Владимир Васильев - Право на пиво
Какой-то он сегодня подозрительно радостный. Когда звонил в последний раз — это было, дай бог памяти, неделю назад, — говорил медленно, а голос казался мрачным и серым от усталости. Он всегда такой, когда много работы. Что-то они там мудрили у себя в «Фармацевтикал АГ»: синтез, третья перегонка, летучие фракции… A-а, биохимики. Любой из них теперь ищет лекарство от Комы и верит, естественно, что найдет. Именно он, никто другой. Дальше по списку: спаситель человечества, признание, слава, Нобелевская премия…
Только вот почему-то через год-два активных поисков они либо сами отправляются в гибернатор, либо вообще — травятся чем-нибудь особенно смертоносным.
«С чего бы, интересно, Димыч такой веселый?»
— A-а, это ты… Привет. Я не злой, я — раздраженный. Чего тебе?
«Может, не слишком вежливо, зато быстрее отвяжется. Должен же я все-таки закончить эту проклятую статью!»
— Андрюха, брось злиться, слушай лучше! У нас тут такое!!
— Что, начальство скоматозилось в полном составе?
— Нет, все круче!!! Мы уж и верить перестали, представляешь? Почти две сотни схем синтеза перепробовали и ничего. И вдруг — такое!
— Да что стряслось-то?
— Мы нашли! Сто девяносто третий образец дал положительный результат!
Я еще не понимал.
— Ну и что?
— Проснись, парень! По-ло-жи-тель-ный, — произнес он по слогам, — теперь понял? Коме — кранты! Достаточно регулярно принимать новый продукт — и все! Но это профилактика, а дальше, дай только срок, мы и овощей из гибернаторов вытащим!
Поначалу я даже не знал, что сказать. Поздравлять — глупо, хвалить — слов не хватит.
— Чего молчишь-то? — снова заорал он так, что даже в ушах зашумело. — Ну, скажи скорей, что мы — молодцы!
— Молодцы, — подтвердил я, — нет, действительно. Теперь понятно с чего ты такой веселый…
— Ничего тебе не понятно. Веселый я потому, что мы провели испытание на себе. Чуешь? Надо было минимальную дозу установить! Я был в середине, списка — мне еще не самая большая досталась. Но, не поверишь, — я себя никогда так хорошо не чувствовал. Петь хочется, обнимать каждого встречного. Слу-ушай, а давай я к тебе сейчас заскочу? Нет, правда, это мысль!
— Ну, понимаешь, я хотел статью… — начал было я.
— Да потерпит твоя статья! Мы тут все равно сегодня ничего уже делать не сможем — у всех от радости голова кругом пошла, третья лаборатория в полном составе «Гимн генома» распевает, заслушаешься! Я сейчас рвану домой, а по дороге заскочу к тебе. Привезу тебе немного по старой дружбе, так уж и быть! Слушать невозможно твой мрачный голосище! Жди!
Димыч, отключился. Из динамика до меня доносились гудки, а я стоял, ошеломленно сжимая трубку. «У меня — мрачный голос? Вот странно. А я-то думал, что в отличие от всех остальных, разговариваю нормально».
Я снова сел за комп, попытался диктовать и сразу бросил. Голова была занята другим. Если Димыч с командой и правда что-то такое нашли, то… По голоТВ недавно сказали, я случайно услышал: коматозников уже за миллион перевалило. И это только у нас, а сколько в Евросоюзе, в Штатах!
Минут через сорок в прихожей соловьиной трелью засвистел звонок — «домовой» предупреждал о госте.
— Впустить, — сказал я и вышел в холл.
Димыч влетел, сияя, как новенький кредит-чип.
— Х-ха! Андрейка, старый хрыч, привет! Ну, улыбнись же, парень!
— Привет, — сказал я нейтрально и подал ему руку. Он, конечно, молодец и все такое, но его безудержная веселость стала уже меня доставать.
— Смотри сюда! Сейчас будет фокус!
Он водрузил на стол огромный кейс-сейф, смахнув попутно вышитую салфетку, которую Инка связала мне в подарок на День святого Валентина. Я едва удержался от досадливого восклицания.
— Вот она!
Димыч набрал код, кейс звучно клацнул, пыхнул какой-то инертной гадостью и открылея. Весьма театральным жестом Димыч выудил высокую и тонкую пробирку с какой-то подозрительной на вид темно-желтой, почти коричневой жидкостью. Сверху, у запаянного горлышка, болталась пластиковая бирка.
— На! Выпей! — Димыч радостно протянул варево мне. Да — не бойся! Все нормально! Я же вот выпил — и ничего, не помер. Наоборот даже.
«Странный у них юмор, у биохимиков. Если не помер — уже хорошо».
Не могу сказать, что я не боялся. Но Димыч пялился на меня с такой насмешкой в глазах, что я одним движением опрокинул пробирку в рот. Назло ему. Мол, и мы не лыком шиты!
