Мария Семёнова - Славянское фэнтези
— Я знаю, что ты имел в виду, — собрался наконец с мыслями Кривой Купец. — Ты хотел сказать, что копить деньги — это занятие, недостойное мужчины.
— Я не так хорошо знаю вашу речь, но сказал только то, что мыслил! У меня один язык и одна голова, — ответил ему викинг.
Гамба и Антилай не знали языка словенов, поэтому разговор шёл на языке Империи.
— Хорошо. Я тебе отвечу. В деньгах для меня заключается счастье. Чем их больше, тем я счастливее.
— Феодор! А как же…
— Помолчи, Гаилай! Или пойдёшь на корм акулам! — оборвал странствующего историка на полуслове Кривой Купец.
Гаилай замолчал и принял обиженный вид. Неунывающий Волок-ант хлопнул его по плечу и сказал по-словенски:
— Не грусти понапрасну, потешник. Ястреб уж на что знатная птица, но коли два орла сошлись в чистом небе, то не слышно его голоса.
Польщённый таким сравнением Гаилай гордо выпятил грудь.
— А для тебя, викинг? Разве для тебя счастье не в золоте? — вернулся к спору Феодор.
Варяг улыбнулся. Его наполовину седые усы, казалось, выросли до ушей. Кинтарийский Циклоп махнул пару раз хмельной головой, и лицо Олафа приняло прежние очертания. Феодор Отважный понял, что сегодня дал маху, и, пока варяг собирался с мыслями, добавил в свой кубок воды до самых краёв.
— Феодор, как ты думаешь, почему я пошёл к тебе, хотя остальные купцы платят больше?
— Потому что я, в отличие от них, хорошо плачу не только на словах, — ответил викингу его наниматель.
— Честность — хорошее качество, но не она привлекла меня в тебе. Тем более что когда боги свели нас, ты честно сказал, что, пока не разбогатеешь, будешь платить очень мало, — напомнил викинг.
Феодор задумался. Действительно, Олаф-рус появился у него на службе тогда, когда Кинтарийский Циклоп уже расплатился с долгами, сменил дом и корабль, но ещё не имел возможности платить своим людям столько, сколько платят уважаемые купцы. Олаф-рус с его репутацией заработал бы гораздо больше на других судах или в рядах варяжской стражи Империи. Но он выбрал службу у небогатого купца из Кинтарии. Выбрал и не покинул его даже тогда, когда настал трудный год и мошна Феодора Отважного опустела, а быстроходная «Лань» ушла в другие руки.
Антилай, предводитель матросов, могучий, как боевой слон царей Пенджаба, и верный, как боевые псы варварских племён, ответил за хозяина:
— Потому что после смерти за службу Феодору Отважному не придётся держать ответ перед Всемогущим Господом! Потому что наш хозяин не занимается работорговлей! Потому что он не обманывает ни тех, у кого покупает, ни тех, кому продаёт, ни тех, кого нанимает! Он не ведёт дел с негодяями и не работает с подлецами! Он не боится схватиться с пиратами, но сам никогда не нанимает пиратов, чтобы справиться с богатым соперником! Слышишь, ты, воин из народа морских разбойников! Наш хозяин — благородный человек! Он не пирует с мерзавцами! Немедленно покинь наш стол, пока я не выволок тебя отсюда за усы! Ты молчишь?! Ну, тогда держись!
Антилай говорил стоя и постоянно стучал кулаком себя в грудь. До того как попасть к Феодору, он служил у другого купца. Однажды, когда они торговали в королевстве наследника Шарлеманя, им не повезло принять участие в отражении набега викингов. В том бою погиб любимый брат Антилая, и с тех пор могучий моряк ненавидел всех варягов. Выпив много вина, он мог позволить себе высказать эту ненависть.
У Олафа были тяжёлый северный меч и широкий нож сакс, а у Антилая — ничего, кроме собственных кулаков, но хмель заставил его забыть осторожность. Прежде чем Феодор успел вмешаться, предводитель его матросов ударил предводителя дружинников.
Но удар этот не достиг цели. Олаф-рус не выхватил меч и не коснулся ножа. Он просто перехватил руку Антилая и, не вставая с места, вывернул её так, что могучий моряк, единственный, с кем Кривой Купец сходился в борцовском поединке только один на один, под действием страшной боли в плечевом суставе повернулся к викингу спиной и опустился на колени.
— Отпусти его! — напомнил варягу Феодор, кто здесь хозяин.
Олаф-рус подчинился.
