Андрей Плеханов - Мятежник
Когда же пришел срок, взял Ван получившееся и вылепил из него шлем, напоминающий полукруглый череп рогатой обезьяны. А спереди того шлема опускалось забрало с двумя отверстиями – как бы глазницами. Далее сделал он из рисовой соломы чучело трех локтей ростом и надел ему на голову шлем-приманку. И произнес заклятие Патриарха Люя Дунбина, сокрушающего нечистую силу. И немедленно загорелись красным светом глаза чучела, и вселился в него Дух. Несомненно, это и был Враг, и попал он в ловушку. Хотел Дух тот немедленно освободиться из соломенного тела, чтобы произвести разрушения. Но даос стукнул его по лбу мухобойкой, заговоренной против чертей, и, пока Враг был лишен возможности действовать из-за сильной боли, нарисовал на шлеме иероглиф «запечатывание» красной киноварью. Таким образом, Дух был пойман и не мог покинуть своего узилища и предпринять действий против поймавших его.
Спросил тогда блаженный Ван об Имени Духа. На что пленник ответствовал, что Имя его – Ди Жэнь, что, как известно каждому, означает просто «Враг». Но учитель Ван упорствовал, желая узнать истинное Имя Духа. На что Дух просто лишь рассмеялся и долго издевался над ничтожеством даоса. Сказал он, что в Имени его заключена вся его сила и, пока Имя сие остается тайным, люди не в состоянии нанести ему вред, какими бы могущественными они ни были. Узрел в этом Лю Дэань родство со своей новой сущностью, потому что знал, что истинное Имя Тай Ди Сяня, которое он держал в тайнице своего ума, также дает ему необычайные силы и власть над людьми и природой. Понял он, что Дух, назвавший себя Ди Жэнем, имеет одно происхождение с Великим Земным Бессмертным и являет собой как бы злую его противоположность. «Имя! – вскричал он. – Открой мне свое Имя, Ди Жэнь, или ты никогда не обретешь свободы и навек будешь облачен в соломенное тело и жалкий свинцовый череп обезьяны!»
«О нет, – с насмешкой ответил Враг. – Ты слишком слаб еще, Мятежник. Я убил тело чужеземца-франка, которое принадлежало тебе прежде, но ты успел ускользнуть от меня. Ты нашел себе новое хорошее тело, ты прибег к помощи Хранителя и даже заманил меня в этот жалкий сноп соломы, но не надейся на большее, рассчитывая на то, что вырастишь персиковое дерево из семечка Утун. Ибо сила твоя незрела, и передо мной ты – как лисица перед белым тигром!»
Три дня и три ночи Лю и Ван допрашивали Духа, но тот упорствовал в своем нежелании говорить. И осыпал их бранью и насмешками. А на четвертый день даос Ван почувствовал, что появились большие беспорядки в циркуляции его жизненной пневмы, о которой так заботится каждый даос, и положительный дух его слабеет, превращаясь в отрицательного Инь-демона. И золотой свет отделился от его тела, подобно большому колесу, и никак не поддавался водворению обратно в исходную полость духа. Таким образом, жизненная сила Вана ослабла, а Колесо Закона замедлило свое вращение. Виноват в этом, конечно, был злонамеренный пленник Ди Жэнь. Он собрал все свои силы и сумел преодолеть магическое заклинание. Ван Дунган соединил силы сердца, духа и мысли и закрыл небесный затвор в своей макушке, дабы избежать вредоносного воздействия Врага. Но было поздно – искры вылетели из глаз рогатой обезьяны. Они пробежали по рисовой соломе, и она вспыхнула в то же мгновение. Демон зло хохотал, когда Лю и Ван в страхе бежали из дома. Все постройки загорелись и слились в огромный костер, полыхающий до самого неба. Свинцовая маска расплавилась, и Ди Жэнь полностью освободился из своей ловушки. Пламя принимало все более отчетливые очертания и скоро превратилось в ужасного великана в половину ли ростом, все части которого состояли из ярко-красного огня. Люди, которые скопились перед домом и глазели на пожар, закричали от ужаса. Имел тот великан две головы – одна была как у крысы, и острые зубы торчали у нее из пасти, как бамбуковые пики. Другая же голова была обезьяньей, у нее было три рога, она корчила непристойные физиономии и высовывала язык, раздвоенный как у змеи. Рук же у этого демона было целых шесть, и в каждой он держал какое-то оружие, подобно Принцу Ночже, сыну небесного князя Вайсраваны. Вспомним, как это было: тут были и меч для казни чудовищ, и нож, и веревка, и пест для покорения, и разрисованный шар, и огненное колесо. Потрясая этим оружием, великан бросился вперед, и от каждого его прикосновения загоралось дерево, и от каждого шага земля тряслась и дрожала, а камни величиной с голову буйвола разлетались, словно мелкие песчинки.
