. Оно и важнее
Воли отца, материнского сердца желаний.
Тот, кто послушен ему, выбирая дорогу,

Сам поверяет маршрут – на спасенье иль гибель.
Если идёт он один – кто ему указатель?
Только Закон и Призванье. Они же и судьи.
Тот, кто идёт не с другими, не сиречь – неправый».

«Озеро мне показало Альне как невесту,
Что это было – ошибка? Моё пожеланье?
Или судьба?»
                     Усмехнулся старик: «Показало
Найле тебе и меня. А вот что это было —

Сам и решай. Может быть, я вопрос без ответа,
Или ответ? Или просто мечта об ответе?
Найле, поверь, лишь тебя одного отражает,
Сам ты творишь себе путь, не его предсказанья.

Сам же ответишь себе на такие вопросы:
Где твоё сердце? Где разум твой? Всё ли в Законе?
Если с Законом и сердце, и разум согласны —
Значит, нужны только силы – Призванье исполнить».

И, поклонившись, старик исчезает – темнеет
Озеро; эльф потихоньку уходит. Обратно
Медленно едет по лесу он к дому родному
К эльфам в шатры, чтоб с родными краями проститься

Перед сраженьем. С Бриэлом назначена встреча.
Что же судьбою назначено, ведать не может.
Только на сердце вдруг стало легко и свободно.
Словно откуда-то знает Леир всё, что должен.

Хоть непомерен сей труд, одинок, но отраден.
Силы найдутся – на радость искать их не надо,
Хватит ли мужества, чтоб превратиться в изгоя?
«Мама, никто не поймёт меня лучше, чем мама, —

После приветствий присел перед ней на колено
Сын. – Да не ты ли растила меня под Звездою?
Ты ведь учила меня быть и честным, и твёрдым?
Первая ты рассказала Леиру о долге,

Первая ты объяснила, как жить по Закону.
Мама, я думал, что долг свой сумею исполнить,
Но про долги мои знанья становятся глубже.
Долг предо мной или только подобие долга?

Истиной может быть долг, но быть может и ложью.
А Небеса не долги назначают – Призванье.
Свят ли тот долг: королём быть, чужим королевству?
Мама, я воин, и эльфам твоим не опора.

Разве такой нужен эльфам весёлым правитель?
Разве гожусь я – больной и отравленный болью,
Раненый страстью и умерший прежде, чем к трону
Даже приближусь? Король нужен сильный и ясный

Светлому люду, им править не должно с печалью;
И королю подобает иметь королеву.
Нет ни одной среди дев – ни в лесу вековечном,
Ни у сородичей в царстве заморском невесты,

Той, что я взял бы себе по любви, без обмана,
Чтобы её не ввергать в нелюбовь и страданье.
Нынче я знаю свой долг, и Призвание знаю:
Буду с Альне до конца, в час последний и первый,

Чтоб на руках моих были болезни и старость,
Чтоб уходя, на меня одного лишь смотрела.
Мама, пойми, что судьбы мне другой не найдётся,
Я не нарушу Закон, а исполню Призванье».

«Вечность – призванье для эльфа, закон его – гордость
И процветание рода! А ты обрекаешь
Род на позор, а меня – чтоб стыдилась я сына…
Я запрещаю тебе! Ты – король по рожденью!»

«Ты ли учила меня, что важнее гордыни
Правда и смелость? Теперь тебе гордость дороже?
Пусть же Маир оправдает твои ожиданья,
Я – не единственный сын, без меня не погибнет

Вечный народ. Королём никогда я не стану.
Что меня ждёт? Лишь погибель в бою. Ну, погибну.
Что с того проку, какая же разница, мама?
Лучше ещё проживу полстолетья счастливым

С девой любимой! Иного я счастья не знаю,
Каплю его пожелай мне – сладка эта капля.
Воином стану простым и защитником эльфов,
Ну а Маир – королём. Отпусти на сраженье!»

Тут королева встаёт, смотрит сверху сурово:
«Эльф, что погибнет в бою – честь и слава для рода.
Но променявший бессмертье на смертную деву —
Носит позор в себе мой. Лучше пал бы ты в битве».

«Мама, последний завет твой, наверно, исполню.
Что же, прощай, поминай меня – так, как сумеешь.
Любишь свой род больше сына – тебя не корю я.
Деву люблю больше рода, и сердце, и разум

Мне говорят, что Призванье моё – рядом с нею.
Может, тебя я теперь никогда не увижу,
Еду на бой – пусть в сражении том и решится
Доля Леира. Тебя оставляю я с болью».

Но ничего не ответила мать-королева,
Лишь отвернулась, обиду и горе скрывая,
Что не сумела быть ласковой с сыном любимом,
Что отправляет на смерть его дланью суровой.

Эльф ускакал и поехал к излучине Дымной,
Вскоре Бриэл подоспел, выступало с ним войско;
И, отобравши отряд небольшой, оторвались,
Вместе вперёд поскакали к дворцу Таруила.