Дэвид Линдсей - Путешествие к Арктуру
По той же причине, по какой женщины превосходно танцуют, движения Джойвинд были гораздо более грациозными и уверенными, чем у мужчин. Ее изящная, закутанная в ткань фигура – опускающаяся, изгибающаяся, поднимающаяся, покачивающаяся, кружащая на поверхности темной воды – от этой картины Маскалл не мог отвести взор.
Озеро становилось глубже. Нолая вода стала черно-зеленой. Можно было разобрать в деталях береговые скалы, овраги и обрывы. Виднелся водопад, спускающийся на несколько сот футов. Поверхность озера стала неспокойной – настолько, что Маскаллу стало трудно сохранять равновесие. Поэтому он лег и поплыл поверх воды. Джойвинд обернулась и так весело рассмеялась, что ее зубы сверкнули на солнце.
Еще через несколько минут они достигли берега у черного каменного мыса. Одежда и тело Маскалла мгновенно высохли. Он поднял голову на возвышающуюся гору, но в этот момент его внимание привлекли странные движения со стороны Пейно. Его лицо конвульсивно дергалось, он зашатался. Затем он приложил руку ко рту и достал оттуда что-то похожее на ярко окрашенную гальку. Несколько секунд он ее внимательно разглядывал. Джойвинд, лицо которой быстро меняло оттенки, тоже взглянула через его плечо. После этого осмотра Пейно бросил предмет – чем бы он ни был – на землю и больше не проявлял к нему интереса.
– Можно мне взглянуть? – спросил Маскалл и, не ожидая разрешения, подобрал камешек. Это был утонченно прекрасный бледно-зеленый кристалл в форме яйца.
– Откуда он взялся? – спросил Маскалл с подозрением. Пейно отвернулся, но за него ответила Джойвинд:
– Он вышел из моего мужа.
– Я так и подумал, но не мог в это поверить. Но что это?
– Я не знаю ему ни названия, ни применения. Это просто избыток красоты.
– Красоты?
Джойвинд улыбнулась:
– Если ты будешь считать природу мужем, а Пейно женой, возможно, все объяснится, Маскалл.
Маскалл размышлял.
– На Земле, – сказал он через минуту, – люди вроде Пейно зовутся художниками, поэтами и музыкантами. Красота также переполняет их и выплескивается наружу. Единственная разница в том, что ИХ произведения более человечны и понятны.
– Из этого проистекает лишь тщеславие, – сказал Пейно и, взяв кристалл из рук Маскалла, забросил его в озеро.
Обрыв, на который им теперь нужно было взобраться, имел высоту несколько сот футов. Маскалл больше беспокоился за Джойвинд, чем за себя. Она явно уставала, но отказывалась от всякой помощи и все же была проворнее его. Она скорчила ему насмешливую гримасу. Пейно, казалось, был погружен в спокойные размышления. Скала была прочной и не осыпалась под их тяжестью. Жар Бранчспелла к этому времени стал почти убийственным, белое сияние было ужасающим, и боль Маскалла постепенно становилась сильнее.
Когда они поднялись наверх, их взгляду предстало черное каменистое плато, лишенное растительности, тянущееся в обоих направлениях насколько мог видеть взор. Оно имело почти одинаковую ширину в пятьсот ярдов от скалистого обрыва до нижних склонов цепи холмов в глубине. Холмы были различной высоты. Над ними примерно на тысячу футов возвышался имеющий форму чаши Пулиндред. Его верхнюю часть покрывала какая-то непонятная пышная растительность.
Джойвинд положила руку на плечо Маскалла и указала наверх:
– Вот самый высокий пик в этих местах – то есть до самого Ифдон-Мареста.
Услышав это странное название, он испытал секундное безотчетное ощущение бурной энергии и беспокойства – но оно прошло.
Не теряя времени, Пейно направился вверх по склону. Нижняя половина представляла собой голую скалу, карабкаться по которой было нетрудно. Однако на полпути она стала круче, стали попадаться кусты и небольшие деревья. По мере восхождения растительность становилась гуще, а когда они приблизились к вершине, появились высокие лесные деревья. У этих кустов и деревьев были бледные стекловидные стволы и ветви, а мелкие веточки и листья были полупрозрачными и хрустальными. Они не отбрасывали тени, но под ними стояла прохлада. И листья и ветви имели причудливые формы. Но больше всего, однако, Маскалла удивило то, что он не видел и двух растений, принадлежащих к одному виду.
– Ты не поможешь Маскаллу в его затруднении? – спросила Джойвинд, дергая мужа за руку.
Он улыбнулся.
