Гельмут Пеш - Повелители времени
– Мне кажется, есть вещи, которые не продаются...
– Верно, верно, – вздохнул торговец, – и эта бутылка была так хорошо спрятана, что даже мародеры-больги ее не нашли. Зато теперь этот напиток должен на нас хорошо подействовать. – Он похлопал себя по толстому животу и сделал глоток.
– Марти, – обратился к нему Ким с тихим смешком, употребляя ненавистное торговцу уменьшительное имя, – у меня есть подозрение, что ты что-то от нас скрываешь.
Мартен Кройхауф поперхнулся и закашлялся.
– Но как ты... догадался? – тяжело дыша, спросил он, когда приступ кашля прошел.
– Ну, я не могу себе представить, что ты ходишь к избирателям только затем, чтобы осчастливливать их раритетами твоего винного погреба, – высказал свое мнение Ким. – Насколько я тебя знаю, ты редко делаешь что-то, если не видишь в этом выгоды для себя. Итак, чем я обязан честью твоего визита? Говори прямо, не стесняйся!
Коммерсант слегка покраснел.
– Ну, – начал он неопределенно, – ты член Совета Эльдерланда, и я, возможно, вскоре тоже... и нам лучше... в память старых времен... сохранять добрососедские отношения... и... – Он повернулся: – Тут еще дело в письме.
– В письме? – Ким нахмурился. – Что еще за письмо?
– Ну... хм... не так давно, когда я был в Усть-Эльдере по поводу распределения продуктов питания, ты ведь знаешь, я, собственно, несколько озабочен тем, чтобы у всех была еда, – так вот тогда я подумал, что есть смысл нанести визит пастору. Кроме того, он ведь тоже член Совета и такой милый, скромный человек, умный и понятливый...
– Он не так хорошо о нем отзывался после первой встречи, господин Кимберон, – заметила госпожа Мета, которая отнюдь не простила торговца.
– Как так? – поднял брови Ким. – Я и не знал, что ты уже знаком с пастором.
Марту было явно неловко.
– Ах, я думал, что все это давно забыто.
Но домоправительница уже не могла сдержаться:
– Тогда отец Одильон был сапожником в Усть-Эльдере, и он поставил на место кума Кройхауфа, когда тот за кружкой пива в «Золотом плуге» плохо о вас отозвался, хотя и не знал вас совсем...
– Хватит! – сказал Ким с напускной строгостью, которая плохо ему далась, поскольку про себя он вовсю веселился, глядя, как изворачивается торговец. – Дайте куму Кройхауфу договорить. – Он потянулся за трубкой, в которой почти ничего не осталось, и выпустил дым. – И что же с этим визитом?
– Да то, что, когда мы с пастором... то есть с отцом Одильоном сидели за чашкой чая, пришел посыльный. И тогда я сказал, что мы с тобой хорошо знакомы, и предложил, что отвезу тебе это письмо сам.
Ким все еще ничего не понимал.
– Что еще за посыльный?
– Посланник императора. У него было одно письмо для пастора, другое для помещика Родериха и третье для хранителя Музея истории Эльдерланда, – пояснил коммерсант.
– И где же это письмо?
– Да вот, оно у меня с собой. – Кройхауф принялся деловито возиться со своей курткой и последовательно вытащил из карманов на всеобщее обозрение следующие предметы: носовой платок с вышитой монограммой, золотые карманные часы, кошелек из оленьей кожи, стопку расписок, скрепленных серебряной скрепкой, и пятнистый кусок пергамента.
Ким не верил своим глазам.
– Что, это и есть послание императора?
– Да вы только посмотрите! – удивилась госпожа Мета. – На нем императорская печать!
Торжествующие нотки в ее голосе объяснялись радостью по поводу того, что завтра она расскажет обо всем этом на рынке.
Ким нерешительно крутил письмо в руках. На обратной стороне его тонким, каллиграфическим почерком было выведено: Ad Kimberonum Vitum B.A. Custodem[Кимберону Вайту, бакалавру искусств, хранителю (лат.)].
У Кима слезы выступили на глазах. Он вспомнил о другом письме, которое несколько месяцев назад держал в руках, тогда, в Гурике-на-Холмах, – о последнем послании магистра Адриона Лерха. Его любимого друга и наставника тогда уже не было в живых.
И внезапно Кима охватило то же чувство, что и в тот решающий час, когда они с Фабианом взяли судьбу фольков в свои руки и стали готовить их к последней решающей битве. Казалось, что остановившееся было колесо времени теперь снова набирает ход. История идет дальше, подумал он. Путь еще не закончен. Выступление в новый поход, новый день, шаг в неизвестное будущее.
Он перевернул письмо и невольно вспомнил печать магистра Адриона: жаворонок с пером в клюве. Здесь птица была более благородного происхождения – орел с распростертыми крыльями. Надпись, окружавшая его, содержала императорский титул: Fabians V Alexis Imp.R. [Фабиан V Алексис, император (лат.)]
