Святослав Логинов - Чёрный смерч
У горного берега дно реки круто уходило вниз, и течение здесь было самое стремительное. Никакие шесты не помогали бы плотогонам, лишь вёсла неуклонно подгоняли перегруженные плоты к желанному закатному берегу. Оставалось не больше двух десятков шагов…
Плещет вода, кричат люди, свистят стрелы. Всё больше их летит со стороны реки, всё меньше в сторону переправы. Кончились стрелы у Таши, Данок бросил бесполезный лук и поднял заранее подготовленное копьё. Один лишь неторопливый Тукот продолжал стрелять, не тратя даром ни единого выстрела. Через минуту крики бессильной ярости сменятся боевым кличем, и безумцы, осмелившиеся заступить дорогу нашествию, упадут под неумолимыми ударами.
Казалось бы, среди всего этого шума лишний выкрик не сможет привлечь ничьего внимания, однако прозвучавший вопль был так силён и страшен, что все взгляды невольно поворотились к самой вершине крутого приречного обрыва. Там, на виду у всех, нелепо изогнувшись, стоял Ромар.
– Да что ж он делает! – Уника едва не рванула с досады волосы. – Ведь не остановятся враги, даже если поймут, кто встал на их пути… Напротив, во что бы то ни стало постараются уничтожить ненавистного колдуна. Теперь, когда они будут искать специально, зорко присматриваясь и призвав на помощь своих чародеев, не поможет и шапка-невидимка. Найдут, как пить дать – найдут! А это значит не просто смерть, а гибель последних надежд на месть.
Ромар кричал. Перекошенная, битая жизнью фигура что есть сил тянулась вверх, словно калека пытался вздеть несуществующие руки. И напряжённому магическому взору йоги почудилось, что и впрямь у Ромара есть эти руки. Жилистые и цепкие, неимоверно длинные, они всё удлинялись, протягиваясь за горизонт в непредсказуемую даль куда-то за устье Великой и Горькое море.
На плотах заметались, очевидно, и там узнали безрукого волшебника. Теперь никто не обращал внимания на стрелков, стоящих на карнизе, мэнки готовились дать залп по самой круче, до которой уже вполне можно было достать стрелой. Однако Ромар уже нащупал за дальними пределами что-то потребное ему, и теперь тащил сюда, хрипя и лиловея от натуги. Мгновение оно пыталось сопротивляться, затем безоблачное небо мрачно потемнело, померк солнечный свет, уши заложило свистом, и на лугах Завеличья показался чёрный смерч.
Отныне и навсегда мэнки будут звать людей повелителями демонов и пугать их недобрым именем малых детей!
Хобот судорожно дёргался, словно призрачные руки волшебника душили его, сжимая тонкую горловину. Одним рывком он перескочил брошенный левобережный лагерь мэнков и пал на просторы Великой. С плотов уже не пытались стрелять. Там царила откровенная паника. Самая страшная паника, когда некуда бежать. Кто-то лежал ничком, закрыв голову руками, кто-то отчаянно грёб, будто надеялся опередить несущуюся смерть, несколько человек попрыгали в воду, стараясь уйти вплавь. В следующий миг демон, народившийся из несгоревшего хобота повелителя вод, обрушился на беспомощные плоты. Жадная глотка смерча всасывала всё без разбора, утаскивая в небеса и небрежно швыряя оттуда вниз. Из тучи, разбухшей над его верхней частью, хлынули потоки из смолы и чёрной воды, перемолотые обломки плотов, камни, подцепленные ещё на том берегу, изуродованные тела мэнков, степной сор и труха. Туча над вершиной смерча всё расширялась, скоро она заслонила солнце, отчего стемнело ещё больше.
Свист перешёл в вой, за которым не стало слышно даже крика Ромара.
Те из плотов, которые не были засосаны в страшную глотку, разметало вздыбившейся волной, смыв в воду тех, кто находился на них. Но большинство плотов, чуть не полтора десятка, были попросту втянуты в непроглядную круговерть взбесившегося чудовища. Расправившись с плывущими, Хобот скакнул на правый берег и разом исчез, высыпав на землю всё, что успел поглотить. Вместо траурной пурги сверху хлынули новые потоки грязного дождя.
Люди, сгрудившиеся под защитой крутого берега, оказались в относительной безопасности, а вот туда, где стояла Уника, исчезающий смерч высыпал гору всякого мусора. И всё же, едва смолк треск и грохот, Уника закричала:
– Таши, ты цел?
– Все целы! – донёсся снизу родной голос.
Уника перевела взгляд на реку, где среди неуспокоенных волн мелькали изломанные брёвна и головы нескольких пловцов, изо всех сил стремящихся подальше от негостеприимного берега. Презрительно сморщившись, Уника плюнула, пусть плывут. Даже из этих полутора или двух десятков выживших лугового берега достигнет не больше половины, Великая не любит испуганных пловцов. А ведь если бы они развернулись и дружно бросились на такой близкий западный берег, то судьба Таши и его спутников была бы решена. Впрочем, что делать на этом берегу двум десяткам мэнков? Так что пусть бегут и расскажут своим, что ждёт любителей соваться на земли, принадлежащие людям.
