Олег Авраменко - Реальная угроза
К сожалению, излучатели – наиболее дорогостоящая часть межзвездных судов, а в условиях спокойного вакуума лишняя третья пара не добавляет кораблям класса «Марианны» ни быстроходности, ни устойчивости. Строить же корабли с оглядкой на такие вот редко встречающиеся реликтовые аномалии экономически невыгодно – куда дешевле просто обходить их. Безусловно, мы бы так и поступили – если бы цель нашего путешествия не лежала в этой самой аномальной области…
Когда на мостик явились наши сменщики, из капитанской рубки вышли Томассон, Павлов и главный инженер Роско – в последние полчаса они проводили там совещание.
Вместо распоряжения о смене вахты шкипер отдал приказ начать подъем – и не в апертуру, а в обычное пространство. Соблюдая крайние меры предосторожности, мы потратили на это более четверти часа. Наконец корабль вынырнул на поверхность вакуума, где, как всегда, был полный «штиль» и ничто, кроме показаний наших приборов, не свидетельствовало о том, что в глубинах Моря Дирака вовсю бушует самая фундаментальная мировая стихия.
Пока мы совершали всплытие, командор Томассон объявил по интеркому полный сбор летно-навигационной службы, и теперь в рубке находились все без исключения летчики «Марианны».
– Итак, – заговорил шкипер, – теперь уже нет никаких сомнений, что это – реликтовая аномалия. Расчеты показывают, что ее радиус приблизительно равен сорока семи световым годам, а звезда Аруна находится почти в самом ее центре. Так что обходных вариантов у нас нет – придется идти напролом. В связи с этим я объявляю в летно-навигационной и инженерной службах чрезвычайную ситуацию, отмену выходных и скользящего графика вахт. Главный инженер сам разберется в своем хозяйстве, а на мостике произойдут следующие изменения: персональный состав летной вахты увеличивается до шести человек – вводятся в действие посты помощника оператора погружения и второго помощника штурмана. Четвертая группа распускается, за ее счет будут доукомплектованы остальные три, Начальник экспедиции, капитан Павлов, согласился возглавить Третью группу в качестве штурмана. Сейчас на вахту заступает Вторая группа, в ее состав дополнительно войдут пилот Мамаева – помощник оператора погружения и пилот Кох – второй помощник штурмана. Приступайте к активации дополнительных пультов, господа. Все остальные свободны. Обновленные составы двух других групп будут объявлены в течение часа.
Покидая рубку управления, я прикинул в уме, что даже с учетом Павлова для полной комплектации трех групп по шесть летчиков не хватает одного человека. Топалова тоже быстро разобралась с арифметикой и сказала:
– Похоже, у Гарсии появится неплохой шанс частично реабилитировать себя… Гм. Хотя я на месте шкипера не рискнула бы.
Как вскоре выяснилось, командор Томассон разделял мнение Топаловой и рисковать не захотел. Он перевел Элис Тернер вторым помощником штурмана к Павлову, а взамен наша Первая группа получила только двух летчиков – зато это были третий пилот Келли и четвертый пилот Михайлов. Таким образом, у нас подобралась серьезная компания – трое старших пилотов и старший навигатор. Плюс еще я – новичок, которого Топалова на полном серьезе назвала лучшим на корабле оператором погружения. Если на секунду принять это утверждение как данность, то получается, что Павлов собрал под своим крылом самых молодых, а наша группа, оставшись без второго помощника штурмана, была укомплектована четырьмя наиболее опытными летчиками и мной… гм… молодым да ранним. И все же меня здорово смутило, что в списке личного состава группы я был указан как оператор погружения, а старший меня и по званию, и по возрасту, и по стажу лейтенант Михайлов был определен мне в помощники.
После некоторых колебаний я решился поговорить с самим Михайловым и высказал ему свои сомнения. В ответ он фыркнул:
– Не бери дурного в голову, парень. Я не Гарсия, меня это совсем не задевает. К тому же если шкипер не ошибается по поводу аномалии, то эти сорок светолет будут сущим адом. Работы хватит для нас обоих.
Насчет работы он был совершенно прав. На следующей же вахте мы вкалывали, как проклятые, и ежечасно менялись ролями – то я исполнял функции основного оператора, а Михайлов «подчищал» мои действия, то наоборот. Точно так же работали и Топалова с Келли, а Вебер чуть ли не каждую минуту снабжал их «корректировками» – так назывались рассчитанные по ходу дела поправки к курсу.
