Барри Лонгиер - Мир-Цирк
Поскольку первопоселенцами Развлекухи были труппа «Дикари Убанги», которые также подхалтуривали «Дикарями Борнео», и труппа лилипутов-акробатов, то «Королеву» встречала довольно чудная компания. Через некоторое время Азонго, деревенский староста, пришел к очевидному заключению. Он посмотрел сверху вниз на деревенского жреца Митэ и указал на приближающийся корабль.
– Все ясно, Митэ. На это несчастное судно напали морские разбойники. Погляди только на обрывки тросов и паруса, на гниющие тела. Вон, одно свешивается с фальшборта, а другое валяется на полубаке.
В каюте Палсит сел на скамье, поглядел в окошко и тоже пришел к очевидному заключению. Каннибалы! Он перевел взгляд с темнокожих дикарей с большими косматыми головами на светлокожих лилипутов, стоящих рядом с ними. Великаны-людоеды!
Палсит прислонился к стене каюты и прижал руку ко лбу.
Что я здесь делаю? Команда рассчитывает на меня... и тот город! Мы не доставили лекарство в город... город... почему я не могу вспомнить название?
Рука старика упала на колено, он повернул голову и посмотрел в окошко. Жители Мбвебве подошли ближе к воде.
Каннибалы собираются напасть, моя команда обезглавлена!
Палсит с трудом встал, шатаясь, прошел по каюте и подобрал измазанную краской дощечку, прислоненную в углу. Взвесил ее в руке, взмахнул над головой.
Пока в груди моей есть дыхание, а в руке клинок, Джон Отвага не побежден. Я не отдам своих людей на съедение дикарям!
Палсит распахнул дверь каюты, с трудом поднялся по четырем ступеням на палубу и привалился к крыше каюты.
– Боцман Верное Сердце! Где вы, приятель? Зовите матросов на палубу! Готовьтесь отразить нападение!
Растр убрал с лица груду тряпья и вбревок, которыми укрылся прошлой ночью, разлепил глаза и увидел над собой нечто худое и мрачное, кричащее и размахивающее окровавленным клинком. Широко открыв глаза, он подался назад. Его губы зашевелились в немом крике, когда он увидел спутанные клубки веревок на руках и ногах. Змеи! О, Момус милосердный, бог Насмешки, пощади меня! Растр соскочил на палубу, разбросав веревки, потом подбежал к борту и бросился в море.
– Боцман Верное Сердце! – Палсит, шатаясь, подошел к борту и посмотрел, как Растр плывет к берегу. – Верное Сердце, трус! Вернись и прояви твердость, приятель! – «Королева» села на мель, сбив Палсита с ног.
С трудом поднимаясь, он выглянул за фальшборт. Жители Мбвебве шли к кораблю. Он прижался спиной к стене каюты, потом повернулся и побежал к другому борту.
Еще каннибалы! Море каннибалов!
Увидев Дерки, повисшего на фальшборте, он шлепнул ученика по заднице дощечкой.
– Эй, просыпайся, матрос! Вооружайся!
Дерки застонал, открыл глаза – и увидел золотой песок и деревья.
– Земля! Сухая, твердая, надежная земля! – Со счастливой улыбкой он перевалился через борт и бултыхнулся в мелкую воду. Палсит посмотрел вниз и увидел, как Дерки бредет к берегу.
Что это? Неужто мои подчиненные – сплошь трусы? Или это боги так испытывают мою храбрость?
За борт схватилась коричневая рука, потом еще одна и еще. Палсит шлепнул одну из них дощечкой, услышал проклятие, следом за которым раздался всплеск.
– Ха! Защищайтесь, язычники! – Палсит бегал вдоль борта и бил по рукам дощечкой, торжествуя при каждом проклятии и звуке падения тела в воду. – Да коли придется, Джон Отвага возьмется за все ваше людоедское племя! – Мгновение ни одной новой руки не появлялось над бортом, и Палсит, перегнувшись за борт, увидел, как последние из темнокожих аборигенов бредут прочь от «Королевы». Старик погрозил берегу кулаком. – Я Джон Отвага, капитан «Зерцала чести»! Я непобедим! Вот что я вам скажу: «Пришлите мне еще каннибалов!»
Он вскинул голову, засмеялся и тут почувствовал, как сильные руки хватают его сзади. Он обернулся. Палубу затопили темные лица и лохматые головы. Я в плену! Из руки у него выхватили дощечку, и он почувствовал, как его несут к другому борту, поднимают над фальшбортом и опускают в ожидающие коричневые руки.
Однако я Джон Отвага!
– Слышите меня, языческие дьяволы!
– Прошу прощения! – раздалось в ответ.
– Не очень-то распускайте слюни! Вы подавитесь Джоном Отвагой!
Палсит засмеялся, потом затих, погрузившись во тьму. Те, кто нес его, обменялись озадаченными взглядами, потом пожали плечами и направились к берегу.
