Агата Кристи - Серебряное зеркало и другие таинственные истории
Еще одна деталь: внизу, с левой стороны подола черного платья, что-то белело — бесформенный моток веревок, как я подумал сперва. Но потом, когда я всмотрелся лучше или видение стало более отчетливым, я понял, что это такое. Это была судорожно стиснутая рука, которая изо всех сил цеплялась за складки платья. Остальная часть склоненной фигуры виднелась лишь неясным силуэтом, но рука ярко выделялась на темном фоне. Ее конвульсивный жест наводил на мысль о какой-то трагедии. Человек испуган — ужасно испуган. Это очевидно. Что его так страшит? Почему он хватается за платье женщины? Разгадка кроется в движущихся фигурах на заднем плане. От них исходит какая-то опасность для него и для нее.
Зрелище полностью захватило меня. Я уже не думал, что это галлюцинация; я просто смотрел и смотрел, не отводя глаз, как в театре. Но больше я не разглядел ничего. Туман начал таять, последовало общее движение, в котором как-то участвовали все персонажи, и вновь зеркало опустело.
Доктор говорит, что мне нужно на день прервать работу, и я могу исполнить его совет, потому что в последнее время успел сделать много. Бесспорно, видения целиком зависят от моего возбужденного состояния. День отдыха избавил меня от них: сегодня я провел перед зеркалом не меньше часа, но ничего не увидел. Интересно, пойму ли я когда-нибудь, что они означают? Этим вечером я рассматривал зеркало при ярком свете и кроме таинственной надписи «Sanc. X. Pal.» сумел различить некие рисунки или геральдические символы, едва проступающие на серебре. Должно быть, это очень древние знаки: от времени они почти стерлись. Насколько я мог разобрать, там изображены три наконечника копий, два наверху и один пониже. Покажу их доктору, когда он зайдет завтра.
14 января. Снова чувствую себя совсем хорошо и решил больше не останавливаться, пока всё не закончу. Я показал доктору изображения на зеркале, и он согласился, что это геральдические знаки. Он чрезвычайно заинтересовался моим рассказом и несколько раз перебивал меня, уточняя подробности. Забавно наблюдать, как он разрывается между двумя противоречивыми желаниями: чтобы его пациент избавился от болезненных симптомов и чтобы медиум (каковым он считает меня) разгадал тайну прошлого. Он рекомендовал мне продолжить отдых, но не слишком настаивал, когда я сказал, что не могу и думать об этом, пока оставшиеся десять книг не будут проверены.
17 января. В течение трех ночей видений не было — день, посвященный отдыху, принес свои плоды. Осталось выполнить лишь четвертую часть работы, но я должен продвигаться форсированным маршем, поскольку адвокаты требуют материала. У меня его достаточно, и с лихвой. Я могу уличить этого пройдоху в сотнях приписок. Когда они поймут, какой это хитрый, изворотливый мошенник, они оценят мои труды. Поддельные счета, липовые балансы, утайка дивидендов, убытки, зачисленные в прибыль; завышение накладных расходов, манипуляции с наличностью — недурной итог!
18 января. Головные боли, нервный тик, туман перед глазами, тяжесть и пульсация в висках — все предвещало новый приступ болезни, и предвещало верно. И все же я не столько огорчен возобновлением видений, сколько тем, что они обрываются прежде, чем я увижу все до конца. Но сегодня вечером я смог разглядеть больше, чем обычно. Склонившийся человек был так же ясно виден, как женщина, за платье которой он цепляется. Он невысокого роста, смуглый, с черной эспаньолкой. На нем парчовый наряд свободного кроя, отделанный мехом и выдержанный в красноватых тонах. До чего же напуган этот парень! Он корчится, дрожит и оглядывается назад. В другой его руке — короткий кинжал, но он слишком сильно трясется от страха, чтобы пустить его в ход. Теперь я начинаю смутно различать фигуры на заднем плане. Яростные лица, ожесточенные, решительные и мрачные, проступают из тумана. Среди них есть одно ужасное существо, похожее на скелет, со впалыми щеками и глубоко ввалившимися глазами. Это страшилище также вооружено ножом.
Справа от женщины стоит высокий мужчина, очень молодой, с льняными волосами; его лицо строго и угрюмо. Красавица, обернувшись, глядит на него, и человек на полу — тоже. Кажется, их судьба зависит от его решения. Смуглый человек прижимается к женщине и хочет укрыться в складках ее платья. Высокий юноша, наклонившись, старается оттащить его прочь. Вот что я увидел вчера вечером, прежде чем зеркало опустело. Неужели я никогда не узнаю, с чего началась и чем окончится эта история? Убежден, что это не просто мои фантазии. Где-то, когда-то эти события происходили на самом деле, и старое зеркало отражало их. Но где и когда?
