Александр Прозоров - Поля доброй охоты
– Приютим, не сомневайся, – пригладил бороду факельщик. – Не столь часто гости к нам из озера вылазят. В порубе до утра посидишь, опосля разберемся.
– У вас там сено хотя бы есть? – поинтересовался Олег, собирая вещи.
– Соломой обойдешься. Меч отдай, не дозволено.
– Это нет! – тут же вскинул оружие ведун. – Или я иду в поруб вместе с добром, или мы расходимся прямо здесь. Не нравятся мне ратники, что по ночам за стенами крепостей али лагерей своих гуляют.
– Проку-то тебе от меча в клети подземной?
Олег многозначительно улыбнулся.
– Ладно, посадник утром решит, – не стал обострять спора факельщик. – Пошли.
Идти оказалось совсем недалеко. По уже знакомой ведуну дорожке они поднялись на обрыв, повернули вправо, и факельщик отворил низкую дверь сруба, собранную из сосновых плах[4]. Олег нырнул туда, нашарил у стены кучу сваленной соломы, так же на ощупь добыл из мешка спальник, раскрутил и забрался в него.
– Эй, водяной, вылазь!
Казалось, прошел всего миг, но из-под двери уже вовсю лился свет, а от стен струилось тепло. Олег потянулся, вылез из спального мешка, подтащил ближе мешок походный, достал ремень, опоясался, меч завернул в спальник.
– Эй, бродяга, тебя чего, вытряхать надобно?
– А дверь-то отперта? – спросил в ответ Середин.
– Да открыта, выходи!
Ведун толкнул плечом створку, легко отлетевшую на полосе из толстой буйволовой кожи, заменяющей петли, шагнул на открытое место, зажмурился от яркого света.
– Вот, боярин, сей смерд ночью плескался. Как из озера вылез, так враз и полонили.
– Ты кто таков будешь, человече?
Солнце било Середину в глаза, и только сильно прищурившись, он увидел, что перед ним стоит совсем молодой паренек, лет восемнадцати, гололицый, в простой рубахе и шароварах, но на шее висит тяжелая золотая гривна, пояс его наборный, с золотыми и янтарными пластинами. Рукоять меча и ножны тоже сверкали самоцветами, сапоги же были красными, из тонко выделанной кожи. Здешний князь? Хотя нет, в Изборске князей никогда не было. Значит, посадник… Или лучше переборщить? Как бы оскорбления не вышло.
– Ведуном Олегом меня все кличут, княже, – приложив руку к груди, слегка поклонился Середин. – По поручению князя Русского ведьму с Тверского тракта пытался выкинуть. Да так, получается, вышло, что сама она меня выбросила. Придется, стало быть, сызнова на Тверцу скакать, заканчивать.
– Для боярина русского зело бедно смотришься, путник. Таковых ко двору дядюшки мого вовсе не пускают.
– Увы, княже, не боярин, – виновато развел руками Олег. – Знатностью и серебром не богат. А что до правителя земель русских допущен был – так не чести ради, а для развлечения. Поединок магов на пиру князь затеял. Боярам для смеха, нам для проверки.
– Не зови меня князем, – все же поправил его юноша. – Посадник я здешний, боярин Переяр.
Ведун поклонился снова, выражая свои извинения.
– Что же ты победой не хвастаешься, гость известный? – поинтересовался из-за плеча боярина широкоплечий пожилой воин с хитрыми морщинками вокруг глаз и тонкой седой бородой. Несмотря на жару, одет он был в синий плащ, запахнутый и сколотый медной фибулой, покрытой разноцветной эмалью с непонятным рисунком. – Наслышаны мы о веселье сем, молва разбежалась быстро. Коли ты это есть, а не сказочник бродячий.
– Чего хвастаться, коли о том и так вся Русь прознать успела?
– Жаль, у нас тебе состязаться не с кем, – пожалел боярин Переяр. – Волхвов и тех не осталось.
– У вас же тут святилище на все земли знаменитое! – удивился Олег. – Куда же все волхвы из него пропасть могли?
– Проповедники третьего дня в святилище наше приходили, – ответил сбоку молодой воин с копьем и в кольчуге. – Распятому богу молиться звали.
– Нечто волхвы ваши уверовали? – не поверил своим ушам ведун.
– Мудрый Правислав напомнил им, мол, на крестах токмо воров в землях царьградских позорят. Сказывал: столь жалкому богу, что и себя спасти не способен, даже самой простой требы ни един славянин не принесет. И потому места для него в нашем святилище нет. Проповедник же, как сие услышал, посохом своим волхва старого по голове и ударил.
– Повесили? – Середин понял, что сейчас услышит историю еще одного великомученика.
– Не, побили токмо. Но до смерти. Проповедник же сей не един странствовал, а с учениками крепкими.