Молодой Лю, однако, сохранил отвагу в сердце и хотел сражаться с великаном своим чудесным мечом. Но земной блаженный Ван вовсе не потерял своей могучей силы, с помощью которой мог совершать невиданные чудеса. Он взмахнул своим посохом, и в тот же миг руки его начали расти, превращаясь в крылья. Ноги преобразились в лапы с когтями, а деревянный посох – в клюв. Превратился даос в огромного орла, состоящего из водяных брызг. Вы только посмотрите:
Воистину, Небо не видело такого!
Словно Тигр наслал черные тучи,
А Дракон – ураган, срывающий крыши!
Крылом взмахнет – затмит золотого ворона* [Китайский символ солнца.],
Голову повернет – закроет яшмового зайца* [Китайский символ луны.]:
Заслонил и солнце, и луну!
Сердце его несгибаемо, как железо,
А дух его, как орел, парит в воздухе.
Птица эта была настолько огромна, что налетела на огненного демона, как ястреб налетает на мышь. Пламя зашипело, столкнувшись с водой, и начало гаснуть. Но, Враг-оборотень превратился в черную жабу с рогами на голове. Он прыгнул вверх и прошел сквозь водяные крылья орла безо всякого для себя вреда. Миг – и блаженный Ван оборотился журавлем с клювом из белого серебра. Он схватил мерзкую жабу, но не успел разорвать ее. Ибо Враг расхохотался и исчез вовсе, как горный туман растворяется под лучами утреннего солнца. Страх тут же вселился в сердца людей, видевших эту чудесную битву, и они с громкими криками разбежались в разные стороны. Сказал тогда Ван: «Не исчез вовсе Враг, а вселился в одного из этих людей и скрылся от нас на время в обычном человеческом обличье».
Лю был немало удивлен чудесными способностями своего святого наставника, ибо никогда не приходилось наблюдать ему воочию таких необыкновенных превращений. И просил он даоса научить его тому же. На что ответил ему старый Ван:
Загадка проста – разгадать ее сложно.
Разум здесь не поможет – но лишь просветление духа,
Он бесплотен, как демон, и я стал бесплотным,
Он несет обман – и я обманул.
Ты смотришь глазами – они лгут тебе.
Посмотри душой – и узришь правду.
Как Прозревший увидел отражение духа,
Как Пань-гу* [Пань-гу – по преданию первый человек, создавший Вселенную.], растворившийся во Вселенной,
Видит отражение земных деяний.
Молодой Лю пытался добиться от своего наставника разъяснений этой загадки, но даос замолчал и не сказал больше ни слова. Понял тогда Дэань, что не готов он еще к познанию сущности Врага, не научился еще пользоваться своим Даром и не достиг истинного совершенства. И снова удалились они к горе Маошань, и вновь вернулись от внешнего к внутреннему.
Пусть мысли приходят и уходят.
Наблюдайте за ними,
Не привязываясь и не цепляясь к ним.
Это правильный путь.
Просветление не приходит быстро,
Но оно ведет за собою Истину.
[Строки из даосского трактата «Дань Цзин». Перевод Е. Торчинова.]
Глава 4
Демид сидел перед телевизором в полудреме, борясь со сном. Ночью его снова начали посещать странные видения – он жил в теле Лю Дэаня, носителя Духа Мятежного в средневековом Китае. А может быть, некий посторонний разум нашептывал ему мистические сказки, прокручивая картинки эпохи Мин, как в кино. Иллюзии приходили к Демиду, едва он закрывал глаза, и отношение его к ним было двойственным. С одной стороны, ему было интересно наблюдать за жизнью Дэаня, он чувствовал себя родственным этому Защитнику – одному из его предшественников. Может быть, действительно существует переселение душ, столь чтимое в индуизме и называемое реинкарнацией? Дема с трудом верил в реинкарнацию, как человек с традиционным европейским воспитанием. Он предпочел бы умереть раз и навсегда, чтобы не нести в своих грядущих жизнях искупление за грехи, совершенные в жизни нынешней, не очень-то праведной.
Так или иначе, он с удовольствием погружался в жизнь воина Лю, учась у него приемам боевого искусства и духовному самоочищению. С другой стороны, Демид с трудом возвращался к своему обычному, материальному существованию, восставая от сна. Раздвоение личности накладывало отпечаток на его жизнь – стоило ослабить контроль над собой, и он начинал бормотать по-китайски, с трудом понимал смысл слов и поступков окружающих его людей. Даже желудок его перестроился на китайский лад – обычная для русского человека пища ложилась в нем неперевариваемым грузом, и лишь чашка риса и кусок вареной тыквы придавали телу легкость и уверенность в движениях.
