Ник Перумов - Одиночество мага (Том 2)
– Хватит болтать! – прошипела меж тем Эйтери, держа наготове какой-то из своих пузырьков. – Север, придержи язык. И не дыши, как горн кузнечный. Ну, начали!
Она взмахнула пузырьком. Фейерверк разноцветных брызг – и миг спустя все окрестные глаза видели уже не двух гномов и крайне подозрительную фигуру в плаще с низко надвинутым капюшоном, а немолодого низкорослого мужичка с лесорубным топором, его, несомненно, жену, и нескладное создание, вроде как мужика, молодого, с какими-то дрынами за спиной. Стража в воротах даже не покосилась на них.
Их подхватила толпа, над бесчисленными головами вздымался пар, так что казалось, будто улицы Священного Города заткал сплошной туман. Наверное, в другое время гном – прирождённый строитель – не преминул бы восхититься мастерством зодчих, выведших на головокружительную высоту пронзившие брюхо тучам островерхие шпили, словно изящные шпаги; гнома обязательно заглянула бы в книжные лавки, где – словно в насмешку над всемогущей Инквизицией, занятой своими делами в краях куда более удалённых, продавались книги, вызывающие, мягко говоря, подозрение своим вольнодумством; а вот Безымянная скорее всего вообще ни на что смотреть бы не стала. Просто делала бы своё дело, точно так же, как и сейчас. Едва ли её, дитя лесов, заинтересовал бы этот мёртвый каменный мир…
Им не требовалось расспрашивать о дороге. Людская река, непривычно молчаливая, подхватила их, закружила в своём водовороте, понесла – мастеровые, пахари, стражники, лесорубы, охотники, возчики, плотогоны, древоде-лы – простой люд Аркина тёк и тёк по узким ущельям Святого Города, туда, где на площади Правосудия жадно билось сейчас сердце прикованного к железной решётке некроманта.
Глава десятая
ПОСОЛ (ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Фecc лежал на жёсткой решётке, лицом вверх, жмурясь от падающего прямо на лицо снега. «Ещё немного, – чувствовал он, – и я начну позорно визжать, вырываться и молить о пощаде. Точнее, не я, а сошедшее с ума от страха тело. Пока я ещё могу стискивать зубы и хранить гордое молчание, но… Все надежды на спасение отрезаны. Ни к одному источнику Силы доступа нет. Мне даже не достичь своего поистине последнего средства – Мечей, не почерпнуть у них. Тьма тоже, верно, не в состоянии сюда пробиться. Мне даже не дадут умереть по собственной воле. Эта невидимая тяжесть на груди, мало-помалу становящаяся всё тяжелее и тяжелее, – не об этом ли говорил Этлау, когда предупреждал, что они не дадут соскользнуть мне в смерть? Великие небеса, до чего же глупо и нелепо – мне, магу Долины, погибать от руки какого-то фанатика-инквизитора в забытом всеми мире, отрезанном даже от Межреальности?»
Гордость духа боролась сейчас со слабостью плоти. Инквизиторы не допускали ошибок. Они не дали заключённому ни единого шанса сбежать. А время, когда можно было умереть по своей собственной воле – там, на корабле, он упустил, как раз в надежде на чудо.
«Рысь, Рыся моя, я иду к тебе, – мелькнула мысль. – Кто знает, может, за порогом Серых Пределов мы встретимся на самом деле? Ох, нет, лучше бы даже и не встречаться – невыносима боль, когда столкнутся две… две любившие друг друга тени, тени тел, так и не успевших по-настоящему насладиться друг другом…» Внезапно Фесс с острой болью подумал, что Клара Хюммель была не столь уж не права, когда с завидной настойчивостью сватала ему своих бесчисленных троюродных и четвероюродных племянниц. Быть может, у него остался бы ребёнок…
может быть, даже сын. Имя Лаэды не исчезло бы, род бы продолжился – просто затем, чтобы продолжаться. А он, Фесс, смотрел бы на это с высот своего печального теневого бытия и радовался бы… или печалился, но, по крайней мере, ему было бы чему радоваться или отчего печалиться.
Насколько он мог окинуть взглядом громадную площадь, она вся, без остатка, была заполнена народом. Такое Фессу уже приходилось видеть – когда он вернулся в Арвест, спасать угодивших в руки инквизиторов орка и гнома… мир их праху. Но тогда толпа собралась поглазеть просто на обычную казнь, одно из немногих острых развлечений, доступных простонародью; здесь же Фесс каждый миг чувствовал сочащуюся из тысяч душ тёмную, истинную ненависть. Хорошо поработали господа серые… внушили всем, что именно здесь и именно сейчас будет предан огню корень всего эвиальского зла. Интересно, что они скажут, если выяснится: дела после этого пошли ещё хуже? Впрочем, ему это уже будет безразлично…
Широкую решётку с распятым на ней Фессом палачи втащили на широкий каменный помост. Некромант ожидал увидеть сваленные вокруг вязанки хвороста, однако их там не оказалось. Вместо этого были четыре столба, по углам квадратного возвышения, лобного места. И на них, на этих столбах, пятеро знакомых палачей вместе с подпалачиком, позвякивая инструментами, сейчас крепили какие-то вызывающие смутный ужас инструменты – с зубчатыми колесами, червячными передачами и тому подобными ухищрениями. Делали они это с истинным профессионализмом.