Несмотря на бросаемые на еду подозрительные взгляды и новообретенную привычку подскакивать при малейшем шуме, к вечеру Палсит казался достаточно здоровым, чтобы присоединиться к своим спутникам за столом Азонго. Медяки обменяли на еду, и Дерки блаженствовал, наслаждаясь первым за много дней ощущением твердой земли. Но, вспоминая собственный визг, он с завистью прислушивался к глубокому, звучному голосу Азонго. Дождавшись паузы в разговоре, Дерки кивнул старосте.
– Я многое бы отдал, чтобы родиться с таким голосом, как у тебя, Азонго.
Староста засмеялся, сверкнув остро заточенными зубами.
– Я тоже многое отдал бы, рассказчик. Но я не родился с таким голосом. Он появился только после долгих тренировок в роли дикаря.
Дерки оглядел стол и снова повернулся к Азонго:
– Поскольку все уже поели, я готов вложить в твою ладонь несколько медяков, чтобы посмотреть этот номер.
Растр махнул рукой и покачал головой:
– Я видел несколько дикарских номеров. Как снотворное – неплохо, но никак не вечернее развлечение. Ими не напугаешь и ребенка.
Азонго выгнул брови:
– И ты готов поставить на это медяки, уродец?
– Нет, но я поставлю кувшин заболонного вина против кувшина этого вашего кобитового варева. – Растр поднял кубок.
Азонго потер подбородок, потом кивнул:
– Идет.
Он протянул руку и погасил масляную лампу в центре стола, оставив для освещения комнаты только лампу на стене. Потом встал и, повернувшись спиной к гостям, снял мантию.
– У-ур-р-ра-а-а-а!
Азонго запрыгал, припадая к земле: тело покрыто шрамами и татуировано яркими фантастическими узорами, лицо перекошено так, что глаза и заточенные зубы казались больше, чем на самом деле. В мерцающем полумраке почти не было сомнений, что перед ними какое-то первобытное, неразумное, кровожадное существо, сжавшееся в готовности нанести удар. Азонго перескочил через низкий стол и приземлился рядом с Растром, протянув вперед руки с выпущенными когтями.
– А-а-ар-р-р!
Растр прислонился к глинобитной стене.
– Ладно, Азонго! Хватит!
Староста снова зажег лампу на столе, собрал медяки и вино, потом сел на место. Палсит наблюдал, храня молчание.
Туземцы очень беспокойны. Когда придет пора, мне надо будет постараться убедить их, что я бог.
Растр покачал головой:
– Даже то, как играют дикарей тарзакские уродцы, не сравнится с твоим представлением, Азонго. Если бы ты вернулся с нами на Центральный континент, то мог бы собирать медяки мешками.
– Ну да.
Растр кивнул:
– Номер, конечно, получше, но не намного, да и не очень отличается. – Он потер подбородок. – Тебе нужна жертва. Надо сыграть драму жизни и смерти. – Растр еще раз кивнул. – Да, такой номер вполне сгодился бы для Большой площади в Тарзаке.
Азонго прихлебывал из кубка, размышляя над словами Растра.
– Неплохо было бы снова зарабатывать на жизнь выступлениями. – Он вздохнул. – Поскольку мы в основном все дикари, на подобные представления здесь небольшой спрос. И к тому же есть многие и получше меня. Для меня быть старостой этой деревни – единственный способ сохранить крышу над головой. – Азонго пожал плечами. – Но где мне найти такую жертву?
Растр ткнул себя большим пальцем в грудь.
– Да хоть я. – Он наклонился вперед. – Для уродцев Сины я силач, но есть множество других, кто сильней и у кого номера лучше. Жалкие потуги на роль рыбака – единственное, что позволяет мне добывать заболонное вино. Но вместе мы разбогатеем! – Растр повернулся к Дерки. – Дерки, как думаешь, твой учитель может придумать историю, которую мы с Азонго могли бы разыграть?
Дерки повернулся и посмотрел на Палсита. Старый рассказчик невидящим взором таращился на настольную лампу. Дерки снова посмотрел на Растра и пожал плечами.
– Палсит по-прежнему в плену воображения. Будь он здоров, то смог бы разработать потрясающую историю.
Азонго почесал в затылке, потом ткнул пальцем в Дерки:
– Поговаривают, будто в двух днях пути отсюда есть доктор.
– Он согласится лечить моего учителя?
Азонго кивнул:
– По слухам, доктор лечит тех, кто приходит к нему в обмен на растения и животных. А еще говорят, будто у него по семь пальцев на руках.
Растр пожал плечами:
– Это ничего. У Воруба из тарзакских уродцев шестнадцать пальцев, однако зарабатывать этим он не может.
– Ты не понимаешь, Растр. – Азонго понизил голос. – Ходят слухи, будто доктор родом не с Момуса.
