Патриция Маккиллип - Мастер Загадок
Они добрались до ворот в Харте как раз тогда, когда снова пошел снег. Двор с большим количеством кузниц и мастерских почти опустел; то здесь, то там красновато-золотой свет пробивался сквозь полуоткрытые двери; тень какого-то ремесленника расплылась на пороге. Данан провел Моргона во дворец, и они вошли в зал, где стены были филигранно отделаны разноцветными камнями, сияющими на черной поверхности. Ручей прорезал в полу извилистую дорожку, тут же располагался громадный очаг, греющий камни, пламя его отплясывало в темной воде. Рудокопы, ремесленники в простой одежде, торговцы в богатых одеяниях, охотники в коже и мехах подняли головы, когда Данан вошел, и Моргон инстинктивно отпрянул в тень, до которой не доставал свет факелов.
Данан произнес мягко:
– В восточной башне есть тихая комната. Там ты сможешь умыться и отдохнуть. Спускайся сюда попозже, когда зал будет не так переполнен. Многие из этих людей после ужина вернутся в Кирт, здесь они только работают.
Через боковую дверь он вывел Моргона из зала, потом они поднялись вверх по винтовой лестнице, вырубленной из камня в середине толстой башни.
– Это башня, где останавливался Ирт, – объяснил Данан Моргону. – Здесь его часто навещал Талиес, раза два приходил и Сут. Сут был таким неистовым, волосы белые как снег, даже в молодые годы. Рудокопов он пугал, но я видел однажды, как он совершает одно превращение за другим, чтобы позабавить моих ребятишек.
Он остановился на площадке лестницы, отодвинул занавес из белого меха, за которым обнаружилась дверь.
– Я пришлю кого-нибудь, чтобы тебе разожгли огонь, – пообещал Данан, потом, поколебавшись, добавил: – Если я не прошу у тебя слишком много, я хотел бы опять услышать эту арфу.
Моргон улыбнулся:
– Нет. Это не слишком много. Спасибо. Я благодарен тебе за твою доброту.
Моргон вошел в комнату, снял арфу с плеча, оглядел стены, задрапированные меховыми и богато вышитыми занавесями, посмотрел на чисто выскобленный очаг. В комнате было холодно. Моргон присел на стул возле мертвого пока очага. Камни окружали его кольцами молчания. Он ничего не слышал отсюда – ни смеха из зала, ни воя ветра, прилетевшего с гор. Одиночество, иное, нежели одиночество пути через никому не принадлежащие земли, охватило его. Он закрыл глаза, почувствовал, что усталость его такова, что мешает заснуть, что усталость эта идет изнутри, что она уже является его неразрывной частью. Он встал, пытаясь стряхнуть с себя это ощущение, и тут же дверь отворилась, вошли люди, которые принесли дрова, воду, вино и еду; Моргон наблюдал, как они разжигают очаг, запаливают факелы, ставят на огонь воду. Когда слуги удалились, Моргон долго сидел у огня, не сводя с него глаз. Вода согрелась, он медленно разделся и вымылся. Потом поел, не чувствуя вкуса пищи, налил себе вина и сел, не притрагиваясь к нему, пока ночь, точно сжатые в кулак пальцы, не сомкнулась вокруг башни и непонятный страх не заклубился в его душе.
Глаза Моргона закрылись. Некоторое время он видел, что бежит в облике тура – все это было еще где-то на поверхности его сна, а потом оказалось, что он барахтается в снегу уже в собственном облике, а остальные туры растаяли где-то вдалеке. Затем чувство одиночества стало острым и невыносимым, и он пересек пространство и время с помощью чародейской силы – теперь он оказался в Акрене. Перед огнем беседовали Элиард и Грим Окленд, Моргон радостно пошел к ним, зовя Элиарда. Тот повернулся к нему, и в пустоте его глазниц Моргон вдруг увидел себя – волосы у него отросли и превратились в длинную гриву, лицо вытянулось, шрамы от рогов тура покрывали руки. Он назвал свое имя. Элиард покачал головой и растерянно ответил: “Ты, должно быть, ошибся. Моргон не тур”. Моргон повернулся к Тристан, которая о чем-то бессвязно и бессмысленно спорила со Сногом Наттом. Она улыбнулась ему от души, полная надежды, но улыбка замерла на ее губах, в глазах появилась тревога. Сног Натт печально произнес: “Он обещал починить мне крышу, она вся течет, он хотел управиться до осени, а сам уехал и не починил и так и не вернулся”. Вдруг Моргон оказался в Кэйтнарде, он с грохотом стучал в дверь. Руд, распахивая ее, взмахнул черным рукавом и раздраженно сказал: “Ты опоздал. Все равно, ведь она вторая красавица в Ане, и она не может выйти замуж за тура”. Моргон повернулся и увидел одного из Мастеров, проходящего по залу. Он побежал, чтобы перехватить его, и когда опущенная голова в капюшоне наконец поднялась, отвечая на его мольбу, глаза Мастера Ома встретились с его взглядом – они были серьезными и смотрели с упреком. Моргон в ужасе остановился. Мастер пошел прочь от него, не сказав ни слова, а Моргон все повторял и повторял, не получая ответа: “Извините. Извините. Извините”.