– Если он простит меня за то, что я снова вторгаюсь в его мозг. Но это очень просто, Маскалл. Жизнь на новой планете по необходимости активна и необузданна, а не степенна и подражательна. Природа еще текуча – еще не застывшая, и материя пластична. Воля беспрестанно разветвляется и мутирует, и поэтому нет двух похожих созданий.
– Ну, это все я понимаю, – ответил Маскалл, со вниманием выслушав. – Но я не улавливаю вот что – если живые существа тут так активно мутируют, как вышло, что люди здесь обладают почти такими формами, как в моем мире?
– Это я тоже объясню, – сказал Пейно. – Все существа, похожие на Создателя, обязательно должны походить друг на друга.
– Тогда мутации – это слепое стремление стать похожими на Создателя?
– Совершенно верно.
– Это потрясающе, – сказал Маскалл. – Значит, человеческое братство не басня, придуманная идеалистами, а реальный факт.
Джойвинд взглянула на него, и цвет ее изменился. Пейно вновь посуровел.
Маскалла заинтересовало новое явление. Джейловые цветы хрустального куста испускали мысленные волны, которые ясно различал его брив. Они беззвучно выкрикивали: «Ко мне! Ко мне!». И на его глазах летающая гусеница направилась к одному из этих цветов и принялась сосать нектар. Цветочный крик тут же стих.
Теперь они взобрались на гребень горы и взглянули вниз. В ее похожем на кратер углублении лежало озеро. Окаймлявшие его деревья частично закрывали вид, но Маскаллу удалось рассмотреть, что это горное озеро имело форму почти правильного круга около четверти мили в поперечнике. Его берег находился в сотне футов под ними.
Видя, что хозяева не собираются спускаться, он попросил их подождать и спустился вниз. Очутившись там, он увидел, что вода абсолютно недвижна, бесцветна и прозрачна. Он зашел на нее, лег и стал вглядываться вглубь. Вода была фантастически чиста: он мог видеть в глубину на неопределенное расстояние, но взгляд не достигал дна. Почти на пределе видимости двигались какие-то темные тени. Затем раздался звук, очень странный и загадочный, проходивший будто сквозь воду с огромной глубины. Он походил на ритм барабана. Следовали четыре удара с равными интервалами, с ударением на третьем. Звук продолжался довольно долго, затем стих.
Ему казалось, что этот звук принадлежит иному миру, нежели тот, в котором он странствовал. Этот мир был загадочным, сказочным и невероятным, а удары барабана походили на очень неясный оттенок реальности. Они напоминали тиканье часов в полной голосов комнате, лишь временами ухо могло его различить.
Он присоединился к Пейно и Джойвинд, но ничего не сказал им о случившемся. Они двинулись в путь по краю кратера, вглядываясь наружу. Обрывы, вроде того, который выходил к пустыне, образовывали здесь границу обширной полой равнины. Почва тут была твердой, но Маскалл не мог разобрать, какой цвет преобладает. Казалось, она сделана из прозрачного стекла, которое, однако, не блестело на солнце. На ней невозможно было различить ничего, кроме текущей в отдалении реки и еще дальше, на горизонте, линии темных гор странных очертаний. Эти возвышенности не были округлыми, конусообразными или горбатыми, а были как бы вырезанными природой наподобие зубчатых стен замка, но с очень глубокими зубцами.
Небо прямо над горами светилось ярким, интенсивно синим цветом. Оно самым изумительным образом контрастировало с голубизной остального неба, казалось более сияющим и ярким и походило на пламя потрясающего СИНЕГО заката.
Маскалл не отводил взгляд. И чем дольше он смотрел, тем больше ощущал тревогу и величие.
– Что это за свет?
Пейно стал суровее обычного, жена вцепилась в его руку.
– Это Альпейн – наше второе солнце, – ответил он. – Эти горы – Ифдон-Марест... Пойдем теперь в наше пристанище.
– Это лишь воображение или на меня действительно действует – терзает этот свет?
– Нет, это не воображение – это реальность. А как может быть иначе, если тебя одновременно притягивают два солнца, имеющих различную природу? К счастью, ты не смотришь на сам Альпейн. Отсюда его не видно. Тебе придется дойти по меньшей мере до Ифдона, чтобы его увидеть.
– Почему ты сказал «к счастью»?
– Потому что мучительную боль, которую вызывают эти противоположные силы, ты, возможно, не вынесешь... Впрочем, я не знаю.
Оставшийся небольшой отрезок пути Маскалл прошел в задумчивости и смущении. Он ничего не понимал. На какой бы предмет ни упал его взгляд, все тут же обращалось в загадку. Тишина и неподвижность горного пика казалась задумчивой, таинственной и выжидающей. Пейно дружелюбно, озабоченно взглянул на него и, более не задерживаясь, пошел по узкой тропе, пересекавшей горный склон и заканчивавшейся у входа в пещеру.