— Ступай отсыпаться! — крикнул Кривой Купец Антилаю. — И не смей больше заводить драку с другими предводителями, если не хочешь занять место простого матроса! Я оказал тебе великую честь, оставив пировать с собой и с командирами моих людей, не для того, чтобы ты превращал мою каюту в дешёвую таверну, где вначале льётся худое вино и трещат острые языки, а потом льётся грязная кровь и трещат гнилые зубы! Ещё раз окажешь такое неуважение ко мне и к тем, кого я поставил выше других, то, клянусь Мессией, ты узнаешь, что такое гнев Феодора Корин Гинсавра! А теперь ступай!
Могучий матрос слушал своего хозяина, опустив голову. Он беспрекословно исполнил данный ему приказ, и Волок-ант, заметив, что походка Антилая далека от алмазной твёрдости, вызвался его проводить. С антами Антилай не имел никаких счётов, а добрый и весёлый нрав молодого предводителя словенов давно сделал его любимцем команды, поэтому Феодор не стал возражать. Перед тем как уйти, Волок сказал успокаивающим тоном своему суровому побратиму:
— Не серчай, Олаф, пьяный, что дитя малое. За то, что сделал, не отвечает, а что сказал, не помнит.
Они ушли, а Феодор ещё раз поразился тому, что такие разные люди, как весёлый словен и хмурый варяг, стали друзьями, несмотря на разницу в возрасте в пятнадцать лет. Он уже знал удивительную, похожую на легенду историю их знакомства, но всё равно, наблюдая за ними, с трудом верил, что эти воины — побратимы.
Купец поднёс к губам кубок, но тут же отставил в сторону. Феодор Отважный был собой недоволен. Раньше он всегда чувствовал, когда пришла пора Антилаю покинуть каюту и вернуться к матросам. Сегодня он выпил слишком много вина и в результате допустил оплошность, которая могла стать роковой, если бы варяг чуть замешкал со встречным движением.
Но своими людьми тем не менее он был доволен. Они выдержали самое страшное искушение этого мира: искушение золотом. Это был не первый клад, который стал добычей Кривого Купца, но те сокровища казались ничтожными по сравнению с тем, что лежало сейчас в трюмах. Его люди остались такими же верными, какими были раньше. Феодор ни у кого не заметил в глазах того нехорошего блеска, какой предвещает убийство с целью наживы. Кто-нибудь другой на их месте сходил бы с ума, если бы через его руки прошло столько золота, но его люди привыкли, что на службе у Кинтарийского Циклопа они получают всё, что может пожелать душа, а душа их не жаждала многого. И то, что всё золото достанется одному человеку… так это же не кто-нибудь, а их хозяин. В его руках золото не осядет в тавернах, он лучше знает, как им распорядиться. Как в хорошей семье сыновья не ропщут, что все деньги идут отцу, так и его люди довольны своей участью. Но словены и викинги не входили в его семью, поэтому в них Феодор был не уверен.
Нет, бунта антов он не опасался. Словены не из тех народов, что живут разбоем и пиратством. Они чаще защищаются, чем нападают, и в массе своей презирают путь обмана и предательства. Самое большое золото не способно заставить анта пойти на преступление. Но викинги… викинги другое дело.
Феодор знал, что варяги лучшие бойцы в схватке с пиратами именно потому, что они сами дружны с морским разбоем. Когда начинается бой, они не ждут иллирийцев или тунисцев на палубе, а сами прыгают, как зайцы, на их корабль, ещё до того, как суда столкнутся бортами. Море словно придаёт им сил, и ударом, которым тот же викинг сносит на суше одну голову, сражаясь на зыбкой палубе, он срубает сразу две.
Да, его команда скорее умрёт, чем будет помогать тем, кто поднял на хозяина руку, но русы не анты, они знакомы и с ремеслом матроса, и с корабельными вёслами и вполне способны вести любой корабль сами.
Раньше Феодор не знал таких мыслей, потому что половина его дружинников была из антов, на случай боя на суше, а половина из викингов, на случай морского боя, но сейчас их предводители — побратимы, поэтому надо держать ухо востро.
Викинг тем временем решил, что пауза затянулась.
— Антилай был неправ. Я пошёл в отряд Феодора Отважного не потому, что боялся замарать себя некрасивыми поступками. У меня другие законы, и я верю в других богов, и мои боги не видят греха в том, чтобы дети северных фьордов отнимали золото и женщин у тех, кто не может их защитить. В отряде работорговца я не мучался бы душой, потому что тот, кто позволяет, чтобы его превратили в раба, недостоин жалости.
И тогда сказал своё слово Гамба:
— Я знаю, почему ты здесь, рус. Ты здесь потому, что наш хозяин любит своих людей как родных сыновей, не бросает их в беде и не забывает о них в светлый день.
Гамба очень волновался, когда говорил это. Впервые Феодор услышал о себе то, что думал каждый матрос и каждый гребец. Купец почувствовал, как единственный глаз увлажнился. Но суровый викинг испортил идиллию:
