Святослав Логинов - Чёрный смерч
– Чёрная пурга может задушить хворого старика или младенца. Сильного мужчину она так просто не убьёт. Отчего умерли эти люди?
– Не знаю, шаман, – честно ответил Таши.
– И всё-таки их задушил смерч… – Калюта говорил, не глядя на молодых спутников. – Задушил, потому что тот, кто должен был прикрывать воинов от беды, напротив, усилил вредоносность тьмы. А потом – ограбил убитых и ушёл, бросив тела под открытым небом.
– Как ограбил? – вразнобой переспросили воины.
– Именно ограбил, – подтвердил Калюта. – Оружие, инструмент – на месте. Вон в мешке еда. Сколь её было – не знаю, но лишнее вор оставил. А где хоть одна фляга? В пустыне лишней воды не бывает, значит, воду унёс оставшийся в живых. Но не это я называю преступлением. Твоя бабушка, Таши, единственная из родовичей, жившая среди бородатых, рассказала, что эти люди всегда носят в кисете кусочек чистой киновари и не расстаются с ней даже после смерти. Киноварь – это кровь умерших, без неё они не смогут жить среди предков и станут неприкаянными духами. А теперь глядите...
Калюта поднял с земли припорошённый злым снегом мешочек. Кисет был вывернут наизнанку, на коже виднелись следы краски, что всеми народами исстари почиталась равной крови.
Лишка стояла пригорюнившись, Таши и Данок бешеными глазами обводили окрестности, словно могли увидеть поблизости того, кто так страшно поступил с людьми. Неважно, что они из неведомых краёв, о которых дети Лара и не слыхивали, – есть вещи запредельные, преступления, которые нельзя прощать никому. И первое среди них – лишить родовича загробной жизни. Это страшней убийства.
Калюта раскрыл мешок с колдовскими причиндалами, откупорил крошечную долблёнку с киноварным порошком, начертал на лицах умерших знаки спокойствия, затем вздохнул и, выбрав три комочка волшебной краски, вложил их в опустевшие кисеты. Люди молчали, но все понимали, что шаман поступает правильно. Неважно, что чистая киноварь стоит баснословно дорого и приносится из неведомых земель, пройдя через сотни человеческих рук. Но раз есть у людей такой обычай, он должен быть выполнен. Бородатые не виновны, что у них не нашлось могучего предка, который всякого своего потомка умеет привести в верхний мир. Так или иначе, встреч с неведомцами не миновать, а как глядеть им в глаза, если обошёлся с их мёртвыми, словно с падалью? А так – расскажут умершие своему шаману о последней услуге, и, глядишь, доброе дело обернётся благом для живых.
Тела как могли завалили пластами растрескавшейся глины и поспешили в путь. Время позднее, охотничий отряд, промышлявший зверя по левому берегу Великой, должно быть, уже заждался четвёрку, ушедшую на кочевья диатритов. Эти набеги повторялись ежегодно шесть лет подряд, с тех пор, как молодой шаман вошёл в силу, и покуда Калюта не потерял ни одного воина, уничтожая иной раз до десятка птичьих гнёзд. Последние два года диатриты уже не высовывались за пределы солончаков, а ведь было время, когда они разгуливали по всему Завеличью.
Этот поход был так же удачен, как и предыдущие, однако тягостная находка отравила радость, и четверо воинов шли с таким чувством, словно погиб кто-то из своих, а родичи в восстановленном селении, что раскинулось на правом берегу, ещё ничего не знают.
* * *
Тяжело гружённый караван детей зубра после недельного пути вышел к торговой поляне. Собственно, и поляной эту росчисть назвать было трудно – просто ровное место среди нагромождения камней. Кусты здесь ежегодно выжигались, и буйные травы, ничем не стесняемые и покуда ещё не стоптанные людьми, были по-весеннему свежими.
Торговая поляна издревле была местом встреч не слишком друг друга жаловавших человеческих племён. Бывает так, вроде бы и те и другие – настоящие люди, не чужинцы какие-то, и делить родам нечего, а добрососедства не получается. Но на торговой поляне старые счёты забываются, поскольку без честного обмена плохо всем.