– Ага…
Продолжение религиозного диспута стало прорисовываться все более подробно.
– Порешили волхвы тех странников, – урезал рассказ седой воин. – Токмо и сами лежат все, кроме двоих, но и те побиты зело, один хромает, другой же руку в лубке носит. На что и годны оказались, так токмо молебен Триглаве, благодетельнице нашей, сотворить, дабы спасителя прислала, что русалии завтра вместо них провести сможет.
– Мудрость Триглавы не знает границ… – По спине у Середина пробежал неприятный холодок.
– Ты ведун, ты пришел из воды. Не бывает знака яснее, – кивнул юноша. – Боярин Стрекал! В хоромах моих посели гостя, накорми, напои, отдохнуть дозволь хорошенько. Завтра дело у него будет важное, за каковое головой отвечает. Пусть готов будет.
– Слушаю, посадник.
Седой воин подступил к стражнику, прошептал тому что-то на ухо и поспешил догонять юного Переяра, уходившего за ворота.
– Пошли, ведун, – предложил стражник, перехватив копье.
– Обожди, дай оглядеться. До завтра время еще есть.
В здешнем мире местность вокруг выглядела совсем иначе, нежели в двадцать первом веке. Если в будущем над священными магическими ключами лежал пустырь, то сейчас здесь стояло обширное святилище, обнесенное монументальным бревенчатым забором. Одновременно тын перекрывал подходы к реке Жизни – именно там находились ворота, и, похоже, стоявшая в них стража как раз и заловила ночью ведуна. Молодой человек выбрал не самое удачное место, чтобы ступить на берег. Между дорогой к ключам и поляной с идолами стоял обширный дом в два жилья – вестимо, тут и обитали здешние волхвы. И явно не бедствовали.
Вторые ворота открывались в сторону города. На месте будущего кладбища ныне раскинулась ремесленная слобода, за которой между расселиной и обрывом был прорыт глубокий ров и поставлена каменная стена в четыре человеческих роста высотой да еще с двумя башнями на углах. Дальше стена становилась ниже и уже – но те участки защищала сама природа.
На юг от святилища стоял лес. О будущей Изборской крепости пока еще никто и не думал.
– Почто застыл, чародей? – поторопил его стражник.
– Ты бы лучше копье оставил, – посоветовал ему ведун. – Неудобно с ним будет за мной таскаться. Для острастки и меча вполне хватит.
– Ты меня еще поучи! – повысил голос ратник.
– В хоромы княжеские тоже с копьем попрешься? – поинтересовался Олег. – В дверях-то не застрянешь?
Молодой воин помялся, потом предложил:
– Ты здесь обожди. Я мигом к воротам обернусь.
– И щит оставь! Упаришься! – крикнул ему вслед ведун, забрался в свое ночное узилище, собрал вещи. А когда вышел, его дожидался повеселевший стражник.
– Ну что, пошли?
– Тебя как звать-то? – спросил Олег.
– Морозко!
– Зимой, стало быть, родился? Ну, так ты усвой, Морозко, что не в полоне я, а у посадника вашего в гостях. И не дурака валяю, а делом важным занимаюсь, от коего благополучие всего Изборска вашего зависит. Так что нечего меня, ровно гусака, в сарай загонять. Должен сторожить – сторожи. Но не мешайся!
Ведун вскинул мешок на плечо и зашагал к идолам.
Найти изображение Мары среди истуканов оказалось не так-то просто. Святилище было большим и богатым, изборцы возвели идолы не только своим родовым богам, но и тем, которые считались малозначительными и даже чужими. Вот среди них, чужих и мелких, Олег и отыскал низкий черный пенек «Ледяной божини» с косой через плечо и чашей в руках, с высохшим, косо насаженным венком и пустой потрескавшейся лоханкой под ногами.
– Здравствуй, прекраснейшая из богинь и богиня среди красавиц, – шепотом поздоровался с покровительницей ведунов. – Ты не поверишь, но я по тебе скучал. По твоим глазам и волосам, по твоему голосу и запаху. По твоему единственному поцелую, который сжег мое сердце. Услышь меня, моя богиня. Ибо я пришел к тебе…
– Ты знаешь, кто это? – свистящим шепотом спросил из-за спины следовавший за ним по пятам стражник.
– Это та, кого встретит в своей жизни каждый из нас, – ответил Олег. – И от ее благосклонности будет зависеть жизнь куда более долгая, нежели эта.
Как назло, у него не было с собой ничего, что можно было бы оставить Маре в качестве подношения. В будущем он об этом не позаботился, тут пока ничем не разжился. Пошарив по карманам, Середин нащупал пятирублевую монету, совершенно бесполезную в этом мире… Хотя и равную по номиналу пяти здешним лошадям.
– Все, что есть, – пожал он плечами и положил монету в миску. – Вспомни обо мне. Услышь…
