Кристофер Сташеф - Чародейский рок
— Болотца и солончаки тебя очень интересуют?
— Да нет, не очень. Но, как говорится, придется перевернуть все камешки и под каждый заглянуть, — вздохнул Род. — Спускайся, сынок, посмотрим, какие сюрпризы заготовил для нас этот приморский ландшафт.
Сюрпризы начались почти сразу же. Вскоре Гэллоуглассы вышли на проселочную дорогу, а когда впереди показались заросли кустарника на границе солончаковой пустоши, то заметили впереди несколько путников, а впереди них — еще несколько.
Род нахмурился.
— Что такое? Процессия?
— Ага, — кивнул Грегори. — И позади нас тоже кто-то идет, папочка.
Род обернулся и увидел на дороге ярдах в ста горстку людей.
— Однако мы становимся популярны.
— Или солончаки, — возразила Гвен.
— А почему с этими взрослыми только совсем маленькие детишки? — спросила Корделия.
— Интересный момент. — Шаги Рода стали шире. — Давайте спросим у кого-нибудь.
Довольно скоро они догнали тех, кто шел впереди — двоих мужчин, двух женщин лет сорока, еще одну женщину лет шестидесяти и троих ребятишек.
— Куда путь держите? — полюбопытствовал Род, но люди продолжали шагать вперед так, словно не расслышали вопроса. Роду стало обидно, но он сдержался и уже был готов повторить вопрос, когда заговорил Векс:
— У них на головах повязки, Род. К тому же рок-музыка так грохочет, что они могли не услышать тебя.
— Ясно, спасибо за подсказку.
Род протянул руку и потрогал одного из крестьян за плечо. Тот рванулся вперед, словно бегун, услышавший команду «Старт!», но заметил Гвен и детей. Тогда он немного расслабился, но на Магнуса и Корделию глянул опасливо — даже, пожалуй, враждебно.
В голове у Рода зазвучали их голоса.
— Что с ним такое, папочка? Чего он так боится?
— Нас, сестренка, — ответил девочке Магнус. — Но с чего бы ему бояться юноши и девочки?
— Давайте спросим. — Род указал на ухо крестьянина и громко, членораздельно проговорил: — Ты слышишь нас?
Крестьянин сдвинул брови, помотал головой, потом стянул с нее повязку, вынул из уха восковую пробку и болезненно скривился.
— О-о — о-о! Какой шум! Надеюсь, вы, ваша милость, меня не просто так заставили затычку из уха вынуть?
— Вот хотел узнать, для чего так много народа идет к солончакам, — сказал Род, стараясь перекричать музыку.
— Да для того самого, чтобы уйти подальше от грохота этого треклятого, чтоб ему пусто было, — ответил крестьянин. — Пойдемте с нами, только больше у меня ничего не выпытывайте, покуда мы не найдем прибежища, ладно?
Сказав это, он все же не отвернулся. «Наверное, принял меня за помещика средней руки», — решил Род и, хотя его снедало любопытство, сказал:
— Ладно, договорились.
Крестьянин благодарно улыбнулся, вставил в ухо затычку, поправил повязку, обвел всех Гэллоуглассов добродушным взглядом и продолжил путь к солончаковой пустоши.
— Неужели они вправду от музыки спасаются? — вытаращила глаза Корделия.
— Очень может быть, — ответила ей Гвен. — Я бы не стала этому дивиться. Какая это музыка? Визг, писк и грохот!
— Да нет же, мамочка! Музыка красивая! Ну… вернее, не то чтобы красивая, конечно… Но привлекательная. К ней так и тянет!
— А я бы сказал, что это от нее так и тянет стошнить, — буркнул себе под нос Род. — Семейство, в путь. Если впереди нас ждет тишина, то я готов поспешить в это благословенное место.
— Ладно, — со вздохом кивнул Магнус.
— Магнус, — обратился к нему Векс немного погодя, — тебе обязательно идти вприпрыжку?
— А я разве иду вприпрыжку? — удивился юноша.
— Именно вприпрыжку, — повторил Векс. — Между главными, широкими шагами ты делаешь мелкие дополнительные.
— А что в этом плохого? — обиделся Магнус. — Просто музыка подгоняет, заставляет двигаться быстрее.
— Ну хорошо, если уж ты не можешь иначе… — Конь по-роботски вздохнул и зашагал позади семейства Гэллоуглассов, вспоминая об Уилле Кемпе[35], который протанцевал от Лондона до побережья, за девять дней ни разу не сбившись на нормальный шаг.
По обе стороны от дороги появились болотца, потом — небольшие пруды, а еще через некоторое время семейство Гэллоуглассов и путники-крестьяне оказались посреди низеньких кустарников. Тут крестьяне остановились и начали потихоньку избавляться от повязок на головах и затычек в ушах — поначалу медленно и опасливо, но потом все быстрее и быстрее, с облегченными вздохами.
