Элеонора Раткевич - Меч без рукояти
– А… а что такого? – растерялся Байхин.
Вместо ответа Хэсситай ухватил его за руку и воздел ее к самому лицу.
– Это у тебя руки или грабли? – процедил он.
– Руки, – ошарашенно промямлил Байхин.
– А если руки, так за каким дьяволом ты их суешь, куда не надо?! Ты кто – жонглер или свая безмозглая? Вот, полюбуйся – все костяшки сбиты… может, ты их еще и под мельничный жернов сунешь? Ты как такими руками работать собрался?! А если бы тебе их сломали?
Байхин даже не порадовался невольной обмолвке Хэсситая насчет жонглера – настолько устрашил его яростный напор этой неожиданной выволочки.
– Но есть мне тоже что-то надо… – попробовал было защититься он.
– А лопать будешь что дают! – освирепел Хэсситай. – Вот что я тебя в плошку налью, то и хлебать станешь – и попробуй мне только возражать!
– Да, Наставник, – ошеломленно выдохнул Байхин, и лицо его озарилось счастливой до полной бессмысленности улыбкой.
Все верно. Раз уж Хэсситай не только не гонит парня от себя, но еще и кормить его подрядился как ученика – значит ученик он и есть. И вроде за язык никто не тянул…
– Но с одним условием, – предостерег Хэсситай.
– Да, Наставник, – повторил Байхин, с готовностью подаваясь к нему.
– Если не хочешь, чтобы я выгнал тебя взашей, не называй меня ни Наставником, ни учителем. Не люблю я этих слов. Да и мастером, пожалуй, тоже. Звать меня будешь по имени и на «ты». Понял?
– Да, – безмятежно откликнулся Байхин и с невинным видом добавил: – А носить за тобой котомку и вилять на радостях хвостом можно?
– Ну, если ты хочешь всю оставшуюся жизнь с такими ушами ходить, – ухмыльнулся Хэсситай, – тогда можешь попытаться.
Глава 3
– И вовсе незачем быть таким жадным до учения, – назидательно произнес Хэсситай. – Нетерпеливая лошадь всю повозку разнесет – это ведь про тебя сказано.
– А разве я плохо придумал? – настаивал Байхин.
– Придумал хорошо, – признал Хэсситай. – Только работать такой трюк ты сможешь еще очень не скоро.
– Ну, если обучаться я начну через год-другой, то конечно, – скривил губы Байхин.
– Ладно, – неожиданно уступил Хэсситай. – Сам напросился. И не говори потом, что тебя не предупреждали.
Он встал с постели, снял со стенного крюка свою котомку и вытащил из нее плотно свернутый канат.
– Скидывай обувку, – ухмыльнулся он. – Хоть и жаль мне тебя, дурака, но ты это заслужил.
Байхин разулся во мгновение ока.
– Расстели вдоль половиц, чтобы ровно было… вот так. А теперь иди.
– Куда идти? – не понял Байхин.
– Справа налево, а потом слева направо. Или наоборот. Как тебе больше нравится. По канату иди. Ты ведь хотел…
– Да, но он же на полу лежит… – разочарованно протянул Байхин.
– Что? – возмутился Хэсситай. – Ты меня еще учить вздумал, как тебя учить? Иди, говорю. Именно так и начинают осваивать канат. Босиком, по полу… туда и обратно. Каждый день по нескольку часов.
– Часов? – ахнул Байхин. – А шарики кидать когда?
– А вот на ходу и кидай – и попробуй мне только промахнуться. Хорошо… нет, под ноги не смотри.
Байхин послушно вздернул подбородок, сделал пару шагов и соступил с каната на пол.
– Обратно, – скомандовал Хэсситай, поудобнее устраиваясь на постели и закинув руки за голову. – Вниз не смотри. Хорошо… не спеши, не спеши… вот так… плечи освободи! Расслабь плечи, кому сказано! Запястье хорошо держишь, а плечи у тебя чугунные.
Упущенный шарик пребольно стукнул Байхина в коленку. Байхин охнул и выпустил остальные два.
– Собери, – скомандовал Хэсситай. – Теперь стой. Плечи подыми к ушам… отведи назад… хорошо, а теперь опусти. Нет, не так. Еще раз – не с силой, а свободно. Пусть их поясница держит, она у тебя могучая. Правильно. Повтори. Так… а теперь иди.
Байхин добрался до края каната и развернулся, не выронив ни единого шарика.
– Неплохо, – лениво одобрил Хэсситай. – Кстати, об ушах… ну-ка, расскажи поподробнее, кто и как тебя вздул.
– Зачем? – пропыхтел Байхин, красный от натуги: жонглировать аж тремя шариками, не оступаясь на толстом канате, само по себе трудно – где уж тут еще и языком ворочать.
– А мне любопытно, – сообщил Хэсситай. – Какой такой умелец воина отделал.
Пришлось рассказать – и рассказом своим Байхин до того увлекся, что забыл обдумывать каждый шаг и рассчитывать движения рук. Тело его продолжало действовать бездумно – и безошибочно.