Направо от некроманта в небо уходили громадные шпили главного собора, кафедры Архипрелатов. Собор беспрестанно достраивался и надстраивался, поскольку каждый Архипрелат, вступая на престол, стремился увековечить свое имя в веках, добавив что-нибудь к и без того исполинскому строению. Впрочем, места вокруг собора ещё оставалось много. Хватит ещё не на одного Архипрелата… «Но этого, – решил Фесс, – я, к сожалению, тоже не увижу».
Народ на площади внезапно зашумел, взволновался – в ответ на коротко сыгравшие фанфары. Скосив глаза, Фесс увидел – врата собора медленно распахиваются, и из глубины начинают одна за другой выныривать одетые в белое и золотое фигурки, кажущиеся лилипутами рядом с поистине гигантскими вратами.
Сам Его святейшество Архипрелат Аркинский и всея Эвиала почтил казнь своим присутствием.
Фесс закрыл глаза. Какое ему теперь до этого дело? Кто бы ни пришёл глазеть на его кончину – что это может изменить? Едва ли стоит рассчитывать на драматическое помилование прямо на эшафоте – некоторые особо утончённые натуры королевской крови любили подобные представления, но тут, с рассчётливой скрягой Церковью… – они, наверное, каждое помилование считают немыслимой растратой. Зачем миловать, когда можно так роскошно казнить?
Архипрелат со свитой поднялись на возведённый для них помост, окружённые пятью кольцами закованных в железо латников. «Эх, мне бы глефу, и не спасли бы тебя никакие стражи», – подумал некромант, забыв в тот момент о едва не одержавшей над ним верх бреннерской четвёрке.
Толпа вновь умолкла, люди, похоже, боялись даже кашлянуть. Над головами висел вязкий мглистый пар, словно сливавшийся с серой марью в небесах. Серым трауром Эвиал провожал некроманта, так и не успевшего выбраться из этого проклятого города, а теперь обречённого умереть здесь.
Лобное место тоже было окружено стражей. И не просто стражей – в первом ряду, на одном колене, стояли щитоносцы, во втором – готовые к стрельбе арбалетчики вперемежку с меченосцами и в третьем – пикинеры с длинными, двенадцатифутовыми пиками, наклонив их так, что на толпу смотрел настоящий стальной частокол. Шагах в двадцати от щитоносцев напор многолюдства сдерживала цепь обычных стражников, не столько, впрочем, сдерживая, сколько отмечая границу запретного для всех прочих пространства.
Палачи закончили. Звяканье и лязганье прекратились. Выстроившись в ряд на краю помоста, все пятеро заплечных дел мастеров дружно поклонились Его святейшеству. Наверх поднялась группа инквизиторов, среди которых некромант без удивления заметил отца Этлау.
– Не боишься моего последнего проклятия? – спокойно (во всяком случае, стараясь, чтобы это прозвучало бы спокойно) спросил Фесс.
– Представь себе, боюсь, – без тени улыбки ответил вдруг инквизитор. – В отличие от многих я по себе знаю, как могущественна Тьма и как изощрённо умеет Она мстить. Но я верю неколебимо, так же, как в ежедневный восход солнца, – Спаситель защитит своего верного слугу. Жизнь и душа мои – в Его длани.
Все серые, не исключая и самого Этлау, тотчас осенили себя знаком Спасителя.
– Не стал бы предлагать это тебе, Неясыть, но Святая Матерь не делает исключений ни для кого. Я спрашиваю тебя, согласен ли ты сейчас, перед лицом самого справедливого и беспристрастного из судей, согласен ли ты отречься от своего зла? Согласен ли раскаяться в деяниях своих, согласен ли обратиться к Свету? Никогда не поздно сделать это, даже стоя на эшафоте.
Фесс покачал головой.
– Я не верю в сказки, Этлау. Я не верю, что предстану перед твоим Спасителем, поэтому не трать даром времени. Ты обещал мне какую-то уж очень необычную кончину, ну так я просто сгораю от любопытства…
– Не волнуйся. – Этлау не дал гневу прорваться наружу. – Так быстро и так просто ты не умрёшь. Не дадим. Итак, все формальности выполнены, осуждённый отказался от раскаяния и последней возможности спасти свою душу… Пора приступать. Братья, вы помните, что надо делать, – обратился он к окружавшим его инквизиторам. – Мы не просто уничтожим тебя, некромант. Мы уничтожим ту злую силу, что поселилась в тебе, что свила себе гнездо в твоей душе. Смерть души – такое не в силах простого смертного, один лишь Спаситель властен над подобным, но если душа сама отдалась Злу, мы, скромные служители Добра и Света, поможем ей свернуть с неправильного пути. – Он зловеще ухмыльнулся.
