Глен Кук - Огонь в его ладонях
Хельга притянула к себе Хаакена и почти две минуты не отпускала, шепча на ухо какие-то слова. Браги увидел на её щеке слезинку. Раздраженно смахнув этот знак слабости, она отпустила своего приемного сына. Браги смущенно отвернулся. Но не для того, чтобы скрыть свои чувства. Просто Сигурд и Сорен прощались со своими.
Мать заключила его в свои объятия. Она прижала Браги к себе настолько крепко, что тот изумился. Мать всегда казалась такой слабой и хрупкой…
– Береги себя, – сказала она. Что ещё могла сказать мать, расставаясь с сыном? Во всем мире не найдется слов, чтобы правдиво передать чувства матери при таком расставании. Язык давно стал инструментом коммерции, а не способом выражения любви.
– И береги Хаакена. Приведи его домой.
Вне всякого сомнения, те же слова она сказала и Хаакену. Немного отстранившись, она расстегнула цепочку медальона, который носила все время, сколько помнил себя Браги. Хельга надела медальон на шею сына и сказала:
– Если у тебя не останется другой надежды, отнеси это в Дом Бастанос на улице Кукол в Хэлин-Деймиеле. Отдай медальон привратнику, чтобы тот в свою очередь передал главе дома в качестве рекомендации. Один из партнеров выйдет к тебе и задаст вопрос. Ты ему скажешь:
Элхабе ан дантис, элхабе ан кавин.
Чи хибде клариче, элхабе ан саван.
Чи магден требил, элхабе дин бачел.
Он все поймет.
Хельга заставила сына повторить стишок несколько раз, до тех пор пока он не закрепился в его памяти.
– Отлично. Больше я ничего сделать не могу. Не доверяй никому, кому доверять не следует. И возвращайся домой сразу, как только сможешь. Я буду ждать.
Она поцеловала его. При посторонних. Хельга не делала этого с того времени, как он начал ходить. Затем она поцеловала Хаакена. Этого она вообще никогда не делала. Прежде чем юноши успели опомниться, Хельга приказала:
– Ступайте. Пока ещё можно. И пока мы не начали выглядеть ещё глупее, чем сейчас.
Браги водрузил на плечо мешок и направился в сторону Камер Штротхайда. Их путь лежал по склону горы. Иногда они смотрели вверх на каменную пирамиду, скрывавшую тело Рагнара. Оглянулся же Браги только один раз.
Женщины, дети и старики покидали поместье, служившее им убежищем вот уже много поколений. Многие из них отправятся к родичам в другие концы страны. Никто не удивится. В это смутное время множество людей бросали насиженные места. Они смогут скрыться и избежать ярости мстительных сторонников претендента.
Интересно, куда отправится мама…
Всю свою жизнь он клял себя за то, что в отличие от Хаакена оглянулся. Если бы он не сделал этого, то в его памяти Дроконбринг навсегда остался бы родным убежищем, мирно ожидающим возвращения блудного сына.
Глава 4
Звон сабель
Нассеф оглянулся назад только раз. От жары над палаточным городком Аль-Ремиша танцевали призраки из восходящих потоков раскаленного воздуха. Нассеф улыбнулся и негромко позвал:
– Карим…
– Слушаю, господин, – откликнулся человек с суровым, изрытым оспой лицом.
– Скачи назад. Найди наших людей. Тех, что встречали нас во время прибытия. Скажи им, чтобы они продолжали мятеж. Необходимо отвлечь врагов на длительный срок. И вели им отобрать пять сотен добровольцев – только опытных воинов – и направить их вслед за нами. Пусть уходят мелкими группами, чтобы никто не заметил. Ты все понял?
– Да, – улыбнулся Карим. У него не хватало двух передних зубов. И ещё один был сломан углом. Это был старый разбойник, видевший множество схваток. Даже его седеющая борода выглядела страшно воинственно.
Нассеф проследил за тем, как Карим начал спуск по каменистому склону. Этот старый бандит среди всех новообращенных представлял наибольшую ценность. Нассеф не сомневался, что его ценность ещё возрастет, когда борьба приобретет широкий размах и станет более жестокой.
Он развернул своего коня и поскакал вдогонку за сестрой и зятем.
Отряд Эль Мюрида насчитывал пятьдесят человек. Большинство из этой полусотни составляли его телохранители – облаченные в белые бурнусы Непобедимые. Этим воинам было гарантировано место в райских кущах, если им выпадет честь умереть за своего властелина.
В их присутствии Нассеф изрядно нервничал. У этих людей взгляд был даже более безумным, чем у их пророка. Они были ему фанатично преданы, и Эль Мюриду пришлось употребить всю силу воли, чтобы после суда удержать их от штурма Королевского Сада.
Нассеф занял свое место по правую руку от Эль Мюрида.
– Все получилось даже лучше, чем мы ожидали, – сказал он. – Нападение мальчишки было ниспослано Богом.
