Кэрол Берг - Возрождение
– Иди, мальчик, помоги ему. Ты ведь хотел сделать именно это, а не приходить сюда. – Напряженный голос прогнал видение. Мои руки все еще дрожали. Ветер свистел в ушах, от воя холодела кровь, но я больше не ощущал своего падения с утеса. – Ты должен помочь, особенно когда ты знаешь, что эту пытку придумал твой собственный народ. Они отправили его в это место. Они затеяли эту войну из-за страха передо мной, они отказывались видеть правду все эти долгие годы, делали все еще хуже, снова и снова отправляли гастеев в Кир-Вагонот, пока они не лишались ума.
– Что это за место? – Мой голос дрожал от боли и страха за того человека, который никак не мог дотянуться до кривой сосны. – Что случилось? Что мне делать?
– Собери свою силу. Разбуди его. Мой судья привязал меня к этому месту, поэтому я могу лишь наблюдать, говорить и советовать. Этому мальчику не нужны советы. Ему нужна твоя рука, твоя сила, твое участие. Он уже на грани того, чтобы отдать свою душу, а ты лучше кого бы то ни было знаешь тех несчастных созданий, которые пытаются заполучить его. Не допусти этого. Используй дарованную тебе силу.
Я пытался справиться со смущением, находясь и в видении, и вне его.
– Это чей-то сон.
– Сон несчастного пленника. Одного из ваших. Ты можешь ему помочь, сразиться за него, взять его туда, где он не мыслил очутиться. Но будь осмотрителен. Очень легко свести с ума, если ты проявишь себя слишком сильно. Все должно быть так, как тебя учили: жертва не должна понимать, что битва ведется в ее душе.
Один из наших, Смотритель, в подземельях Кир-Вагонота, сражающийся за свою душу, видящий свой последний сон о свете. Если я могу ему помочь…
– Выпусти свою силу. Чтобы спасти его, ты должен отдать всего себя… не оставлять про запас ничего… не позволить страху заползти в тебя, как это бывало раньше…
Не раздумывая больше, с настойчивостью влюбленного юноши, преследующего объект своих вожделений, я собрал мелидду… и выпустил ее широким потоком.
Моя сила возрастала с тех пор, как я сделал первый шаг в ворота Кир-Наваррина, и теперь, когда она наполнила мое тело и душу, конечности, легкие, сердце такой гармонией, таким совершенством, я закричал от радости и восторга. Я ощутил себя заново родившимся, существом, способным жить в чужих снах, тем, кто убирает границы между мирами одной только силой мысли.
И это только начало, мальчик. Ты все еще привязан к земле и плоти, но я могу освободить тебя. Если ты только скажешь слово, все будет твоим, как и было предначертано с самого начала мира.
Я слушал его. Но меня ждали неотложные дела. Я закрыл глаза, ощутил свою силу и вошел в завершающийся сон Смотрителя.
ГЛАВА 40
– Возьми меня за руку, – произнес я, вытягиваясь насколько можно, но так, чтобы не свалиться с утеса. – Я удержу тебя. – В сумрачном свете я видел только его полные боли глаза и руки, скребущие землю. – Успокойся, я здесь, чтобы помочь тебе. – Желтая молния разогнала темноту, земля дрогнула от раската грома. – Я вытащу тебя отсюда. – Его отчаяние сменилось надеждой, он потянулся вверх, коснулся моей руки, я обхватил его мокрое запястье. – Теперь держись крепко, – приказал я, стискивая зубы, он был нелегким. Он держался крепко…
…а я открыл глаза в кромешной тьме.
Какие слова или образы могут передать совершенный ужас? И не важно, что кричит тебе голос рассудка, когда ты обоняешь и чувствуешь, осязаешь и видишь наяву свои самые страшные кошмары, сложно поверить, что тебя нет в них. Непроницаемая тьма. Обжигающий холод. Отвратительная вонь испражнений и горький запах человеческой крови, который пытки оставляют на немытой коже. Пол, не более надежный, чем связь души со спящим телом. На какой-то миг мне почудилось, что весь прошедший год был только наваждением, что я все еще нахожусь в Кир-Вагоноте. Но тут я ощутил чье-то присутствие рядом с собой, кто-то сдавленно рыдал в темноте. Я узнал знакомые ноты: безнадежность, непрекращающаяся боль, ощущение, что рассудок гаснет, словно остывающие угли.
– Не бойся, – зашептал я, касаясь одной рукой его спины, а другой – руки, чтобы он не отпрянул от меня в ужасе.
Его кожа была холодной и липкой от пота, он дрожал, как испуганное животное. – Я пришел вывести тебя отсюда.