— А вправду ли они были нужны, эти тряпки и затычки? — спросил у матери десятилетний мальчик.
— Тебе-то, может, и не нужны, малыш, — ответила мать, — а уж мне точно.
— Но нам совсем не хотелось, чтобы ты слушал этот жуткий вой и грохот, как твои братец и сестрица, — объяснил мальчику отец.
— Какой же это грохот? — удивился мальчуган. — Здесь я слышу только красивые напевы!
Так оно и было. Музыка звучала нежная, очень мелодичная и настолько тихая, что поначалу Род на нее и внимания не обратил, пока не остановился и не прислушался. Мелодии отличались изысканностью, а бас и ударные ушли на дальний план, перестали доминировать.
— Верно, звуки тут приятные, — согласился другой крестьянин. — Здесь заросли кустов и тростника заглушают трескотню той музыки, что заполонила всю округу. К тому же и здешние напевы помогают.
— Источник музыки где-то впереди, — заметил Магнус.
— Пойдем туда, — сказал один из крестьян. — Уж очень хочется дать настоящий отдых ушам.
Все снова тронулись в путь, но теперь дорога стала намного уже, поэтому Гэллоуглассы пропустили крестьян вперед.
— Муж мой, — сказала Гвен, — поговорил бы ты с этими людьми да узнал, зачем они пришли сюда.
— Это можно, — кивнул Род, — но, по-моему, все и так ясно. — Он немного ускорил шаг и вскоре поравнялся с крестьянами. — Если можно, почтенный, — обратился он к одному из них, — хотелось бы спросить кое о чем.
— Отчего же нельзя, милорд! Спрашивайте, конечно.
— Ну вот, к примеру: как вы узнали об этом месте?
— Вести о нем пролетели по всем деревням и крестьянским усадьбам, — ответила жена крестьянина, — где люди изнемогли от шума, терзающего их уже не один месяц.
«Стало быть, уже больше двух месяцев», — интерпретировал Род для себя ответ женщины.
— И все это время вам приходилось жить и трудиться при этом грохоте?
— Да, и с каждым днем треклятая музыка гремела все громче и громче, — ответил крестьянин. — Сосед сказал нам, что укрыться от шума можно здесь, в прибрежных зарослях, но у нас поля были засеяны, хотелось дождаться уборки урожая.
— Но у нас так ужасно разболелись головы, — добавила его супруга, — что терпеть не стало сил. Тогда мы залепили уши воском да повязали тряпками, чтобы затычки не вываливались, а все-таки громкая музыка не давала нам покоя.
— Вышел я на пастбище и начал спотыкаться, — вступил в разговор другой крестьянин. — Иду за плугом и едва на ногах держусь.
— Словом, никаких силушек больше не осталось терпеть это издевательство, — сказала его жена, — вот мы и бросили все и пошли сюда.
— Пока у нас других детей не увели[36], — невесело проговорила жена первого крестьянина.
— Увели детей? — ахнула Корделия. — Да кто бы только смог вытворить такое?
— Музыка и вытворила, девонька, — вздохнул первый крестьянин. — Так полюбили ее наши старшенькие, что ушли за нею.
— Как же это? — спросила Корделия, однако она уже начала догадываться о том, что произошло. Вспомнила о встреченных по пути детях и подростках.
— Сынку нашему двенадцать годков исполнилось, когда он начал под музыку дергаться, — грустно проговорила вторая крестьянка. — А дочке — четырнадцать. Она что ни делала — все головой кивала да мурлыкала песенки без слов.
— Не без слов, — возразил десятилетний мальчуган.
— Ну, может, и были там слова — я не разбирала. Только работу свою она стала все ленивее и медленнее делать, а потом и вовсе забросила да и убежала с другими девчонками в лес.
— Уж хоть бы невинность сберегли — Господи, спаси! — содрогнувшись, воскликнул второй крестьянин. — А то ведь мальчишки постарше да взрослые парни тоже в лес подались. Старший мой сынок ушел — ему двадцать, а тому, что помладше, — шестнадцать. И где только они теперь?
Магнус заметил, что на лице мужчины отразилось искреннее страдание.
— Успокойтесь, почтенный. С вашими сыновьями ничего дурного не случилось.
— Если ты так говоришь, значит, не видал того, что видели мы, — проворчал первый отец семейства. — Не видал, как они корчатся и дергаются, а говорят: «Это мы так танцуем!», не видал, что они в рот всякую пакость суют, не видал, как потом носятся по всей округе как угорелые, не разбирая дороги. Хоть бы целы были, Боже милосердный!
Магнус хотел было сказать, что не видел, чтобы юноши и девушки делали что-нибудь опасное, но вспомнил то чувство тревоги, которое охватило его на плоту, рядом с поедателями лотосов, а потом на память ему пришли исхудавшие парни и девицы, глотавшие странные белые ягодки, а после них и вампир припомнился… Словом, Магнус промолчал.