Вкус у образца-193 оказался странным: какой-то терпкий, чуть горьковатый. Лекарство удивительным образом освежило меня, во рту осел необычный, но приятный привкус.
Я посмотрел сквозь опустевшую пробирку на свет почти с грустью.
— Ага! — радостно возопил Димыч. — И тебе добавки захотелось! Держи еще!
Он сунул мне в руки вторую пробирочку, которую я не замедлил выпить. В лечебных целях.
— Мы много наготовили. Состав-то, в общем, несложный, кое-какие микроэлементы, большинство компонентов — растительного происхождения.
Мы посмеялись, вспомнили академию, старых друзей. Я рассказал ему об Кириллке, но Димыч даже не помрачнел.
— Ерунда, Андрюх! Теперь, — он кивнул на свой кейс, — мы его в два счета вытащим.
Внезапно мне в голову пришла одна мысль: «У меня на магнитках сейчас почти половина нашего Архива. Стоит поискать этот Димкин препарат, если все так просто, как он говорит, то не может быть, чтобы ФАГ его первым синтезировал».
— Димыч, у тебя состав этой вашей смеси есть?
— Есть. Но тебе-то зачем? Это штука пока секретная, сам понимаешь…
— Ой, не смеши! Нужны мне ваши секреты. Просто хочу кое-что проверить. Патентовать-то вы все равно в наше ведомство придете, верно? И лучше сейчас узнать, что похожий препарат уже есть и внести изменения в состав, чем получить таким фактом по голове на патентной комиссии.
Димыч пожал плечами, выудил из-за пазухи Магнитку, протянул мне.
— Только комп от Сети отключи. Мало ли. Кто-нибудь проникнет, скачает…
«Конечно-конечно. Так и сделаю. Учитывая, что с моим уровнем допуска в Архив выход в Сеть мне запретили еще три года назад».
Я сунул Магнитку в приемник, запустил поиск. Ждать пришлось недолго.
— Эй! Я тут кое-что нашел. Древним-то ваше средство было известно!
Димыч вошел в кабинет, с любопытством оглядел цветные пятна на стенах и неожиданно расхохотался.
— Боже, как ты здесь работаешь?! У меня уже в глазах рябит! Так что ты там раскопал?
— Я задал поиск по базе нашего Архива. Эта ваша «панацея» была известна еще на рубеже двадцатого-двадцать первого века!
— Ну вот, а некоторые еще не верят в эзотерические знания. Я же тебе говорил — там ничего сложного, растительные компоненты в основном. Так что ничего удивительного — предки были ребята на промах. Интересно как оно у них называлось? Нектар Богов какой-нибудь? Или пресловутая амброзия?
— Да, нет. Они называли его просто — пиво. Даже марка есть, — я прочел по слогам, — о-бо-лонь, «Оболонь».
— А что? Вполне коммерческое название. — Димыч плюхнулся на пуфик для релаксаций, подмигнул. — Тут тебе и «оборона» слышится: «Оболонь-оборонь» — лучшая защита от Комы, и «лоно». Мол, «оболонь» вернет вас в лоно семьи… ну, или там цивилизации. Класс! Надо будет рекламщикам рассказать. Ну что, еще по одной?
Андрей Кожухов
ТАТЬЯНИН ДЕНЬ
Татьяна, с которой Сергей состоял в браке третий год, могла говорить долго. Ей было важно присутствие мужа, не более. Она сама за него ответит, сама поспорит, оправдает, накажет, простит… И всегда ласково, доброжелательно, нежно. Главное — не перебивать и ей не противоречить. Смотреть и изредка кивать, хотя и это зачастую лишнее. Но упаси боже зевнуть, когда она не стоит к тебе спиной! Львица, раздирающая добычу, покажется невинным хомячком.
О, женщины! Как же мы вас любим, ценим, любим, еще раз ценим, снова любим, опять ценим. И так до бесконечности. Но кое-что вы все равно заменить не сможете.
— У нас там… бутылочка… моего… родного… осталась, — сформулировал свою мысль Сергей.
Татьяна отдернула шторы: в комнату ворвалось яркое солнце.
— Погода сегодня хорошая. Кто бы мог подумать, что это конец января. А пива нет, — неожиданно ударило громом из ее уст. Поэтому смысл до Сергея, к счастью, дошел не сразу. Эти два страшных слова: «Пива нет» голова упорно не хотела пускать в свой чердак для осмысления.
Сергей родился в Киеве, в тогда еще новом районе Оболонь, но после смерти отца они с матерью переехали к ее родителям в Ростовскую область, в богатый и процветающий колхоз. Единственное детское воспоминание, связанное с отцом: они вдвоем стоят возле какого-то необычайно красивого старинного здания и отец рассказывает что-то. Позже Сергей узнал от матери, что стояли они тогда рядом с Киевским пивзаводом № 3.
— А что сегодня за день? Воскресение?