Он оказался на Равнине Ветров. Было темно, рядом плескалось море, вспучивая волны, зеленовато-синие от неземных огней безлунной ночи; в море отражался свет из дворца Данана, гора Исиг возвышалась совсем близко. Что-то собиралось во тьме; Моргон не мог видеть, что именно – ветер это или море, он только понимал, что возникает что-то громадное, невероятно громадное, безымянное, безжалостное, впитывающее в себя всю силу, все законы, все песни, загадки, саму историю, чтобы взорвать все это на Равнине Ветров. Моргон побежал, не чуя под собою ног, он искал убежища, а ветры выли, и море рядом поднимало волны так высоко, что брызги попадали ему в лицо. Он поднял голову, чтобы видеть свет из дворца Данана. Он бежал и бежал, пока не понял, что Харте разрушен, что он пуст, как и город Властелинов Земли, и что белый, точно обглоданная кость, свет идет из бездны в Исиге. Тогда Моргон остановился. Из пещеры сквозь гору донесся до него голос – из пещеры, мраморная дверь которой не открывалась веками. Этот голос прорвался сквозь камень, сквозь рев ветра и моря и произнес его имя: – Звездоносец.
10
Моргон вздрогнул и проснулся, чувствуя, как сильно бьется его сердце, прислушиваясь к эху голоса, разбудившего его; он, казалось, еще звучал, этот голос, – не мужской и не женский, затерянный среди камней. Кто-то тряс его, повторяя его имя; кто-то до того знакомый, что Моргон, ничуть не удивившись, спросил:
– Ты звал меня? – И руки его протянулись вперед, встретившись с руками арфиста. – Дет.
– Ты видел сон.
– Да.
Моргона снова окружали тишина, стены башни, огонь. Руки князя Хеда разжались. Арфист, с запорошенными снегом плечами и волосами, снял с плеча свой инструмент и поставил у стены.
– Я решил: лучше подождать тебя в Кирте, чем идти в Харте; Данан не был уверен, что я все еще там, поэтому он ничего тебе не сказал. – Ровный, бесстрастный голос Дета звучал успокаивающе. – Ты задержался куда больше, чем я рассчитывал.
– Я попал в метель. – Моргон выпрямился. Протер руками лицо. – Потом я встретил Хара... – Он резко поднял голову и воззрился на арфиста: – Так ты ждал меня? Ты надеялся... Дет, как давно ты здесь?
– Два месяца. – Дет снял плащ, снежная пыль посыпалась в огонь. – Я вышел из Херуна через день после тебя, прошел вверх по Осе до Кирта – не останавливаясь. Я предупредил Данана, что ты должен скоро явиться сюда, объяснил ему, где меня найти, и ждал.
Дет на мгновение умолк.
– Я беспокоился, – добавил он, взглянув на Моргона. Моргон внимательно разглядывал его лицо.
– Я действительно хотел возвратиться на Хед, – произнес он. – Ты это знал. Но не мог же ты знать, что я появлюсь здесь, тем более – спустя два месяца, в разгар зимы.
– Я верил, что ты придешь.
– Почему?
– Потому что, если бы ты отвернулся от своего имени, от загадок, которые должен разгадать, если бы ты поехал на Хед, одинокий, беззащитный, чтобы принять смерть, а она, как ты знаешь, должна была прийти к тебе, – тогда не имело бы никакого значения, куда мне идти: к горе Эрленстар или на дно морское. Я прожил тысячу лет – и я распознаю запах судьбы.
Моргон закрыл глаза. Слово, повисшее в воздухе между ними, как нота сыгранной на арфе мелодии, кажется, принесло ему какое-то облегчение, что-то высвободило в нем, и плечи его опустились.
– Судьба. Так ты тоже ее видишь. Дет, я коснулся самой ее сути в Остерланде. Я убил Сута.
Он впервые увидел замешательство арфиста.
– Ты сделал – что? Моргон открыл глаза:
– Мне очень жаль. Я хочу сказать, что он умер из-за меня. Хар спас меня в метель, и я дал ему обещание выполнить любую его просьбу, при всем том что понимал: неумно и безрассудно обещать такое королю-волку. – Он поднял руку ладонью вверх, шрам, как убывающая луна, мелькнул в свете огня. – Я научился оборачиваться туром. Я бегал в стадах туров два месяца вместе с сыном Сута Хугином – у него белые волосы и фиолетовые глаза. Я нашел Сута за Хмурой Горой, он был очень старым туром, он потерял свой глаз, отгадывая загадки. Там он и умер.
– Как?
Пальцы Моргона впились в подлокотники кресла.
– Я спросил его, почему он убежал из Лунголда, – я просто процитировал ему третий закон Основателя, требуя помощи, в то время как он знал... Он знал, что умрет... Он сделал выбор – попытался ответить мне, но при этой попытке умер, умер на краю света, где нет ничего, кроме снега, ветров и туров. Он был убит, единственный волшебник, которого люди видели в течение семисот лет. Он был убит, а я остался при нем, ловя последнее слово, которое он, уже умирая, смог произнести. Оно звучало как загадка, слишком жуткая для того, чтобы ее разгадать.