Воины один за другим поднялись на вершину обрыва.
– Ромара ищите! – приказала Уника, радостно взглянув на целёхонького сына.
В кустах, куда Уника полчаса назад затащила покорного Ромара, валялись оба заплечных мешка и волшебная шапчонка, видимо сброшенная безруким стариком прямо на землю. Не пожелал колдун спасать свою старую жизнь, укрываясь под волшебным мехом, стряхнул шапку и вышел на обрыв, где сражались сородичи.
– Ищите, он должен быть где-то здесь! Может быть, его ранило… – Уника беспомощно оглядывалась по сторонам. Мокрая земля была усеяна обломками, грязью, оглушённой таранью и уклейкой, сплывшейся на запах крови и без разбора захваченной бесовским смерчем. Где среди этого разгрома искать Ромара? Может быть, он лежит где-то совсем близко, оглушённый…
– Да вот же он! – крикнул Таши, указывая рукой куда-то в сторону.
Уника резко обернулась и увидала Ромара, который медленно уходил прочь.
– Ромар, погоди! – закричала женщина и кинулась следом.
Колдун не обернулся, не задержал шага, даже не вздрогнул, хотя не услышать крика на таком расстоянии было нельзя. Ромар продолжал медленно ковылять, пробираясь меж склизкими от жирной грязи валунами. Оскальзываясь на камнях и мокрой траве, Уника догнала учителя.
– Ромар, ну куда ты?
Старик не отвечал. В глазах его, словно растопленное масло, плавало спокойствие и всепонимание. Отрешённый мудрый взгляд, какой встречается у впавших в детство стариков. Такой взгляд, вернее, полтора десятка таких взглядов Уника видала давным-давно в пещере Баюна, куда и направлялись они с Ромаром. «Так или иначе, но ты попадёшь сюда, – предупреждал переживший своё племя чужинец. – Но я бы хотел, чтоб ты пришёл ко мне прежде, чем станешь таким».
Не дошёл Ромар до спасительной пещеры. Всего себя отдал соплеменникам, не сохранив на собственную долю даже малой капли былой силы. И теперь всего лишь осталось совершиться предначертанному: день и ночь одинокий искалеченный старик будет пробираться сквозь чащобы и болота, огибая море и преодолевая тысячи препятствий, чтобы полной развалиной доползти под спасительный кров. Там он продолжит вечное бессмысленное существование, не нужный никому и, вопреки исполненному мудрости взгляду, ничего не понимающий. Сражение с демоном, подвиг, непосильный ни единому шаману в мире, было последним, что сделал в этом мире бессмертный Ромар. И сейчас он идёт не сам, его тащит провидящая всё воля Баюна.
– Баюн! – закричала Уника, глядя в безмятежные выцветшие глаза учителя. – Оставь его! Я сама приведу его к тебе, обещаю! Ну, пожалуйста…
Ничто не дрогнуло и не изменилось в лице Ромара, однако он остановился и медленно уселся на землю, сразу став удивительно похожим на маленького шаманыша Рона, чья душа заблудилась в колдовском мире. Уника без сил опустилась напротив. Ей хотелось плакать, но у сухоглазой не было слез.
Никто, даже Таши, которому всё было рассказано заранее и который видел, что сталось с Роном, не сумел осознать, что Ромара больше нет. Ну мало ли, что Ромар на вопросы не отвечает – нечего лезть со своими вопросами. Шаман после великого камлания, бывает, по трое суток в себя приходит – сидит вот так же и ни слова не говорит. Так что ничего страшного, оклемается старик, придёт в себя. Люди перевязали раненого товарища, быстро собрались и пошли, не желая оставаться в загаженной Хоботом местности. За день они дойдут до Верхового селения, а там уже Машок отрядит людей прибрать мэнковские трупы.
– И неймётся им… – проворчал по этому поводу Тукот. – Этак мы все леса в округе порубим на костры этой нечисти.
Убитые мэнки валялись повсюду, исчезая, Хобот вывалил на землю всё, что сумел поглотить на реке. Молодые парни с брезгливой ненавистью смотрели на покрытые жидкой грязью тела, Уника смотрела зорче, и потому именно она заметила живого мэнка. Как его угораздило остаться живым, побывав внутри смерча, не скажет сама Всеобщая мать. Возможно, его спасло колдовское искусство, потому что на раненом был меховой наряд, в каких у мэнков ходили колдуны. Но даже магия не смогла совсем охранить чужинца, при падении у него был сломан позвоночник, во всяком случае, мэнк не мог пошевелиться и явно умирал. Он лежал на спине, уставившись немигающими глазами в медленно проясняющееся небо. Уника подошла, склонилась над умирающим, бестрепетно заглянула в душу.
