Владимир Васильев - Клинки
– Удачи вам! – пожелал старец и исчез. Только-только стоял напротив, и вдруг пропал, растворился, как и не было. И избушка подевалась невесть куда, сгинула, оставив после себя слабо примятую траву. Лишь ветер, дыхание Стрибога, подхватил и разнес остатки показанной стариком грамоты.
Вишена подобрал кинжалы, секунду поколебался и отдал Яру. Тарус, видевший это, согласно кивнул.
В подкравшихся сумерках призрачной тенью разрезала небо надвое первая летучая мышь.
– Эй! – закричал вдруг Яр испуганно и восторженно. – А перстень-то не снимается! Прирос к пальцу!
Тарус мрачно вздохнул и похлопал его по плечу:
– Крепись, хлопче! Это только начало…
«Успокоил, нечего сказать, – подумал Боромир. – Что ждет-то нас впереди?»
Темнело.
Костер весело пылал, раздвигая темень, путники, рассевшись вокруг, слушали Таруса-чародея.
– Давным-давно были на свете семь волшебных рубинов. Тот, кто владел ими, получал огромную силу и власть. Далеко не всякий мог совладать с этой силой, говорят, рубины извели-сгубили не одного хозяина. Сила их – темная, сказывают – нечистью данная, но никто из обладателей никогда открыто с нечистью не якшался. Сколько лет рубины служили Тьме – никому неведомо. Покуда кто-то не разделил их. Три схоронили в ларце, а четыре пустил по белу свету. По отдельности рубины большой силы не имели, и мало кто знал, что они на самом деле волшебные. Хитрость состояла в том, что сперва нужно было собрать потерявшиеся в разных землях четыре рубина, потом с их помощью прочесть карту и, наконец, добраться до ларчика с оставшимися тремя каменьями. Да ларчик тоже непрост – отпирается ключом и доселе никто ничего не знал о нем, – Тарус ненадолго умолк. – Я не знал ни где он, ни что он, ключ этот тайный, пока старик не надел Яру на палец вон тот перстень.
Все обернулись к юноше, непроизвольно поглаживающему перстень, старый и темный. Первый испуг оттого, что он прирос к пальцу, у Яра уже прошел, но смутное беспокойство все не покидало его.
Костер сухо потрескивал, плевался искрами, путники жались к нему, светлому и доброму, веря, что огонь защитит их, слабых, от любых ночных страхов.
– Мы возьмем клад? – спросил Боромир глухо. Тарус ответил не сразу, поразмыслил немного.
– Да. Затем, чтобы силу рубинов не обернули против нас.
Тарус-чародей надеялся на лучшее. Предание ни слова не говорило не только о ключе, но и о кинжалах, сливающихся в меч. Но ничем иным кинжалы быть не могли – Тарус внимательно осматривал клинки и убедился, что не два рубина красовались на гарде каждого, а лишь один, пронзивший сталь насквозь, так, что наружу выступали две стороны.
Клад схоронили совсем недалеко от них, если завтра с утра выйти и забрать немного на восток, до полудня можно поспеть к месту.
Ночь прошла спокойно, если не считать шумной возни в кустах да частого злобного воя, слишком далекого, чтобы обращать на него внимание.
Едва взошло солнце, пустились в дорогу и к полудню действительно вышли к большому глубокому оврагу, где карта обещала клад. На дне щетинились колючками буйные заросли чертополоха. Тарус криво усмехнулся – чертополох боле нигде не рос, видать, заговоренное это место, нечисть пугать.
Глиняные склоны круто, почти отвесно обрывались вниз и пришлось поискать место для спуска. Да и там ничего не оставалось, как сигать с высоты в три человеческих роста.
Первым прыгнул Боромир, с размаху врубился в плотные колючие заросли, шипя и вполголоса ругаясь. Пока спутники присоединились к нему, Непоседа схватился за меч и успел выкосить небольшую полянку.
Медленно двинулись вперед, расчищая дорогу. Солнце висело прямо над головами и заливало овраг резким безжалостным светом. Скоро нашелся и вход в пещеру – две гранитные глыбы, вросшие в одну из стен, да узкая щель между ними. Чертополох у входа разросся особенно буйно, выше людей. Когда его выкорчевали, взорам открылся темный лаз куда-то под землю; на камне у входа виднелся искусный барельеф: черт, полуприсев и чуть склонив рогатую голову набок, сжимал в руке длинный, несомненно рубиновый меч. С кем он дрался, можно было лишь догадываться.
В кривой трещине у входа неровно торчал старый полуобуглившийся факел и некоторое время потратили, зажигая его.
Наконец огонек заплясал на смолистом дереве. Боромир кивком подозвал Яра, Вишену, обнажил меч и собрался первым войти в пещеру, но его задержал Тарус, сжимающий в опущенной руке факел.
– Стой, Боромир! Первым – огонь!
Непоседа пропустил его и чародей медленно скрылся в расщелине. За ним след в след ступал Боромир. Вишена подтолкнул Яра, чтобы не шел последним, тоже обнажил меч, и ушел вглубь.
Впереди пылал факел, но даже в его свете ясно виднелись горящие зеленые точки волшебных изумрудов.
Ход змеился в каменной толще, узкий и длинный. Наверху, в овраге, камня никто не видел, только глину, здесь же они попали в настоящее гранитное царство.
Наконец ход втек в небольшую овальную пещеру. На стенах Тарус приметил несколько факелов и немедля зажег их; сразу стало светлее.
В центре пещеры, на длинных тускло-серебристых цепях свешивалась с потолка массивная гранитная плита, отполированная до блеска; на ней стоял небольшой плоский ларчик, вырезанный из крупного синеватого самоцвета. Маленький и неприметный, он терялся на гладкой и обширной поверхности плиты.
А рядом, на полу, в драных полуистлевших одеждах, скорчились четыре человеческих скелета и один чужой, жуткий, незнакомый. Что это было за существо, не смог определить даже всезнайка-Тарус.
Изумруды мечей продолжали беззвучную песнь зеленых искр и горели теперь еще ярче, чем у входа.
Яр храбро потянулся к ларцу, но Тарус мгновенно поймал его за шиворот.
– Куда? К ним хочешь? – указал он на скелеты. Яра передернуло.
Тарус долго рассматривал ларчик, потом щелкнул пальцами:
– Кинжалы!
Яр полез в сумку. Рубиновые клинки вновь соединились в короткий меч, но, послушные прикосновению магического перстня, тут же распались. Тарус аккуратно, словно боялся обжечься, взял один кинжал и склонился над ларцом. Рубин на гарде тотчас вспыхнул и, вторя ему, усилили свечение изумруды на мечах. Чародей отшатнулся и попятился. Что-то ему мешало. Он потряс головой, вытянув вперед руку без кинжала.
– Яр! Ну-ка, ты! Видишь вон те углубления по углам ларца? Вложи в них по кинжалу. Да потише, без спешки!
Яр мягко, по-кошачьи, подобрался к плите.
– Цепей и камня не касайся! – предупредил Тарус. Тем временем Яр изловчился, один из кинжалов скользнул, куда полагалось, войдя по самую гарду и рубин чуть заметно ожил. В глубине его заструилось что-то похожее на слабый свет. Цепь на этом же углу плиты, глухо звякнув, разорвалась посредине, но плита даже не шелохнулась. Второй кинжал занял свое место и свечение рубинов стало более ярким. С тем же звуком лопнула вторая цепь. Падая, она задела один из человеческих скелетов и он распался в мельчайшую сероватую пыль.
Когда все четыре кинжала оказались где нужно, рубины пылали, как летний закат накануне ветреного дня. Все цепи лопнули, обрывки свешивались с неподвижной плиты и касались пола. Лишь один не доставал до пыльной поверхности, не хватало нескольких звеньев. Казалось, плита стоит теперь на диковинных ножках. Остатки цепей на своде пещеры слабо покачивались и жалобно поскрипывали.
Тарус хотел сказать Яру, что пора открывать ларец, но тот и сам догадался. Настороженно, с опаской, он коснулся перстнем ларца и отдернул руку.
Рубины ослепительно вспыхнули и погасли; теперь вместо них зыбким синеватым маревом засветился ларец. Сначала свечение разгоралось, потом стало тускнеть и вдруг, слабо блеснув, в свете факелов, ларец растаял, обратился в ничто. В центре плиты на черном бархатном ложе покоились три рубиновых кинжала. Лежали они треугольником, лезвие к рукоятке, и были ослепительно чистыми, словно из начищенного серебра. А потом сверху на них с тихим мелодичным звоном упали четыре потемневших от земных скитаний кинжала-ключа, все рубины вспыхнули вновь, но горели недолго, ровно столько, чтобы люди успели заслонить глаза рукой и отступить.
Когда сияние угасло, на плите остался лежать длинный рубиновый меч, тускло отблескивая в дымном пламени факелов. Он был точной копией мечей Вишены и Боромира, с одной лишь разницей: вместо двух изумрудов гарду его украшал огромный рубин.
– Возьми его, Яр! Отныне он твой.
Голос Таруса повис в гулкой тишине пещеры.
Юноша решительно протянул руку и пальцы его сомкнулись на рукоятке. Ладонь ощутила приятную тяжесть меча.
Боромир легонько толкнул Таруса, указывая на скелет чужака:
– Гляди, чародей!
Тарус присел. Вишена, до этого молча стоявший позади всех, всмотрелся и едва не вскрикнул: скелет был опоясан сгнившим кожаным ремнем с длинными ножнами. Яр вопросительно уставился на Таруса, по-прежнему вцепившись в меч.