20 января. Работа близится к завершению — наконец-то… Я ощущаю невыносимую усталость, крайнее напряжение, и это чувство предупреждает меня, что вот-вот произойдет срыв. Я измотан до предела. Но осталось немного, и уже назавтра все будет позади. Ценой любых усилий я должен закончить проверку последней бухгалтерской книги и подвести итоги прежде, чем поднимусь со стула. Я сделаю это. Сделаю.
7 февраля. Я сделал это. Господи, что мне пришлось пережить! Не знаю, хватит ли у меня сил, чтобы описать увиденное. Для начала позвольте пояснить, что я пишу эти строки в частной клинике доктора Синклера, три недели спустя после предыдущей записи в моем дневнике. В ночь с двадцатого на двадцать первое января у меня все-таки сдали нервы, и я не помню, что было потом, пока три дня назад я не очнулся в лечебнице. Но я могу отдыхать с чистой совестью. Моя работа завершена, результаты находятся в руках поверенных. Погоня окончена. И теперь я должен описать этот последний вечер.
Я дал себе слово, что обязательно закончу проверку, а до тех пор не буду смотреть в зеркало. И, хотя голова у меня раскалывалась от боли, я сдержал свое обещание и не поднимал глаз, пока не добрался до конца последней колонки. Это было нелегко: все время я чувствовал, что в зеркале происходят интереснейшие вещи. Каждый нерв в моем теле говорил мне об этом. Но стоило мне хоть однажды поглядеть туда — и я бы уже не смог вернуться к работе. Так что я не отрывался, пока не подвел итог. Но когда, наконец, с болезненно пульсирующими висками, я бросил на стол перо и поднял глаза — какое зрелище мне предстало!
Зеркало, обрамленное серебром, походило на ярко освещенную сцену в разгар спектакля. Никакого тумана не было и в помине. Крайне напряженное состояние моих нервов вызвало удивительную ясность восприятия. Любая подробность, любое движение были столь же отчетливы, как в жизни. И подумать только, что я, — измученный работой бухгалтер, самое прозаическое существо в мире, заваленный кипами поддельных счетов, — оказался единственным из людей, кто увидел это!
Обстановка и действующие лица остались прежними, но события развивались. Высокий юноша держал женщину на руках. Она пыталась оттолкнуть его и с ненавистью глядела ему в лицо. Они заставили смуглого человека выпустить из рук подол ее платья. Дюжина свирепых бородачей обступила его. Они вонзили в него кинжалы. Мне показалось, что все нанесли удар одновременно: их руки поднялись и опустились разом. Кровь не полилась — скорее, брызнула фонтаном. Его красное платье плескалось в крови. Он метался из стороны в сторону — пурпурное пятно, цвета перезрелой сливы, среди темно-алых пятен. Это было ужасно — ужасно!
Они поволокли его к дверям. Женщина смотрела на него через плечо. Ее рот был широко открыт; я не слышал ни звука, но понял, что она кричала. И затем — был ли я настолько потрясен увиденным, или по окончании работы на меня разом навалилась усталость всех последних недель — но только земля ушла у меня из-под ног, комната закружилась перед глазами, и больше я ничего не помню. Рано утром домовладелица нашла меня лежащим без чувств перед серебряным зеркалом. Но сам я знаю только, что три дня назад пришел в себя среди глубокого мира и тишины частной лечебницы доктора Синклера.
9 февраля. Лишь сегодня я рассказал доктору о том, что видел. До сих пор он не позволял мне говорить о таких вещах. Он выслушал меня очень внимательно.
— Все это не напоминает вам какой-нибудь известный исторический эпизод? — спросил он с подозрением в глазах.
Я заверил его, что плохо знаю историю.
— Не догадываетесь ли вы, откуда взялось это зеркало и кому оно принадлежало? — продолжал он.
— А вы? — спросил я, поскольку мне почудилось особое значение в его словах.
— Это невероятно, — ответил он, — и все же — какое другое объяснение можно найти?.. Сцены, описанные вами раньше, уже внушили мне определенные догадки. Но теперь эти догадки перешли в уверенность. Вечером я принесу вам кое-какие записи на этот счет.
Позднее. Он только что оставил меня. Позвольте мне привести здесь его слова настолько точно, насколько я могу их припомнить. Он начал с того, что положил на мою кровать несколько пыльных старых томов.