– Очень интересно… очень, – пробормотал Хэсситай. – Покажи, каким приемом он тебя достал… нет, не останавливайся. Прямо с шариками в руках и покажи. Только не роняй.
Хоть и не без труда, но Байхин все же смекнул, как это исполнить.
Шарики в воздухе он удержал одной лишь правой рукой – подвиг, на который в нормальном расположении ума он бы просто не осмелился, – а левой повторил прием, показанный тощим пареньком после драки.
– Загадочный, говоришь, стиль? – хмыкнул Хэсситай. – Так-таки ничего знакомого не почуял?
– Очень смутно, – сознался Байхин.
– А должен был. – Хэсситай поднялся и взял в руки свой дорожный посох. – Вот смотри.
Он принял боевую стойку и сделал резкий короткий выпад посохом, словно учебным мечом. Байхин ахнул и выронил шарики.
– Понял теперь? – Хэсситай кинул посох в угол и снова лег. – Этот парень вообще не кулачный боец. Он фехтовальщик. Отменный фехтовальщик. Мастер. Не всякий догадается, как сообразовать фехтование с кулачным боем. Странно, что он – и вдруг в такой нужде. Странный тебе попался противник. Похоже, неприятностей от него не оберешься. Не самое лучшее знакомство – и поддерживать его я тебе не советую.
– Да я и не собирался, – возразил Байхин, подбирая шарики.
– Вот и ладно. Ну, чего ждешь? Вперед.
– Послушай, – опустил голову Байхин. – Я что понять хочу… вот я хожу, шарики кидаю… почему у тебя все то же самое смешно получается, а у меня нет?
– Ишь чего захотел, – ухмыльнулся Хэсситай. – Еще и смешно ему чтобы было… ты сначала научись делать правильно, без ошибок, а тогда уже и о смешном помышляй. Торопыга какой выискался. Киэн, знаешь ли, – это в первую очередь искусство терпения.
– Знаю, – ехидно ответил Байхин. – Воины о себе и своем ремесле то же самое говорят. Я так и думал, что киэн по части похвальбы от воинов ни на пядь не отстанут.
– Еще и позади оставят, – согласился Хэсситай. – А только так оно и есть. И хватит лясы точить. Вперед.
Киэн – искусство терпеть. Долго еще Байхин ходил взад-вперед по канату. Смеркалось все сильней, пока Байхин уже не то что шариков – собственных рук различить не мог… а Хэсситай все не дозволял зажечь свечу. А потом неожиданно дозволил – и комнату пересекли наискось глубокие резкие тени, куда более отчетливые, чем очертания предметов, изменчивые, стремительно порывистые. Пламя свечи дергалось, отклонялось в такт шагам, и тени плясали по стенам, тянулись к потолку и вновь соскальзывали на пол. То и дело темнота слизывала шарик прямо в воздухе; канат то исчезал, то распухал неимоверно, словно бы и не канат вовсе, а отдыхающий удав.
– Хватит, – внезапно сказал Хэсситай. – На сегодня довольно.
Байхин поймал шарики, сошел с каната и рухнул на свою постель, не выпуская шариков из рук. Хэсситай подошел к нему, отобрал шарики и положил на стол.
– Теперь мой черед поразмяться, – объявил Хэсситай, запуская руку в свою котомку.
Сначала Хэсситай кидал шарики, потом кольца… а потом Байхин заснул, да так крепко, что Хэсситай его поутру насилу добудился.
Байхин бодро выскочил из постели – и тут же сдавленно вскрикнул и со стоном повалился как подкошенный. Казалось, в обе ноги от пяток до бедер вбито по раскаленному железному штырю.
– А ведь я тебя предупреждал, – вздохнул Хэсситай. – Полезай обратно.
Байхин кое-как дополз до постели, уцепился за ее край руками, вбросил в нее свое тело и зашипел сквозь стиснутые зубы. Хэсситай обмакнул два полотенца в миску с какой-то темно-янтарной жидкостью, выжал и протянул их Байхину.
– Намотай на ноги, – велел он. – Полегчает. Я еще перед сном травы заварил. Сейчас, думаю, уже настоялись.
Первое прикосновение прохладного влажного полотенца заставило Байхина мучительно содрогнуться и прикусить губу почти до крови: пожалуй, соль на рану сыпать, и то приятней. Но спустя мгновение боль унялась, да так неожиданно, что у Байхина голова закружилась.
– Теперь ты понял, почему я не хотел, чтобы ты канатом занимался? – спросил Хэсситай, придирчиво наблюдая, как его подмастерье делает себе повязки.
– Пока нет, – болезненно морщась, ответил Байхин и взялся за второе полотенце.
– Пока нет, – передразнил его Хэсситай. – Умник. Я, видишь ли, вовсе не собирался оставаться в этом городишке надолго.
– А зачем оставаться? – удивился Байхин. – Вот через часок-другой я оклемаюсь, и пойдем.
– Осел ты длинноухий! – взвыл Хэсситай. – Кстати… а ведь это мысль. Купим тебе ослика…