– Кто здесь? Я спал… – Дрожащая рука коснулась моих пальцев и резко отдернулась. – Здесь никого нет. Никого. Просто обман, правда? Дьявольский обман. – В темноте я не увидел, а скорее почувствовал, как он обхватил себя руками и закачался взад-вперед, излюбленное движение узников и сумасшедших. – Я ничего не скажу тебе, что бы ты со мной ни сделал. – Даже в этом мрачном месте я не мог удержаться от улыбки, узнав и голос, и манеру говорить. Дрик.
– Тише, упрямец. Я не обман. Похоже, что ты не из тех, кого легко сломить. Последний раз, когда я видел тебя, ты был едва жив, но все же выкарабкался.
Раскачивания прекратились. Скоро я снова ощутил холодную руку, касающуюся моего плеча, ощупывающую лицо, наконец пальцы замерли на той щеке, где были выжжены символы правящего Дома Денискаров.
– Учитель… это вы? О боги, пусть это будет правдой… о боги…
– Все в порядке, – прошептал я, притягивая его к себе, словно мое объятие могло защитить его от страха и боли. – Я вполне реален, так мне кажется, хотя и сам не понимаю до конца, как сюда попал. Ты можешь идти?
– Н-не знаю. – Он так сжал зубы, что едва смог выговорить эти слова. Подземелья находились под землями Кир-Вагонота. Здесь не дули злые ветры, свирепствовавшие наверху, но зато царили лед и пустота и не было ни малейшей возможности укрыться от вездесущего холода.
– Давай-ка поставим тебя на ноги. – Я перекинул себе через плечо руку юноши и поднял его. Сдавленный крик дал мне понять, что раны Дрика присутствовали не только во сне. Я не осмеливался создать свет, чтобы осмотреть его, и не хотел задерживаться в этом месте лишние мгновения. Я понятия не имел, сколько еще смогу пробыть с ним в этом магическом путешествии и есть ли во мне силы, чтобы победить его тюремщиков.
– Сюда, – сказал я, поддерживая Дрика. Чтобы выбраться из ниоткуда, мне приходилось использовать память, доставшуюся мне от Денаса, и забыть о снующих где-то рядом демонах. Мы некоторое время двигались вверх, пока я не ощутил под ногами твердую почву, не похожую на зыбкую пустоту подземелий.
Выбраться из подземелий гастеев было нелегкой задачей и для несчастных узников, и для самих демонов. Здесь можно было скитаться вечно и не уйти от исходной точки и на пять шагов, если только вы не понимали природы вечно меняющихся коридоров и переходов… или же не были тем, кто сам создавал путающие заклятия, чтобы безумцы не вырвались из своих ям. Я создавал их тысячу лет, чтобы защитить всех от наших безумных собратьев, я, живший в изгнании в Кир-Вагоноте, а не я, пленник подземелий.
Голова, мыслящая за несколько сущностей, раскалывалась. Как глупо держать воспоминания в отдельных ящиках, вместо того, чтобы слить их вместе. Хотя я не дал Денасу времени вспомнить свою жизнь до разделения, все его знания об этом мире были в моем распоряжении. После того как он стал частью меня, тысячи лет его воспоминаний стали для меня такими же родными, как воспоминания о детстве в Эззарии или о рабстве в Дерзи.
Завывания, похожие на вой зайдегов, волков пустыни, раздались у нас за спиной. Дрик обмяк, застонал и опустился на землю, сжавшись в комок.
– Они не получат тебя, – прошептал я, снова поднимая его на ноги и пытаясь ускорить наше движение по темной пустоте. Душераздирающий вой приближался. – Клянусь.
Еще пятнадцать минут, и я ощутил прочную стену, возвышающуюся перед нами. Я представил себе наш путь сквозь нее, ощутил все ее острые углы и грубую кладку, одновременно говоря холодному камню слова отпирающего заклятия. Стена поддалась под моей рукой, и мы едва не ввалились в узкий коридор. Я тащил Дрика вперед, пока вопли охотников не стали слабее, а мы подошли к запертому заклятием месту, первой скрытой двери, не позволяющей безумцам выбраться на поверхность.
– Закрой глаза. Здесь нас никто не увидит, поэтому я хочу сделать свет. – Совсем слабый, чтобы не ослепить его после долгих месяцев кромешной тьмы. Слабое серое сияние осветило круглую комнату изо льда и камня. Дрик сполз по стене, его голова уткнулась в колени. Все его тело покрывали синяки и корка грязи и запекшейся крови, кровь сочилась и из глубоких порезов на лице, спине, груди. Похоже на следы когтей, решил я. Один глаз был полузакрыт, рядом с ним следы ожогов, левую руку он неловко прижимал к туловищу.
– Еще двое, – выговорил он между судорожными глотками воздуха, его здоровый глаз тоже закрылся. – Не знаю, где они. Живы ли. Демоны хотели, чтобы я назвал их имена. Может быть, сказал им, боги да простят меня, я даже не помню.
– Ты сделал все, что мог. Если ты не назвал им своего имени, значит, ты не назвал и других имен, я уверен.