У Кима возникло ужасное подозрение.
– Как давно у тебя это письмо?
– Н-ну... – Март Кройхауф втянул голову в плечи. – Когда я вернулся в Альдсвик, было так много работы дома и всяких дел... Я должен был заботиться обо всем и обо всех...
– Как давно?
– Ч-четыре недели.
– Четыре недели?! Ты хочешь сказать, что таскаешь в кармане императорское послание уже почти месяц и забыл о нем?
Март Кройхауф попытался по возможности съежиться и уменьшиться в размерах, что при его комплекции было достаточно сложно; вид у него стал такой несчастный, что хотелось немедленно начать ему сочувствовать.
– Ломайте же печать, господин Кимберон, – воскликнула госпожа Мета, – чтобы мы, наконец, узнали, что там написано.
Ким отбросил мысль доказывать ей, что письмо адресовано ему, а не всему дому; ибо все равно письмо императора – и роль, которую сыграл в этом злосчастный кандидат в бургомистры, – будут завтра предметом пересудов в Альдсвике. Кроме того, содержание письмо интересовало его ничуть не меньше, чем госпожу Мету.
Итак, он сломал печать и развернул пергамент. Почерк был тот же самый, что и на конверте, – очевидно, почерк канцелярского писца, витиеватый, однако каллиграфически четкий:
Fabians V Alexis
Patris Matrisque gratia et acclamatione excercitus
Humanorum Imperator Rexque futurus ad occasicnem
coronationis suae invitat membrum quodlibet Consilii
Terrae Aldensis ad Kalendas mensis Imprimis in Urbem
Magnae Aureolis
Ким закончил чтение и с изумлением посмотрел на остальных. Они уставились на него точно с таким же видом, только по другой причине.
– И что это значит? – наконец, не выдержав, спросил Мартен Кройхауф.
– О! – Ким не подумал о том, что среди них он единственный, кому знаком старинный язык ученых. – Это довольно сложное предложение, но значит оно примерно следующее: Фабиан Пятый Алексис – это его фамилия или что-то в этом роде, – милостью Отца и Матери, призванный войском людей... нет, провозглашенный императором войском людей, приглашает по случаю своей коронации кого-либо из членов Совета Эльдерланда в первый день месяца имприлис... э-э... в город Великий Ауреолис. Месяц имприлис, – добавил он, – это первый месяц по календарю людей, но третий по нашему, тот, который мы называем мартом.
– Но первый день марта будет уже через две недели! – воскликнула госпожа Мета.
– Минутку, – произнес Кимберон. – Тут есть что-то еще.
Вторая надпись принадлежала» без сомнения, кому-то другому и была на Всеобщем языке. Он прочел вслух:
– «Дорогой Ким! Если можешь приехать, то отправляйся не мешкая. Мне не выдержать эту занудную церемонию. Всего хорошего. Фабиан».– Ким замолчал.
– Приглашение на коронацию в Великий Ауреолис! – поразился Март Кройхауф, а госпожа Мета добавила:
– Но почему на «коронацию»? Я думала, что господин Фабиан уже давно император!
– Да, император, – начал объяснять Ким, которому вопрос на историческую тему помог прийти в себя. – Провозглашен императором на поле битвы – такого не бывало со времен Хельмонда Великого. Но по закону император должен короноваться в первый день года. Фабиан уже правит Империей, но только после коронации он станет в глазах Божественной Четы полновластным императором.
– И поэтому важно, чтобы кто-то из фольков принял участие в этой церемонии, – подчеркнул Март Кройхауф. – И это должен быть ты.
– Почему же именно я? – Мысли Кима смешались. – Я хочу сказать, что, конечно, я бы охотно... но у меня так много дел. Конечно, Фабиан зовет меня лично... Однако мне нужно писать книгу, и... Словом, нужно собрать Совет, – закончил он.
– Для этого уже нет времени, – пояснил коммерсант. – Кроме того, – продолжил он и принялся перечислять: – Помещик Родерих еще несовершеннолетний, госпожа Марина в отъезде, а патер мне сказал, что он незаменим здесь, поскольку люди страдают от последствий войны. Ну а бургомистр Альдсвика будет избран только через два месяца, к майскому празднику...
– Но изберут-то тебя, – сказал Ким, – и совершенно вне зависимости от того, что скажет завтра на рынке госпожа Металюна. Сейчас требуется кто-то вроде тебя во главе городского управления, чтобы навести порядок.
– Да, я незаменим, – заявил Март Кройхауф с необычайной серьезностью. – Хотя враг и побежден, опасность голода еще не преодолена. Только когда созреет первый урожай и принесет плоды, мы снова сможем вздохнуть свободно. Мы еще зависим от помощи, которая должна поступить из Империи, и кто-то должен будет ее распределить. И пусть я не такой великий герой, каким иногда себя выставляю, но к этому я вполне пригоден.