– Не сомневаюсь, что это именно так. Должен сказать, Нассеф, что я весьма неохотно согласился действовать по твоему плану. Но только вмешательство Всевышнего позволило ему осуществиться с такой легкостью. Лишь Творец мог столь своевременно подтолкнуть руку Гаруна.
– Обидно за твою лодыжку. Сильно болит?
– Ужасно. Ясир приложил к ней болеутоляющие травы. Скоро нога будет как новая.
– Во время этого фарса, именуемого судом… Мне на какую-то минуту показалось… что ты готов уступить.
– Да, наступила минута, когда я чуть было не сдался. Я, так же как и другие, могу пасть жертвой уловок Властелина Зла. Но я вновь обрел силу, а минутная слабость сделала нашу победу ещё слаще. Теперь ты видишь, как Господь подвигает нас на дела своей волей? Мы трудимся для Него даже тогда, когда нам кажется, что мы обратились к нему спиной.
Нассеф долго смотрел в сторону опаленных солнцем холмов. После довольно продолжительного молчания он наконец ответил:
– Очень трудно воспринять поражение, даже в надежде на то, что в конечном итоге оно обернется великой победой. Они, мой друг и мой пророк, сегодня подписали свой смертный приговор.
– Я не пророк, Нассеф, а всего лишь ничтожный ученик Творца. Я не желаю смертей, если их можно избежать. Кто знает – даже король Абуд и самые фанатичные служители Церкви, может, станут когда-нибудь на путь Истины.
– Конечно. Я говорил в переносном смысле. Хотел сказать, что этими действиями они обрекли на гибель свое дело.
– Со служителями Властелина Зла такое случается весьма часто. Чем больше они сопротивляются, тем полезнее их вклад в дело Бога. А как насчет рейда? Ты уверен, что он закончится благополучно?
– Я послал Карима обратно в Аль-Ремиш. Если наши люди сделают то, что мы просим – будут раздувать мятеж и пришлют нам пять сотен воинов, мы сумеем перейти в наступление. Никто не сможет нас остановить. Все поместные властители собрались в Аль – Ремише, чтобы стать свидетелями нашего унижения. Мятеж задержит их до Машада. Мы, таким образом, выигрываем целую неделю.
– Жаль только, что мы не смогли освятить имя дочери.
– Действительно, жаль. Но мы вернемся, господин. И добьемся, что ритуал освящения совершится в Машад. Обещаю.
Нассеф произнес эти слова с пылкой искренностью, он свято верил в то, что говорил.
Обходной путь по пустыне оказался тяжелым, медленным и исполненным одиночества, особенно для человека, стоящего в стороне от остальных людей. Кроме Мириам, ему не с кем было поделиться своими мыслями и мечтами. Непобедимые чересчур преклонялись перед ним, слишком боготворили. Нассеф и его подручные были поглощены планированием будущих побед. Никого из всадников, по десяткам прибывающих из Аль-Ремиша, он не знал. Все старые друзья, первые обращенные, покинувшие вместе с ним Эль Акила, давно умерли и приобщились к лику святых.
Бои, которые Нассеф вел во имя Эль Мюрида, собрали свою дань жизнями.
Ученик ехал рядом с белой верблюдицей, держа дитя на коленях.
– Она у нас такая милая, тихая крошка, – восхищался он. – Просто чудо. Господь так милостив к нам, Мириам, – закончил он и поморщился.
– Опять нога?
– Да.
– В таком случае тебе лучше отдать крошку мне.
– Нет. Такие моменты теперь случаются крайне редко. И со временем будут ещё реже. – Побыв с минуту наедине со своими мыслями, он продолжил: – Когда же я наконец смогу с этим покончить?
– Ты о чем?
– Сколько времени пройдет до тех пор, когда мы наконец восторжествуем? Когда я смогу создать дом и мирно жить с тобой и с ней? Мы скачем этими тайными тропами три года, а мне кажется, что все тридцать.
– Никогда, любовь моя. Никогда. И как жене мне ненавистно признавать это. Но после того как с тобой побеседовал Ангел, ты навсегда стал Эль Мюридом. До тех пор пока Господь считает необходимым оставлять тебя среди живых, ты останешься Учеником.
– Знаю. Знаю. Это просто моя смертная сущность желает невозможного.
Некоторое время они ехали молча. Затем Эль Мюрид произнес:
– Мириам, я страшно одинок. Кроме тебя у меня никого нет.
– Тебе принадлежит половина пустыни. Кто приносит тебе воду и пищу из поселений? Кто несет слово Истины в места, где ты никогда не бывал?
– Я говорю о друге. Простом, заурядном личном друге. О человеке, с которым я мог бы играть так, как играл в детстве. О существе, с которым можно было бы поговорить. О таком друге, который был бы способен разделить страхи и надежды простого человека по имени Мика, а не только следовать безумным устремлениям Эль Мюрида. Уверен, после смерти Фаты ты чувствуешь то же самое.