Все члены летно-навигационной службы испытывали огромные нагрузки и старались по возможности больше спать, а досуг – промежуток между вахтой и сном – проводили за спокойными развлечениями, вроде просмотра фильмов или чтения книг. В спортзал никто не ходил, хотя при обычных обстоятельствах это был обязательный пункт в распорядке дня каждого летчика; сейчас для физических упражнений у нас просто не оставалось сил. Но больше прочих изматывал себя Томассон, который почти не покидал мостик и лишь на время короткого сна его подменяли Павлов или Топалова.
С Элис я виделся урывками. Когда я сменялся с вахты, она уже обычно спала, чтобы набраться сил перед своей сменой. Лишь поздно вечером по бортовому времени, когда я собирался ложиться, она просыпалась и ненадолго заглядывала ко мне. Несмотря на напряженный график работы и усталость, Элис была в восторге – совершенно искренне она говорила мне, что это лучшие дни в ее жизни. И я понимал почему: только теперь, в критической ситуации, она по-настоящему почувствовала себя нужной, осознала наконец, что в летной команде ее держат не из-за того, что я попросил, не благодаря расположению Топаловой, а потому что она действительно обладает незаурядными способностями пилота.
Для прохождения последних сорока световых лет нам понадобилось более пяти суток. Когда на девяносто третий день полета наша группа явилась в рубку управления, чтобы сменить группу Павлова, командор Томассон распорядился:
– Пилот Топалова, занять пост помощника штурмана. Пилот Вильчинский – помощник оператора погружения. Остальные свободны.
Стало ясно, что дело движется к концу, поэтому шкипер решил не проводить полную смену вахты, а лишь укрепил ее двумя свежими пилотами. Занимая свое место, я мельком взглянул на Элис, чей пульт второго помощника штурмана находился рядом с моим. Она была поглощена работой и словно не замечала меня. Я слегка удивился, почему Томассон не поменял и ее, но потом пришел к выводу, что он просто дает ей возможность присутствовать при завершении полета. Похоже, он понимал, насколько это для нее важно.
Я быстро ознакомился с показаниями приборов и принял на себя управление вакуумными излучателями, давая основному оператору передышку. Глубина погружения корабля была на целых пять порядков меньше оптимальной – всего десять в тридцатой. Вакуум «штормило» почти на двенадцать баллов, а это был предел для нашего фрегата. До цели оставалось всего девятнадцать световых дней, мы шли на скорости менее тысячи узлов, и нам нужно было продержаться еще полчаса. Только полчаса, чтобы добраться до системы Аруны. А если нет, если дальше аномалия станет вообще непроходимой, мы окажемся слишком, слишком далеко от звезды по меркам досветовых скоростей, и нам понадобится еще несколько месяцев полета в обычном эйнштейновом пространстве…
Я держал корабль на требуемом уровне погружения, ежесекундно сбрасывая с излучателей излишки энергии. Капитан Павлов вел фрегат по постоянно корректируемому навигатором курсу, а Топалова вместе с Элис осуществляли «подчистку», выполняя множество мелких, но необходимых действий, стабилизировавших движение корабля.
И все-таки мы дотянули, хотя для этого потребовалось больше часа, так как по мере приближения к системе вакуумные возмущения усиливались под воздействием гравитации звезды, и Павлов был вынужден все больше сбавлять скорость. Наконец кэп переключил привод в холостой режим – а поскольку в инсайде отсутствовала инерция, корабль тотчас остановился.
– Это все, шкипер, дальше полетим на досвете. Слишком сильно штормит. – Он вздохнул. – Эх, жаль, что у нас нет третьей пары излучателей!.. Но ладно. В конце концов тридцать семь астроединиц до звезды – не так и много.
Признав правоту Павлова, Томассон распорядился начать подъем. Мы произвели его аккуратно и плавно, без «встрясок», что в данных условиях было делом непростым – даже в апертуре вакуум бесновался, отчего электрослабые отражения звезд на обзорных экранах расплывались в крупные, неправильной формы пятна.
Но в обычном пространстве все было как обычно. Звезды вновь стали яркими точками на черном бархате космоса, а среди них виднелся небольшой желто-оранжевый диск Аруны – цели нашего путешествия. До нее было 37 астрономических единиц, то есть в 37 раз дальше, чем от Земли до Солнца, или почти в сотню раз – чем от нашей Октавии до Эпсилон Эридана.