Георгий Полевой - Доктор Кровь
Третьего кровососа я пожалел: прострелил ему ноги. Серебряные экспансивные пули раздробили ступни и коленные чашечки. А жидкий аргентум, растворенный в ртути, словно гангрена, разъедал кости и мягкие ткани нижних конечностей.
– Скажи своему главному: я желаю поговорить с ним, – я спрятал пустой магазин в карман и вставил новый десятизарядный в широкую рукоятку «Пустынного Орла». Лязгнул массивным затвором. – И я иду к нему.
– Че-ло-век… – простонал раненый упырь.
– Это звучит гордо! Запомни это, тварь…
* * *Дождь не прекращался, хмурые облака плыли по небу, превращая полдень в сумерки. Найти лодку в Кронштадте было несложно. Сложнее было пройти, не привлекая к себе внимания, по Кронштадтской гавани. Все же это была режимная зона Дважды Краснознаменного Балтийского флота. По акватории постоянно курсировали буксиры и катера, изредка проходил боевой корабль: корвет, «десантник» или ракетно-артиллерийский эсминец. Курсировали здесь не только суровые повелители морей, выкрашенные серой – «шаровой» – краской. Попадались и пестрые экскурсионные суденышки. Последние появились в этих суровых водах совсем недавно, когда Кронштадт стал более-менее открытым для широкой публики.
Среди всех этих плавсредств затесалась и моя «моторка». Сейчас я направлялся к самому сумрачному строению, расположенному недалеко от Лесных ворот, рядом с главным Кронштадтским фарватером.
Раньше мрачный бастион оберегал главную базу молодого флота Петра Великого, а потом стал форпостом борьбы с одним из самых страшных врагов Человечества. Сейчас он стоял позабытым, позаброшенным среди суровых волн Балтики.
Мне вспомнился отрывок из рассказа Валентина Пикуля «Письмо студента Мамонова»:
«Катер спешил в сизые хляби Финского залива. Слева по борту, словно в сказке, разгорались феерические огни Петергофа и Ораниенбаума, справа массивной глыбой заводов и доков вырастал Кронштадт…
Наконец из воды показывалось громоздкое сооружение, словно изваянное циклопами, – это был форт «Александр I», над которым реял черный флаг, а возле пристаньки качался под ветром фонарь и виднелась одинокая фигура жандарма.
Катер подруливал к пристани, никогда не подавая швартовов, будто боясь коснуться стен этого форта, и жандарм принимал пассажира в свои объятия.
– Оп! – говорил он. – Вот мы и дома. Милости прошу…
Открывались тяжкие крепостные ворота, изнутри форта шибало промозглым холодом ознобленного камня. По витой лестнице прибывший поднимался наверх, снимал пальтишко и, толкнув двери, попадал в просторное помещение, где его встречали. Встречали смехом, новостями, шутками, расспросами, шампанским. Это были чумологи, а форт «Александр I» был «чумным фортом»: именно здесь, вблизи столицы, русские врачи, добровольные узники форта, давали бой заразе…»
Серая громада «Чумного форта» – «Александр I» все приближалась, вырисовываясь угрюмым силуэтом сквозь мутную пелену дождя. Где же еще, как не здесь, мог устроить свое логово Глава кровососов Северной Пальмиры?..
В казематах, расположенных тремя ярусами по периметру форта, размещалось сто три орудия, и еще тридцать четыре пушки стояли на открытых площадках на крышах этих угловатых и мрачных строений. Такая система артиллерийского огня полностью обеспечивала круговую оборону. Толщина массивных, облицованных гранитом наружных стен достигала трех метров. В помещениях общей площадью больше пяти тысяч квадратных метров в те времена мог разместиться более чем полутысячный гарнизон защитников крепости.
Форт, впоследствии нареченный народной молвой «чумным», был построен в 1838 году, в царствование императора Николая I под руководством инженер-полковника Ван дер Вейде.
Торжественное открытие и освящение нового кронштадтского форта, получившего название «Император Александр I», состоялось 27 июля 1845 года. По признанию тогдашних виднейших фортификаторов он был непреодолимой преградой для любого вражеского флота. Это качество новой крепости в полной мере проявилось уже совсем скоро – с началом Крымской войны в 1853 году. Форт «Император Александр I» обеспечивал прикрытие Кронштадта и его рейдов со стороны моря. Убедившись в невозможности захвата Кронштадтской крепости даже силами превосходящего парусно-парового флота, командующий англо-французской эскадрой адмирал Нэпир приказал сняться с якоря и покинуть Финский залив.
А потом… Потом здесь поселилась чума.
В начале 1897 года специальным императорским указом на базе Императорского Института экспериментальной медицины – ИИЭМ – была создана так называемая «Особая комиссия для предупреждения занесения чумной заразы и борьбы с нею в случае ее появления в России», сокращенно – КОМОЧУМ. Тогда в мире кроме ИИЭМа противочумные исследования и работы по созданию противочумной сыворотки велись только во Франции, в Гарше, недалеко от Парижа, и в Бомбее.
Государственный попечитель «противочумной программы» принц Александр Петрович Ольденбургский предложил использовать форт «Император Александр I» в качестве противочумной лаборатории. Он располагался в трех километрах к западу от Кронштадта и отвечал самым суровым требованиям по изоляции и карантинным мероприятиям.
Приказом от 13 мая 1898 года заведование лабораторией в форте было поручено известному специалисту ветеринарному врачу Михаилу Григорьевичу Тартаковскому.
По весьма странному и даже мистическому совпадению форт изначально был выстроен в форме боба. А слово «чума» пришло в русский язык из арабского: «джумба», или «джумма», переводится как – «боб». Вероятно, потому что при чуме почти всегда увеличиваются лимфатические узлы, которые при прощупывании под кожей напоминают бобы.
Вот так невольное совпадение стало подтверждением суровой реальности. Изолированное от внешнего мира укрепление идеально подходило для смертельно опасных работ. Допуск в «чумной форт» был строго ограничен, сообщение с внешним миром поддерживалось с помощью маленького пароходика под смешным названием «Микроб», который ходил по волнам Финского залива. С Кронштадтом форт связывала телефонная линия, а с Петербургом – телеграф.
Все это я знал и раньше – еще со студенческой скамьи. Но никогда не думал, что вызубренный на лекциях материал пригодится так скоро. В Военно-медицинской академии, где я успел проучиться четыре с половиной курса, у нас был предмет «История медицины». И там подробно рассказывали о «чумном форте» и даже устроили нам, курсантам, развернутую экскурсию. Честно говоря, было страшновато… Сводчатые коридоры, полутемные помещения лабораторий, прозекторские столы, где раньше вскрывали животных. И не только лабораторных мышей, обезьян и собак, но и лошадей, и даже… верблюдов! В «чумном форте» был очень хороший виварий.
Воспоминания текли, как вода Кронштадтской гавани под форштевнем моей лодки, и вскоре я уже правил к причалу этого негостеприимного искусственного острова. Заглушив мотор, я ступил на проклятый берег…
Передо мною высились массивные ворота, створки их были приоткрыты. Я вошел внутрь.
Внутри замкнутого двора были расположены две овальные пристройки для чугунных лестниц и ядрокалильных печей, погреба для снарядов и зарядов, кухня, казармы для нижних чинов и помещения для офицеров. Потом строения и помещения переделали под нужды противочумной лаборатории.
Двухэтажный снаружи форт имел внутри три этажа. Здание было симметрично разделено на две половины, у каждой была своя лестница. Одна из камня, другая чугунная. Правая часть, состоящая из служебных помещений, была заразная, левая – незаразная.
«Особая лаборатория» представляла собой режимное учреждение, где часть сотрудников носила военную форму. Образ жизни на форте был однообразным и суровым. Кронштадт не представлял для врачей особого интереса, а посещение Петербурга отнимало много времени. Служители ездили в Кронштадт с субботы на воскресенье, а врачи – раз в одну или две недели в Петербург. При этом один из врачей всегда оставался на форте. Видимо, выезд проводился без предварительной обсервации. Почту получали раз в день, к часу дня, телеграммы передавались по телефону, по нему же можно было переговариваться с Петербургом, из-за плохой связи это не всегда удавалось.
Было в противочумной лаборатории и свое «недреманное око» – жандарм, который следил за «благонадежностью» врачей и ученых. Делать ему в форте-лаборатории было совершенно нечего, так что он изнывал от тоски и скуки среди массивных каменных стен – как в тюрьме. Но так как на военных крепостях полагался жандармский надзор, то он существовал и на разоруженном форте. Вот такой казус: абсолютно «нестрашный» жандарм и благодушные врачи, занимающиеся самыми страшными на тот момент в мире экспериментами!..
