Эрик Рассел - Ближайший родственник
Проволока была медная, луженая, свернутая в тугой моточек. Ночью он размотал его у себя в камере; оказалось, что длина проволоки чуть больше его роста – около семи футов.
Лиминг сложил ее пополам и стал сгибать и разгибать, пока она не переломилась. Одну половину он спрятал под крышкой скамьи. Следующую пару часов он потратил на то, чтобы вытащить из скамьи гвоздь. Гвоздь вылезал с трудом и здорово поцарапал ему пальцы, но Лиминг не отступал, пока не добился своего.
Отыскав одну из деревяшек, он определил ее центр и каблуком вогнал в него конец гвоздя. По коридору протопали шаги. Он засунул свою поделку под скамью, подальше от посторонних глаз, и успел улечься как раз перед тем, как открылся глазок. Блеснул луч света, заглянул холодный змеиный зрачок, раздалось ворчание. Свет исчез, глазок закрылся.
Возобновив работу, Лиминг стал крутить гвоздь туда-сюда, время от времени ударяя по нему каблуком. Занятие оказалось нудным, но теперь у него, во всяком случае, появилось дело. Так он трудился, пока наконец не просверлил деревяшку на две трети толщины. Тогда он взял половину проволоки и разломал ее на две неравные части. Из короткого куска он соорудил аккуратную петлю с двумя концами длиной три-четыре дюйма каждый. Он постарался, чтобы петля как можно больше походила на правильную окружность. Потом длинным куском туго обмотал петлю, так что получилась плотная спираль с концами такой же длины, как и у петли.
Прислонив скамью к стене, он подобрался к окну. Рассматривая свое творение в отблеске уличных прожекторов, Лиминг внес несколько мелких исправлений и остался доволен. Он поставил скамью на место и с помощью гвоздя сделал на ее конце две маленькие засечки, отметив точный диаметр петли. Наконец он подсчитал число витков в спирали. Их оказалось двадцать семь.
Важно было запомнить все детали – ведь ему предстояло воспроизвести по возможности точно такую же штуковину. Именно сходство поможет заморочить противнику голову. Если заговорщик создает два загадочных предмета, одинаковых по цели и назначению, трудно не прийти к мысли: он знает, что делает, и замышляет нечто страшное.
В завершение своих приготовлений Лиминг аккуратно вставил гвоздь на прежнее место. Он ему еще понадобится как ценный инструмент. Тюремщики никогда не смогут его найти и отнять, потому что для постороннего наблюдателя скамья выглядит нетронутой и не внушает подозрений.
Он осторожно всунул все четыре конца свернутой спирали в просверленную дырку, так что из квадратной деревяшки получилась подставка. Вот и нужная вещица, непонятная штуковина, путь к спасению. Теперь он – первый изобретатель и единственный владелец «Надувателя Лиминга» оригинальной конструкций.
Некоторые химические реакции происходят только при наличии катализатора, вроде церемонии бракосочетания, которая обретает силу в присутствии официального лица. Некоторые уравнения можно решить, только включив в них известную величину, которая обозначается буквой Х. Если у вас чего-то недостает, чтобы получить желаемый результат, нужно добавить необходимый компонент. Если вам нужна отсутствующая помощь со стороны, нужно ее изобрести.
«В тех случаях, когда человек не мог совладать с природой голыми руками – думал Лиминг, – вышеупомянутая природа покорялась и повиновалась Человеку плюс Х. Так повелось испокон веков: Человек плюс орудие или оружие».
Но вовсе не обязательно, чтобы Х был чем-то материальным или конкретным, смертоносным или даже видимым. Он может быть неосязаемым и недоказуемым, вроде угрозы геенны огненной или обещания райского блаженства. Он может быть мечтой, иллюзией, наглой, беззастенчивой ложью – словом, чем угодно.
И безошибочно испытать его можно одним-единственным способом – сработает он или нет. Если да, значит это то, что нужно.
Вот и посмотрим…
Нет никакого смысла использовать язык Земли, разве что для заклинаний, когда в них возникнет необходимость. Здесь никто не понимает языка, для туземцев он все равно, что неразборчивое бормотание. К тому же его отвлекающий маневр, когда он притворялся неспособным к освоению местного наречия, теперь бесполезен. Враг знает, что он может говорить на нем почти так же бегло, как и сами туземцы.
Держа свое спиральное сооружение в левой руке, он подошел к двери, прижал ухо к закрытому глазку и прислушался. Только через двадцать минут он услышал глухой звук приближающихся шагов охранника.
– Ты меня слышишь? – спросил он не слишком громко, но так, чтобы его услышали в коридоре. – Ты меня слышишь?