Ближние западные соседи – люди тура, давние союзники, с ними у рода зубра прочный мир. А дальше, за невысокими лесистыми горами начинаются негостеприимные земли. Живёт там несколько родственных племён, которых чохом называют – воины с косами. Это ж надо придумать, чтобы мужчины, собираясь на войну, волосы в две косы заплетали, ровно замужняя баба! Однако воевать они от того хуже не начинали, на этом все сходятся. Последние годы на западе хоть и худой, но мир. Кажется, все поняли, что торговать прибыльней, чем воевать. Люди зубра издавна поставляли в дальние страны лучший золотистый кремень, полосатый халцедон и самый тонкий наждак, в обмен получая товары, которыми изобильны чужие края. Ходили целыми караванами, иной раз по двадцать человек тащили на обмен свои сокровища. Сходились на торговых полянах, безоружные, выслав вперёд стариков. Старики и договаривались, что и как менять. Назад шли налегке, из камней, что в закатных краях бывают, только полупрозрачный обсидиан ценится. А так несли редкости – охру, драгоценную киноварь, горючую серу, выменянную на сладкую озёрную соль. Прежде покупали плотный и белый рыбий зуб, а теперь его берут куда как дешевле у потомков большого лосося, которые этот самый зуб в море добывают. Всякому известно, через сколько рук товар пройдёт, настолько и цена больше станет. Небось в тех краях, где киноварь родится, цена у нее бросовая, а тут чего только не отдашь ради щепотки алой краски. То же и с рыбьим зубом – у лососей с ним детишки играются, а на берегах Великой стоит он подороже мамонтовой кости.
Вели отряд, как и полагается, трое стариков. Главный – дед Мита, он в семье зубрихи Люны старейшина. Двое других, Волох и Рад – помоложе, но тоже белобородые, каких во всём мире уважают.
К месту вышли в срок, как прошлой осенью договаривались. Охотники разложили товары, стараясь каждый так устроить, чтобы он глаз радовал и сам себя нахваливал, цену поднимая. Затем пожелали старикам удачной торговли и отошли за рубежную речку. Не годится зря на чужой земле с оружием топтаться, это всякому понятно. Торговцы, оставшись одни, начали ладить сигнальные дымы. Разожгли три костра и поверх сушняка навалили зелёных веток и травы. Увидят воины с косами обусловленный знак и явятся на торг.
– Ты смотри, – поучал хитроватый Волох Рада, который первый раз явился на торги, – ежели что тебе приглянется – виду не показывай, а то цену заломят – не укупишь. Давай-ка сюда, что они специально заказывали? – Волох переложил покрасивше пластинки чёрного шифера. – Шифер, вощину перетопленную, выхухоль – их только на киноварь меняем, ну и на малахит…
– Я бабам обсидиановые ножонки обещал, кожи кроить.
– Во-во! Так ты к обсидиану сразу не подходи, товары начинай смотреть с краю, все подряд. А потом, как бы между прочим, скажи, что согласен взять за наждак обсидианом, чтобы назад свой товар не тащить. Понял?
– Я это ещё мальчишкой понял.
– Да уж я тебя помню мальчишкой! Тебя в ту пору только ленивый не дурил. Простотой ты был, простотой и остался. Воск-то куда уложил? Давай его поближе. Интересно, и на что этим рыжеусым столько воска? Каждый год таскаем…
– Идут, – негромко произнёс Рад, указав глазами на дальний конец поляны.
Старики разом приосанились, ожидая, когда хозяева торжища подойдут ближе.
Обычно от западных людей на торговую поляну приходило десятка полтора человек, тоже все без оружия. Они раскладывали напротив принесённого свои изделия, а затем уходили, оставив трёх или четырёх мужчин постарше, которым предстояло вести торг. Молодость горяча, попробуй при молодом купце похулить его товар или перехвалить свой, глядишь – дело кончится недобрым. А пожилые словам цену знают, на лишнее слово обижаться не будут, но и запретного не произнесут.
Однако на этот раз к торговым гостям вышло всего шесть человек, никаких товаров у них при себе видно не было, зато короткие боевые копья смотрели прямо на опешивших детей зубра. Лица у пришельцев были непроницаемы, а длинные рыжеватые волосы заплетены в тугие косы и густо смазаны кабаньим салом.
– Здравствуй, Гэл, – поздоровался Волох, признавший одного из подошедших. – Что у вас случилось?
Гэл, здоровенный мужик, с бородой уже не рыжей, а серой, молча подошёл к Волоху, смерил его недобрым взглядом и, не сказав ни единого слова, ударил в лицо, сбив щупленького Волоха наземь. Остальные пятеро, отставив на время оружие, принялись рыться в принесённом для обмена, выбирая и засовывая в мешки то, что подороже да полегче. Прочее швырялось на землю, меха и воск, специально добытый и принесённый на майдан с надеждой на большую прибыль, полетели в костёр.
– Да что ж вы делаете, охальники! – закричал Рад, не выдержавший такого бесчинства, и бросился было вытаскивать из полымени быстро оплывающие кругляши воска. Один из грабителей оторвался от своих дел и саданул старика древком копья, словно палкой. Рад охнул и дальше уже стоял молча, глядя на происходящее непонимающими глазами.
