Николай Романецкий - Узники утлого челна
Снежане тоже ничего нельзя говорить о своих догадках.
Кто знает, как она себя поведет в такой оперативной обстановке?
Тьфу, какая еще, к Велесу, «оперативная обстановка»?! Профессиональные термины – по отношению к собственной сестре! Ну вы, брат, даете!..
Короче, в этой ситуации след надеяться исключительно на собственные силы. Но на какие действия нам хватит оных сил? Что можно сделать без посторонней помощи?
И тут он понял – что.
Всякому известно, чего более всего боятся колдуньи. Самого обыкновенного – любовных постельных утех, которые лишают их Таланта.
Вот в этом направлении и надо работать. Прихватить девицу за вымя где-нибудь в укромном уголке.
И буде она начнет строить из себя недотрогу и раз, и другой, то это усилит подозрения. А если и в третий раз оттолкнет, то абсолютно точно – ведьма!
* * *За реализацию задуманного плана он бы взялся сразу.
Задача-то нехитрая – бесперечь оказывать юной служанке знаки внимания. Собственно, поначалу достаточно просто заинтересованных взглядов. Но так, чтобы Купава не заметила – проблемы с возможной ревностью со стороны жены совершенно ни к чему!
Вот последнее и окажется самым сложным.
Оказывать знаки внимания Иве можно только дома – больше нигде Сувор с нею не общается. Но тут и Купава все время под боком.
К счастью, уже утром в шестерницу жена с сыном должны отправиться в Разлив, где на берегу Чухонского залива у Нарышек уже два лета стоит новый загородный дом.
Оставалось позаботиться, чтобы, среди слуг, вкупе с женой туда не поехала Ива Алюшникова.
Однако тут и забот не потребовалось. Все уже было решено – маменька была достаточно мудра, чтобы не отправлять в помощницы молодой маме неопытную девицу. Вместе с Купавой должна была поехать ее старая служанка Велислава, которая знала Купаву с младых ногтей и которую специально вызвали из дома тестя и тещи.
Велислава прибыла перед ужином и весь вечер потратила на помощь своей давней хозяйке.
Шестерницу Сувор посвятил своей семье и ее переезду – и Купава, и сынишка, знамо дело, изрядно капризничали. Вернулся в Ключград токмо к ужину.
И, поедая гусятину с кислой капустой, сказал:
– Хочу завтра на Смоленский погост съездить, могилу Клюя Колотки навестить. Никто мне компанию не составит?
Маменька и папенька, разумеется, отказались: все-таки Колотка был для них – не ровня. Пусть и волшебник, но низкородный, сын булочницы из Парфино…
– Вестимо, я поеду, – сказала Снежана.
Правда, это была только часть дела. Сувору требовалось, чтобы поехала и новая служанка.
Но заговорить об этом он побоялся.
Участие или неучастие служанки в такой поездке не должно занимать внимание князя.
Однако расчет его полностью оправдался: после ужина Снежана сказала, что ее служанка также поедет на погост.
Большего для начала Сувору и не требовалось.
Тут же велели кучеру заложить утром экипаж и на следующий день, после завтрака, принялись собираться.
Сувор предположил, что девицы заставят себя ждать, но они справились на редкость быстро.
То ли Ива быстро набиралась опыта обращения с одеждой сестры, то ли Снежана и сама поторапливалась.
Видимо, еще не забыла свои былые чувства к убитому.
* * *Поскольку погост располагался неподалеку, возле реки Смоленки, делящей Межневье на два неравных острова, добирались туда недолго.
Правда, на Олонецкой улице пришлось слегка притормозить – не обгонять же похоронную процессию, направляющуюся в ту же сторону.
Свет вспомнил, как они в прошлом лете встретили тут такую же, которая сопровождала в последний путь Клюя Колотку. И как возле могилы убитого волшебника нанес по нему, Свету, магический удар преступник.
Воспоминание было очень неприятным – Свет не выдержал и поежился.
– Не бойтесь, сударыня Ива, – усмехнулся Нарышка-младший. – Тут покойники тихие. Из гробов не вылезают.
Снежана фыркнула:
– Ну и шуточки у вас, братец! Невозможно подумать, что на поминки собрались.
Сувор явно смутился.
А Свету вдруг пришло в голову, что Нарышка-младший и в самом деле поехал на кладбище вовсе не для того, чтобы помянуть мертвого друга.
И в самом деле, что за дата? До годовщины смерти еще далеко. Какого Велеса Сувор сюда потащился и двух девиц за собой потянул?
Да, плохо волшебнику, потерявшему Талант! Охохонюшки, как плохо! Сейчас бы родилась тревога, и след было бы держать ушки на макушке.
Но чувства тревоги нет. И не понять – грозит вам что-либо, или у вас просто нервная болезнь…
Между тем чужая похоронная процессия втянулась между Рук Двух Богинь. Традиционная форма ворот на словенских погостах…
Остановились на площади перед входом. Карету и кучера оставили тут, а сами последовали за процессией.
Свет дороги к могиле Колотки уже не помнил, но Сувор вел уверенно: видимо, не раз уже тут бывал.
Дошли до могилки.
Она оказалась вполне ухоженной – видимо, родители Клюя следили. Или, скорее, Колдовская Дружина опекала место погребения своего члена…
Присели на скамеечке.
Сувор открыл прихваченный из дому кожаный саквояж, достал бутылку медовухи, четыре граненых стаканчика и несколько бутербродов с вареной говядиной, расстелил на примогильном столике салфетку. Наполнил стаканчики, один поставил к памятнику, накрыл бутербродом.
– Земля вам пухом, друже!
– Земля вам пухом!
– Земля вам пухом!
Чокнулись со свободной рюмкой и выпили.
Киевские, говорят, на могилах не чокаются…. Но у них своя вера, у нас – своя.
Сувор налил еще по одной.
Снежана строго посмотрела на брата:
– Стоит ли молоденькой девице?
– Стоит, – сказал Сувор. – Исполать Марене!
– Исполать Марене!
– Исполать Марене!
Чокнулись, выпили.
У Света сразу закружилась голова – он давно уже не пил похмельного. Находясь в девичьем теле – вообще ни разу. Ни в обители Ордена, ни в устюженском приюте похмельное совершенно не поощрялось.
– Ой, голова побежала, – не удержался он.
– Ничего, далеко не убежит! – Сувор улыбнулся юной служанке. – А буде и убежит, так завтра нагоните! Снежана вас от матушки защитит.
– Правда, ваша светлость? – Свет оглянулся на Снежану.
– Правда, Ивушка. – Та тоже улыбалась.
Происходящее не очень походило на поминки.
Захотелось вдруг рассказать о своей жизни, пожаловаться поминальщикам на утрату своего мужицкого тела, на тоску по жизни высококвалифицированного волшебника, похвастаться любовью к Снежане и любовью Забавы к себе.
И Свет уже было раскрыл рот.
Но его будто в бок толкнули.
Не сметь!
Он закрыл рот, зажмурился и помотал головой. А когда снова открыл глаза, Снежана с грустью смотрела на памятник.
Сувор же глядел на него, Света, и тут же принялся рассказывать какую-то смешную историю.
Смешную, потому что сам то и дело смеялся.
Свет усердно слушал и ничего не понимал, но старательно смеялся вместе с хозяином.
В самом деле, разве не так должна вести себя служанка, коли хозяин рассказывает смешное?
Рыдать, что ли? На то в словенских похоронах и на поминках существуют плакальщицы! Они умеют делать это куда как справно!
Голова продолжала кружиться, и Свет уже смеялся над этим ощущением.
И не удивительно – в головокружении был привет из далекой юности, когда отрок-волшебник Светик Сморода впервые попробовал малую толику медовухи.
По краю сознания промелькнула мысль: «Он же со мной заигрывает! Просто-таки раздевает, хорошо хоть глазами…»
В девичьем теле проснулась истома, а в мужицкой душе – восторг.
Безудержную радость оцарапала новая мысль: «Вернемся, и княгиня меня выгонит с работы!»
И тогда он жалобно проговорил:
– Я… х-хотю… д-домой… в-ваши… с-сват… с-светлос-с-сти…
* * *Мокошь оказалась к Свету милостива.
Во-первых, по пути с погоста в дом Нарышек два стаканчика медовухи почти выветрились. Хотя по дороге сначала мутило…
А во-вторых, Снежана сделала все, чтобы Ива не попалась на глаза матери. Сразу по возвращении отвела служанку в свою комнату:
– Сидите пока тут и носа из светлицы не кажите. Я скажу маме, коли спросит, что поручила вам разобрать спутавшиеся нитки для шитья. Лучше всего вам поспать, пока я не разбужу.
Видимо, ее заела совесть, что не дала окорот брату, спаивающему столь юную девицу…
– Хорошо, ваша светлость!
– Ложитесь тут, на диванчике. Я запру дверь на всякий случай.
Она ушла, щелкнув ключом в замке.
Свет, борясь со слабостью в руках и ногах, тут же, скинув платье, улегся на диванчик и мгновенно заснул.
Приснился ему безбрежный океан под лазурным небом.
По океану плыл узкий челн, от малейшего Светова движения покачиваясь и едва не черпая бортом воду. Хорошо, что моряк был одинок – двое бы непременно перевернулись. Над океаном сияло яркое солнце, отражаясь от лазурной глади миллионами зайчиков. Такой голубой воды не бывает ни в Ильмене, ни в Нево, ни в Онеге, ни в Чухонском заливе…