Быстро отступив, он растянулся на животе и установил спираль прямо перед собой.
– Ты меня слышишь?
Глазок щелкнул и приоткрылся, в нем появился свет, а за ним и недовольный зрачок.
Начисто игнорируя наблюдателя и действуя с видом человека, слишком занятого своим делом, чтобы замечать чье-либо присутствие, Лиминг продолжал вещать в спиральную петлю:
– Ты меня слышишь?
– Что ты делаешь? – грубо спросил часовой.
Услышав посторонний голос, Лиминг решил, что на этот раз судьба поворачивается к нему лицом. Этот тип по имени Марсин был способен разве что прицелиться и выстрелить или в крайнем случае поднять крик и позвать на помощь. Ни для чего другого он умом не вышел. Пожалуй, при медицинском освидетельствовании ему бы пришлось основательно поработать мозгами, чтобы сойти хотя бы за полудурка.
– Что ты делаешь? – Марсин повысил голос.
– Вызываю, – ответил Лиминг, как будто только сию секунду очнулся и заметил постороннего.
– Вызываешь? Кого вызываешь и куда?
– Не твое хлюндячье дело, – с явным нетерпением ответил Лиминг. Сосредоточив все внимание на спирали, он повернул ее на пару градусов. – Ты меня слышишь?
– Не положено! – не унимался Марсин.
Лиминг громко вздохнул с видом человека, вынужденного терпеть дурацкие выходки, и спросил:
– Что не положено?
– Вызывать.
– Не будь идиотом. Нам, землянам, вызывать разрешается всегда. Что бы с нами стало, если бы мы не могли это делать, энк?
От такого у Марсина совсем ум за разум зашел. Он ничего не смыслил в землянах или в особых привилегиях, которые считались для них жизненно необходимыми. К тому же он не имел ни малейшего понятия, что с ними стало бы без этих привилегий.
А кроме того, Марсин не решался войти в камеру, чтобы пресечь непонятные действия узника. Вооруженному охраннику запрещалось заходить в камеру в одиночку, и это правило строго соблюдалось с тех пор, как отчаявшийся ригелианин пристукнул часового, схватил его оружие и порешил шестерых, пытаясь вырваться на свободу.
Если возникала необходимость вмешаться, предписывалось отыскать начальника караула и потребовать унять розоволицего чужеземца, нарушающего тишину разговорами с какой-то непонятной петлей. Начальник был пренеприятным типом и имел привычку громко обсуждать вслух детали интимной жизни своих подчиненных. Стоял самый глухой час между полуночью и рассветом, время, когда больная печень начальника караула бурчала особенно громко. К тому же он, Марсин, и без того слишком часто оказывался у него ублюдочным фаплапом.
– Кончай вызывать и ложись спать, – приказал Марсин с ноткой отчаяния в голосе, – или утром я доложу дежурному офицеру о твоем неповиновении.
– Покатался бы лучше на верблюде, – посоветовал ему Лиминг. Он повернул спираль, как будто тщательно ее настраивая. – Ты меня слышишь?
– Я тебя предупредил! – не отставал Марсин, не спуская со спирали глаз.
– Сказано, фибли отсюда! – взревел Лиминг.
Марсин захлопнул глазок и отфиблил.
Естественно, Лиминг проспал – ведь он почти всю ночь провел за работой. Пробуждение было грубым и внезапным.
Дверь с грохотом распахнулась, и в камеру ворвались три охранника, за ними вошел офицер. Пленника без всяких церемоний стащили со скамьи, раздели и совершенно голым вытолкали в коридор. Пока охранники обыскивали его одежду, офицер слонялся по камере, наблюдая за ними. «Вылитый педик», – решил Лиминг.
Ничего не обнаружив в одежде, они стали обыскивать камеру. Один из них сразу же нашел петлю на подставке и отдал ее офицеру. Тот взял ее так осторожно, как будто это был букет, в котором могла оказаться бомба.
Другой охранник наткнулся на вторую деревяшку, отфутболил ее в сторону и позабыл о ней. Оттащив скамью от стенки, они заглянули за нее, но перевернуть и поискать под ней не сообразили. Тем не менее, их долгая возня со скамьей начала действовать Лимингу на нервы, и он решил, что пора прогуляться. Нисколько не смущаясь своей наготы, он прошествовал по коридору.
Офицер издал яростный рев и напустил на него охранника. Тот так и вылетел из камеры, голося, чтобы Лиминг остановился. На шум из-за угла коридора появился четвертый охранник и угрожающе поднял ружье. Лиминг повернулся и ретировался.
Подойдя к офицеру, который вышел из камеры и уже кипел от злости, он остановился, принял скромную позу и сказал:
