Елена Садикова - Ведьма для фей
— Что такое реинкарнация?
— Хороший вопрос! — Нашли специалиста по религии, блеск просто! Сейчас наплету с три короба. — Я бы сказала, возрождение души в новом теле. Бессмертная сущность каждого человека имеет эту особенность или возможность. Каждый раз, когда рождается новый человек, он получает проблеск предыдущей личности, часть Вечной Души, Божественную искру. Во время своей жизни человек растет духовно, совершенствуется, меняется к лучшему. Ну, или как получится. Душа изменяется вместе с ним. Но сама искра из воплощения в воплощение остается неизменной. Та часть личности, которая и определяет сущность живущего. В Индии говорят, что сама цепь перевоплощений имеет определённую цель, а душа во всем этом эволюционирует. Даже Сократ и Пифагор верили в теорию реинкарнации. Хотя, может это и неправда, я не в курсе.
Когда Бранн спросил, кто такой Сократ, признаюсь, стала нервничать и испытывать желание пошвыряться тяжелыми бьющимися предметами. Сказалась усталость, наверное. Вручила фэйри учебник по философии, а, когда он стал нудить, что ему некогда читать, рассердилась окончательно. Ушла к себе, и, уже засыпая, краем уха услышала от дверей:
— Мег, нельзя было давать ей воду из фляги вчера. Ты же видела, у фей своя схема. Теперь сложно предвидеть, что с ней случится дальше.
— Но, Королева велела…
— Королева не знала, что крошки взяли на себя ответственность за её жизнь.
— Что нам теперь делать? — Дальше я уже отключилась и ничего не слышала.
Земля, вся в трещинах от неизбывно долгой суши. Высокое, белесое небо над головой без единого облачка. Взвешенная пыль наполняет воздух, впитывается в одежду, глаза, кожу. Сколько же воды нужно, чтобы напоить почву, помочь ей стать плодородной, цветущей. Кто видел степи по весне, тот поймет, как больно смотреть на глубокие трещины и равномерно красноватый цвет бывшего чернозема. Ни травинки, ни кустика, ни цветка. За спиной иссохшее умирающее дерево. Я прижала ладонь к коре. Если бы у меня была вода, отдала бы всю. С верхней ветки раздался громкий трескучий звук, потом пронзительное: "Карр!", разорвавшее тишину. На верхней ветке сидит большой ворон. Косится в мою сторону круглым глазом, наклоняя голову то вправо, то влево. Иссиня чёрные перья отливают сталью, пугают, отталкивая и тревожа чувства. Во всем этом я — главная, я — что-то должна сделать. Что? Снимаю туфли, босиком погружаясь в мелкую красную пыль до самых косточек. Закрываю глаза. Земля молчит, только где-то глубоко внизу бьется крошечный огонек жизни. Протягиваю нить Силы через верхний засохший слой, через липкую вязкость глины, остатки растений, кости, пустые панцири улиток, сваленные кучками там и здесь. Наконец, достигаю язычка пламени, знакомлюсь, помните? Мы с тобой одной крови! Сплетаемся в одном танце, в одном движении, безмолвно прошу о помощи. Возвращаемся уже вместе по опущенной нити вверх, к корням умирающего дерева. В их паутине я вижу, чувствую, ощущаю липкое чужеродное присутствие. Кто-то тянет Силу из этого места, отнимает энергию и волю, сознательно убивает все живое. Я уже не осознаю себя личностью. Сейчас мы — земля, пламя, корни, — одно. Мы тянемся к точке подключения и выжигаем чужое, злое, инородное горячим огнем земных глубин. Вместе с частью корней. Как злокачественную опухоль, поглощающую здоровые клетки. Здесь, в этом месте, долго будет рубец. Но путь закрыт. Чужие не получат больше отсюда ничего. Мы поднимаемся выше, к самому стволу, к моим ногам. Пыль становится влажной. Я вижу, как из глубокого подземного слоя притягивается голубая лента воды слабым пока ручейком. На последнем всплеске Силы притягиваю влагу и прощаюсь, благодаря, с земным огнем. Карр! И я открываю глаза. Ворон, сидя на моем плече и впиваясь когтями в нежную кожу, снова кричит, привлекая внимание к ручью, бьющему снизу, из-под корней. Опускаюсь на колени, набираю воды в ладошки, сложенные ковшиком, протягиваю птице. Ворон пьет, прикрыв лиловые глаза. Но, когда я пытаюсь попробовать на вкус жидкость, бьет по рукам крылом, взлетает. С громким заполошным карканьем принимается носиться вокруг. Ну, поняла, нет, так нет. Опираюсь рукой на дерево и встаю. Поднимаю лицо к небу, вижу, как издалека надвигаются тяжелые, серые низкие тучи. Минута, вторая, они уже здесь, надо мной и много страдальным деревом. Сверху падает капля, вторая, третья, — начинается дождь. Чуть теплый, летний. Я бездумно наблюдаю, как медленно впитывается вода в пыль. В глазах темнеет.
