Денис Чекалов - Маятник судьбы
Вся эта сцена произвела на Франсуаз крайне скверное впечатление. Мало того что Карго прибыл, как паладин на белом коне, и затмил своим эффектным появлением красоту демонессы – так он еще смел узурпировать все права на меня.
Любая девушка никого не ненавидит так сильно, как друзей своего парня.
И хотя Октавио, разумеется, другом мне не был – мы с ним даже не виделись неведомо сколько, – однако он дал Франсуаз повод так думать, чем моментально превратил себя в ее злейшего врага.
Вот почему девушка сразу же отошла от нас и стушевалась. Ей необходимо было спокойно побеситься, прежде чем перейти в сокрушительное наступление.
Если у читателя создалось впечатление, что я преувеличиваю вздорность характера Франсуаз или же что такое поведение свойственно только демонам, то он ошибается.
Женщины все такие, и они сами это отлично знают. Только не признаются.
Однако как бы Франсуаз ни пыталась прятаться в тени, Октавио Карго был не из тех, чей взгляд может упустить красивую девушку. Да и, к слову, прятаться на открытой веранде было особо негде.
– Кто эта писаная красавица, Майкл?! – воскликнул Карго. – И почему ты до сих пор скрывал ее от меня?
Я мог бы ответить, что он как-никак не мои родители и мне не с чего было знакомить его с Франсуаз. Впрочем, его реакция в любом случае оказалась бы намного лучше.
– Это Франсуаз Дюпон, – ответил я. – Мой демон.
– Твой – кто? – спросил Октавио.
Не то чтобы он никогда не слышал о демонах, но красота девушки настолько заворожила его, что он, поди, и имя-то не запомнил.
– Сеньор Октавио!
Это подошел сэр Томас; на его лице было намазано столько доброжелательности, что хватило бы на добрую сотню бутербродов.
Кардиналы всегда любят богачей, ведь как иначе покупать золотые кресты и шелковые ризы. И не важно, каким путем получено богатство, – можно отпустить любой грех в обмен на хорошее пожертвование.
На широком лице Октавио отразилась легкая досада. Он предпочел бы остаться и попорхать вокруг Франсуаз радужным мотыльком. Но Карго не возглавлял бы крупнейший в Аспонике наркокартель, если бы не умел разделять работу и удовольствия.
– Прошу прощения, свет моих очей, – галантно произнес он и поклонился так низко, что ему на спину вполне можно было бы поставить поднос с чашками. – Дела зовут меня. Уверен, мы еще увидимся. Майкл! Нам многое надо вспомнить.
Пальцы сэра Томаса уже ненавязчиво легли на рукав Карго, а хватка у Чартуотера была столь же мертвой, как у голодного осьминога. Ему уже не терпелось отвести Октавио в сторону и обсудить накопившиеся дела.
Наркобарон сделал в нашу сторону прощальный жест рукой, и сэр Томас уволок его прочь, как гиена утаскивает обглоданный грифами скелет.
– Если это преступник, – произнесла Франсуаз в тщетной попытке пристыдить меня, – то что он здесь делает?
– Сэр Томас как-то сказал, будто заморозить тюрьму Сокорро было легко. Он сильно преувеличил. Но даже он не смог бы утверждать, что это дешево. Работа магов и некромантов требует денег, а средства необходимо откуда-то брать.
– Значит?
– Октавио Карго финансировал погружение тюрьмы Сокорро во временной стаз. Финансировал полностью, к вящему удовольствию Великой Церкви. Теперь, разумеется, он имеет право принять участие в том, за что заплатил.
– А с чего это он решил раскошелиться? Не думаю, Майкл, чтобы он хотел замолить грехи.
– Нет, конечно. Но Карго всегда стремится расширить сферу своего влияния, когда представляется такая возможность. Тюрьма Сокорро и ее окрестности ранее были вотчиной коменданта. Теперь здесь правит Октавио.
– То есть и Великая Церковь, и Конклав нежити, и проклятые монахи, и мы с тобой устраиваем здесь балаган ради торговца наркотиками?
– Нет, Френки, – ответил я. – Ради почтенного жертвователя. А это большая разница. По крайней мере для тех, кто берет у него деньги.
13
Октавио Карго любил себя, деньги, дорогую одежду приглушенных тонов, игру по правилам.
Многие из них были подсказаны самой жизнью, когда он был подростком, остальные он придумал сам, чтобы неукоснительно следовать им и никогда не проигрывать. Их было немного, но они помогали ему быть своим в среде сенаторов, дипломатов, грязных дельцов и честных бизнесменов.
Особой разницы между ними Карго не видел – все дело только в размерах бизнеса и величине счета в банке.
