Виктория Угрюмова - Пылающий мост
– Падите ниц! – снова загрохотал он, видимо вдоволь насладившись произведенным эффектом. – Придите под мою длань, и стану я защитой и опорой вам, бедным и сирым! Вернулся я, услышав ваши моления...
Тут ослепительный колесничий немного приутих, потому что не было что-то слышно восторженных криков толпы. Никто не бесновался от счастья и даже просто не радовался. На площади перед Храмом Истины царила гнетущая тишина, нарушаемая только шорохом золотых крыльев грифонов.
И в этой звенящей тишине внезапно раздался насмешливый и не менее звучный, чем у колесничего, голос:
– Совсем ошалел братец Кэбоалан! Одичал вдали от родины. Однако сколько величия!
* * *
– Я вернулся, как только смог, – рассказывал Солнечный бог спустя несколько часов, сидя за накрытым. столом в резиденции татхагатхи.
Тот уже и не удивлялся своим гостям, привычно говорил любезности и выяснял гастрономические предпочтения новоприбывшего бессмертного. Оказалось, что Аэ Кэбоалан вовсе не такой уж страшный и нелепый бог. Просто за много тысячелетий он отвык разговаривать со своими приверженцами; да, собственно говоря, тысячи лет назад все было совсем иначе. Каэтана ввела новые правила общения с людьми, и Солнцеликому пришлось быстро подстраиваться под них.
После третьего бокала знаменитого зеленого, столь высоко ценимого Тиермесом, у него стало неплохо получаться.
– Война, говоришь, – обратился он к Каэтане. – Печально. Но никуда не денешься. А что Барахой?
– Нас не интересует, что думает по этому поводу Барахой, – прервал его Траэтаона.
– Но ведь что-то он все равно думает, – лукаво заметила Каэ.
– Дорогая! Ты уже простила его? – изумился Вечный Воин. – Вот уж не думал, что ты сможешь найти оправдание его поступку!
– Так что, что он сделал? – вмешался Кэбоалан. – Вы учитывайте, пожалуйста, что я абсолютно не осведомлен в ваших делах. Кажется, я отсутствовал даже дольше, чем предполагал.
– Наш драгоценный верховный владыка, все еще погруженный в мировую скорбь по себе, любимому, не придумал ничего лучшего, чем в канун войны поселиться в другом мире – более удобном, более дружелюбном и гораздо менее опасном, – сердито сказал Траэтаона. – Это предательство. Если он не знает, как это называется, то я ему объясню, – пре-да-тель-ство, – произнес он по слогам. – И мне странно, что Каэ говорит об этом так, словно простила его.
– Не то чтобы простила, но думаю, что кое-что изменилось. Не у меня, не у нас – у него...
– Ты что-то скрываешь?
– Нет, нет, совсем ничего. – Она подняла руки ладонями вверх, словно сдавалась. – Да и вообще речь сейчас о нашем Солнцеликом.
Аэ Кэбоалан пристально разглядывал Богиню Истины, хмурился.
– А ты совсем-совсем другая. Так изменилась, что я бы тебя, наверное, и не узнал. Даже если бы встретил. У тебя изменилась сущность, внешность, взгляд...
– И... – подбодрила его Каэтана.
– И знаешь, так мне нравится больше.
– Так это же прекрасно!
Солнцеликий некоторое время хмурился и морщился, стараясь уложить в памяти все новости, лавиной обрушившиеся на него после столь продолжительного отсутствия. Наконец в путанице мыслей, одолевавших его, ухватил одну ниточку.
– Каэ, дорогая, – обратился он к Богине Истины. – Если тебе не трудно, покажи мне этот великий талисман, ради которого ты совершила такое далекое путешествие и потратила столько сил.
Справедливости ради нужно отметить, что Каэтана не успела предупредить Кэбоалана о том, что талисман ей достался не просто говорящий, но и весьма разговорчивый – что не одно и то же.
– Наконец! – скрипучим голосом заявил Ниппи, не дожидаясь, пока его представят. – Я уж думал, все, конец. Все обо мне забыли, всем на меня чихать. Но нет! Нашлась светлая личность, и я с радостью говорю ей: «Привет! «, «Как дела? « А с вами всеми я не говорю, потому что вы меня игнорируете. И хоть имеете на это право, но я возмущен и подавлен...
– Стой! – рявкнул Аэ Кэбоалан, невольно поднося ладонь к лицу. – Молчи! Молчи, говорю тебе! Каэ? – обернулся он к ней. – Неужели ты все время обречена слушать это маленькое чудовище?
– Не все время, – рассмеялась богиня. – Теперь он просто онемел. Ты его раньше не слышал.
– Какое счастье! – искренне молвил Солнцеликий. Несколько раз глубоко вдохнул и обратился к Ниппи:
– Внимай, безделушка! Сейчас я стану спрашивать, а ты – отвечать на мои вопросы и при этом будешь воздерживаться от комментариев, жалоб, поучений и всего остального, что придет тебе на ум.
– Мои поучения было бы не грех послушать, – взвился Ниппи, сверкая ослепительно-алым. – Некоторым просто необходимо поучиться хорошим манерам.
– Ниппи! – Каэ легонько щелкнула по перстню.
– Подчиняюсь давлению всемогущих существ, но не склоняюсь покорно!
Тиермес и га-Мавет перевели взгляд на ошарашенного Солнцеликого, затем на непроницаемое лицо Тхагаледжи и беззвучно захохотали.
– Итак, что сейчас творится с талисманами Джаганнатхи?
Похоже, это была единственная тема, способная привести перстень в чувство и заставить его говорить по существу.
– Плохое творится, – негромко отвечал он. – Очень плохое. Госпожа Каэтана быстро расправилась с большим их числом, и теперь эти магические предметы крайне обеспокоены. Я уже говорил, что талисманы Джаганнатхи следует воспринимать как настоящие, живые существа. Я и себя не считаю предметом, а они и подавно перешагнули ту грань, которая отделяет предмет от существа одушевленного. Они не просто наделены чрезвычайным могуществом, но и сами могут им воспользоваться, хотя бы частично. Да, им нужен хранитель, и хранитель не всякий, а тот единственный, кто сможет, подчиняясь воле повелителя Мелькарта, все же выдерживать смертельные силы этого предмета. Сейчас же, встревоженные и обеспокоенные гибелью себе подобных, те из них, что сумели вырваться на свободу, стали гораздо агрессивнее. И при этом – сильнее. Каждый из них питается силами того существа, которому принадлежит. Собравшись вместе, они являются такой мощью, одолеть которую будет почти невозможно.
– Я просил не заниматься прогнозами, а сказать, что ты видишь, – прервал Ниппи бессмертный, но прервал не зло и не резко, а скорее нетерпеливо.
– Я вижу еще два никем не найденных талисмана, – быстро ответил перстень. – Один находится на Шеоле, а второй – на Алане, во льдах.
– В таком случае, – Солнцеликий откинулся в глубоком кресле, – и я вам пригожусь. – И на вопросительный взгляд Каэтаны пояснил:
– На Алан доставить тебя могу я и только я.
– Он прав, – подтвердил Траэтаона. – Во льдах и снегах Алана можно остаться живым только благодаря Солнцеликому.
После прибытия Аэ Кэбоалана не прошло и нескольких дней, когда случилось новое событие.
С северных отрогов Онодонги примчался взмыленный гонец с сообщением о том, что внезапно проснулся и заработал вулкан Тай, спавший мирным сном с незапамятных времен. Люди, жившие у подножия этого вулкана, остались без крова, и потому они в скором времени прибудут в Салмакиду, чтобы татхагатха мог позаботиться о них, как и положено могущественному правителю Сонандана.
Татхагатха развил бурную деятельность, в результате которой всем нашлась работа. На окраине Салмакиды срочно строили новый квартал, достаточно большой для того, чтобы принять около четырех сотен семей. Тут же разбивали сады, поскольку пострадавшие были в основном земледельцами и садоводами.
Джоу Лахатал с братьями, прибывший, чтобы встретиться с Аэ Кэбоаланом, внес свою лепту в это доброе дело, выворотив и перенеся от самых гор груду камней, достаточных для того, чтобы выстроить вокруг нового квартала крепостную стену. Когда домики были закончены, трое бессмертных в один день возвели ее, украсив надвратной башенкой.
А спустя еще день вулкан взорвался. Это диковинное зрелище можно было увидеть издалека. Накануне он сильно дымился, и темные облака, пахнущие гарью, неслись к Салмакиде, подгоняемые свежим ветром. Затем в воздух поднялись огромные тучи пепла – тут уж пришлось постараться Астериону, чтобы отогнать их на безопасное расстояние от человеческого жилья, а также обогнуть заповедные леса племени йаш чан и Демавенд – обиталище драконов.
Потом земля заворчала недовольно и сердито, заворочалась, и наконец раздался оглушительный хлопок, после чего в небо взметнулся сноп оранжевого и красного огня.
Все столпились на смотровой площадке дозорной башни и во все глаза глядели на то, как расцветает в небе изумительной красоты цветок, обнимая своими лепестками все большее и большее пространство. Вулкан утих только к вечеру.
Вечером же и появился у ворот Салмакиды еще один бессмертный, задумчиво прошагав сначала по Шангайской равнине, а затем и по водам Охи, видимо не обратив внимания, где идет. Потому что лицо его было озабоченное и рассеянное.