— Бранн, как всегда, поступил по-своему! — Знакомый голос возвращает меня в реальность. Кажется, Бранн в кельтском языке означает — Ворон. Открываю глаза (поднимите мне веки… "Гоголь"), начинаю сначала тихо, потом все громче смеяться. Похоже, истерика натуральная. Пощечина помогает прийти в себя. Спасибо, конечно, но зачем так сильно? Впрочем, Королеве ни к чему церемонии. Цепкие пальцы подняли мой подбородок, заставляя прямо смотреть в глаза венценосной особы. Завораживающие своей красотой. Вокруг зрачка три кольца радужки. Внутреннее кольцо — мягкого серого цвета, среднее — чуть темнее, внешнее — серый стальной цвет. Черные густые ресницы безупречно оттеняли изысканное совершенство потрясающе чудесных глаз. Такое ощущение, что неземное существо внимательно вглядывается в самую суть меня, как человека.
— Он прав. Тебе придется ехать в Уэльс. Дух нужно снова привязать к Мерлину. Хорошо, даю Высочайшее позволение не присутствовать на Осеннем балу в нашем ситхене. Иди. — Королева отмахнулась от меня, как от надоедливой мошки. Двери раскрылись, освобождая выход. Кто я, чтобы спорить с фэйри?
Вышла прямиком в холодную осеннюю ночь. Сверху, вполне ожидаемо, лил дождь. Пройдя несколько шагов по склону, наступила на длинную колючку, проколола ступню насквозь. Даже нельзя сесть и поплакать всласть, чтобы пожалеть себя. Кругом колючие ветки барбариса и шиповника. Вытолкали, как щенка, на улицу, добирайся домой теперь, как хочешь. На соседний куст опустился ворон. Повертел головой и поднялся в воздух, тяжело взмахивая промокшими крыльями. С трудом выбравшись из кустарника, я топала босиком, молясь про себя Богине, чтобы не наступить на осколок от бутылки или на что похуже. Мало ли чего туристы набросали в лесу. До города идти не меньше трех часов пешком. Как раз притопаю к началу рабочего времени. Зато отпрошусь и буду весь день дрыхнуть, мстительно решила я. Впереди раздался шум двигателя, потом меня осветили фары и, как полный апофеоз, затормозившая машина с ног до головы окатила меня жидкой холодной грязью. Скорее всего, чтобы удовольствие было полным, из автомобиля вылез Витарр. Представляю, насколько жалко я в тот момент выглядела. Викинг даже не стал ругаться. Достал из багажника плед, завернул меня и усадил свертком на заднее сиденье. Дрожа от холода и боли, к четырем утра я, наконец-то, попала домой. Витарр выгрузил замерзшее тельце и тут же куда-то умчался. Так поняла назад, на сейшен. Какой-то нескончаемый вторник получился. Засыпая второй раз под шум дождя за стеклом, я слушала, как мерно шелестят мокрые перья на расправленных крыльях ворона, сидящего на подоконнике.
Утро началось трезвоном медного колокольчика прямо у меня над головой. Щас как встану, как поймаю! Только глаза не хотят открываться никак. И встать не получается. Снова зазвонил колокольчик, перемежая своим звоном веселый девичий смех:
— Несса, ну, Несса, просыпайся, это же мы прилетели! Сами! Представляешь? Не захотели ждать четверга, а теперь мы дома, с тобой!!! Ты рада? Вставай сей же час, соня-засоня. — Рель снова принялась терзать колокольчик. Такое ощущение, что у меня болит всё. Даже пятки. Медленно вытаскивая себя из-под одеяла, села на край кровати и попыталась разлепить спящие глазики. Не вышло. С подоконника послышался стук клюва о стекло. Пришлось вставать и выпускать птичку на улицу. Я села на подоконник, слушая утро. Вот звякнуло ведро у соседей слева. Вот, ниже по склону, проехал мотоцикл. Судя по звуку, с мощным двигателем. Интересно, вроде там ни у кого таких мотоциклов нет. Не хватает собачьего лая. Загадка, настоящая, куда подевались друзья человека после Перехода? Рель устроила в саду настоящий бедлам. Её не было всего неделю, а разборки уже зашкаливают далеко за нормальные децибелы. Встать что ли, да пойти поучаствовать? Сползла с подоконника и потопала на кухню, где меня тут же отловила Мег и всучила поллитровую кружку крепко заваренного кофе.
— На, держи, гуляка. Мэвис уже накапала, так что пей спокойно. И садись, ногу надо посмотреть. — Маленькая брауни сматывала повязку осторожно, стараясь не задеть ранку. Ужас, это я по грязи, со свежей дыркой в ноге… В отмытом виде все выглядело не так уж и страшно. На всякий случай еще разик продезинфицировали настойкой сафоры. Потом я налила на две сложенные салфеточки своей мази, приложила на оба отверстия, сверху и снизу, на ступне. По кусочку пергамента, и перевязала бинтом.