Несмотря на свой возраст и привлекательную внешность, он никогда не был женат и не собирался совершать подобной глупости.
Он хорошо помнил историю своих родителей, их вечное соперничество за власть в клане Карго. Папаша Тони подстроил любимой супруге автокатастрофу, не зная, что неделю назад выпил бокал токайского с ядом медленного действия. Ирония судьбы – они умерли почти одновременно. Мать разбилась насмерть в горящей машине, а Тони Карго целый час корчился в муках, покрытый мерзкими язвами. Все знали, что от этого яда нет спасения, и бросили умирающего одного в роскошном туалете, чтобы оказаться поближе к новому отцу клана.
Октавио не мог им стать, потому что был слишком юн, но не настолько глуп, чтобы оставаться в особняке отца. Спустя недолгое время он вернулся, чтобы остаться навсегда. С ним пришли его люди, а прежний хозяин с приспешниками отбыли в неизвестном направлении.
– Им стало стыдно, что они обидели сироту, – имея в виду себя, объяснял он потом шефу полиции Аспоники, которому тут же вручил от имени своего отца богатый подарок. – Я помню, что родители высоко ценили ваши незаурядные таланты, они хотели отблагодарить вас, но не успели.
Подношение было принято, следствие закрыто.
Лишь сам Октавио да нанятый им умелец таксидермист знали, что стало с головами врагов. Потом, правда, и умелец уехал с богатыми дарами. Конечно, если бы кто-нибудь удосужился провести раскопки в великолепной оранжерее Октавио, то был бы немало удивлен зловещим содержанием почвы. Но кому это надо в счастливой Аспонике? Одним голодным ртом меньше, другим останется больше.
Немалое уважение снискал Октавио своей заботой о трех женских школах. Его люди выбирали среди девушек самых хорошеньких и направляли на учебу. Все не уставали хвалить своего патрона. Стипендиатка присылала два-три благодарственных восторженных письма, делала успешную карьеру, уезжала в другие страны или выгодно выходила замуж. Все любят сказку о Золушке со счастливым концом.
Красавицу доставляли на день или неделю в покои Октавио Карго – все зависело от его настроения и ее умений. Любовная утеха заканчивалась пиршеством. Вампир вонзал острые белые зубы в шею ничего не подозревающей девушки и наслаждался горячей кровью. После этого она бы еще могла выжить, но правило Октавио Карго гласило: никогда не оставлять в живых свидетелей. Игрушка развлекла, игрушка должна умереть и исчезнуть.
И вот теперь появилась возможность приобрести важную вещь, очень полезную – существо по имени Лэндор. Он может оказаться полезным. Надо поближе присмотреться к нему.
Несколько настораживало квохтанье вокруг этой персоны, прорицатель, предсказатель. То да се.
Если это правда, как заставить идиота работать на себя? Слишком много всяких важных шишек ошиваются вокруг него. Но слишком велико было искушение.
Сами обстоятельства складывались в пользу Карго. Кто же мог забыть, что он был одним из самых крупных спонсоров, вложивших деньги в замораживание этого зловещего места, тюрьмы Сокорро, так что его присутствие рассматривалось как само собой разумеющееся.
– О чем он сейчас думает? – размышлял Октавио, наблюдая за полукровкой у окна. – Растерян, обеспокоен, никому не верит. Придется ему помочь. Хотя, может быть, на него не стоит терять время. Великий прорицатель, понимает будущее… да он правый ботинок от левого отличить не может. А если он такой, как о нем говорят, смогу ли я взять его дар под контроль? Вдруг он заартачится, нужно будет с ним что-то решать. Хотя, с другой стороны, все эти бесноватые имеют очень нестабильную психику. Никого, пожалуй, не удивит, если он возьмет, да и повесится, или отравится, или с моста спрыгнет. На вид его соплей перешибить можно. Покончил с собой, потому что испугался своих видений или от сильного запора.
Последняя мысль настроила Октавио на веселый лад. «Великий прорицатель покончил с собой из-за сильного запора».
Генри Лэндор в костюме полувоенного покроя, скорбно ссутулившись, стоял у открытого окна и смотрел в ту сторону, где некогда был его дом. Правая рука коменданта тюрьмы Сокорро не выглядел устрашающим или жестоким, да и не был таким. Наоборот, он был растерян и несчастлив.
Лишите белку колеса, по которому она бегала всю свою жизнь, и отпустите на волю. Она могла бы скакать по деревьям и пользоваться неограниченной свободой. Но зверек все время будет оглядываться в поисках своего колеса, к которому привязан всей душой. Это его жизнь. Так и Лэндор, отпущенный на волю, не знал, что ему с ней делать.
