Марина Суржевская - Я тебя рисую
– Ева, ты что, следишь за братом? – по возможности строго спросил он. Я округлила глаза в притворном недоумении, и король покачал головой. – Люк тоже женится в свое время, но и тебе нужен достойный муж, Ева. Я не вечен…
– Ты будешь всегда! – я порывисто обняла отца.
Иногда у нас заходили эти разговоры, но я знала, что отец не будет меня неволить. А все, чего я хотела, – жить той жизнью, что уже была у меня. В наших землях, рядом со своей семьей я была совершенно счастлива. Конечно, я мечтала о прекрасном принце, особенно после волшебных историй, вычитанных в книгах, или очередного сонета Люка, которые он посвящал всем своим пассиям. Но эти перспективы казались мне очень и очень отдаленными.
В дверь осторожно постучал советник.
– Ваше Величество, Ваше Высочество, – поклонился он отцу и мне. – Стражи портала передают, что послы морских фойров пересекли границу.
– Благодарю, Анэр, – улыбнулся король и снова взглянул на меня, согнул руку в локте. – Позвольте проводить вас в тронный зал, прекрасная принцесса?
– Сочту за честь, мой повелитель, – присела я в глубоком безупречном реверансе.
Люк уже ждал нас в зале, и я тайком показала ему язык. Братец ответил тем же. Правда, так, чтобы папа не видел. Но как только глашатай известил о прибытии гостей, моего брата как подменили. Исчезла несерьезная веселость, а лицо приняло величественный и непроницаемый вид. Гордо выпрямленная спина, безупречные одежды синего и золотого цвета, взгляд прямой – право, я гордилась своим братом. И любовалась им.
А также старалась быть достойной таких родственников и потому тоже сидела так, что наставница кивнула одобрительно.
Послов была дюжина, и за маской непроницаемости я не смогла сдержать любопытства. Все же фойры – редкие гости. В общем-то они не слишком отличались от людей, разве что удивительными зелеными волосами, треугольными, почти безгубыми лицами и глубокими синими глазами всех возможных оттенков морских глубин. Я не бывала в их городе, построенном на тысяче островков, с белыми мостами и мостиками, соединяющими клочки суши, но, разумеется, слышала о нем и видела на картинах. Когда же послы приблизились, я увидела и еще одно отличие: щелевидные отверстия за ушами – жабры. Фойры были амфибиями. Их взгляды одобрительно скользили по украшениям в духе их родины и надолго задерживались на моей картине. То, что было привычно для нас, на остальные расы производило неизгладимое впечатление.
Послы приблизились и склонились в поклоне перед нами. Вперед выступил главный – старик, волосы которого напоминали бурую тину, а голые участки кожи за ушами перечеркивались сморщенными засохшими полосками. Верховный советник уже не мог дышать под водой – с возрастом жабры фойров высыхали. После всех необходимых приветствий и церемоний, обмена любезностями и цветистыми заверениями в дружбе, затянувшихся почти на час, мы, наконец, вздохнули свободнее. И первым делом верховный советник, представившийся совершенно непроизносимым именем, указал на картину.
– Я слышал об искусстве созидающих, но первый раз увидел столь наглядный пример, – даже в его обезличенном голосе проскользнул рокот морского шторма. – Кто нарисовал это?
– Моя дочь, принцесса Идегоррии Антарея Евантреида, – спокойно ответил отец. Но я услышала удовольствие в его голосе. Гости уже сгрудились напротив холста и даже покачивались в такт бьющимся на полотне волнам. Впрочем, это нельзя было назвать полотном в общеизвестном смысле. Море на картине выплескивалось через край, разливалось в пространстве, шумело прибоем и шуршало о гальку пляжа. Там кричали белые чайки, порой вырываясь в тронный зал и задевая завороженных фойров крылом. Там пахло солью и йодом так, что послы жадно принюхивались и блаженно жмурили свои необычные глаза.
И, кажется, с трудом удерживались от того, чтобы не шагнуть в мою картину.
Мы с Люком быстро переглянулись и улыбнулись. А я подумала, что это они еще не слышали то, что сочиняет мой брат…
– Потрясающе, – прошептал верховный посол. – Ваше искусство поистине бесценно. И великолепно, – он склонился передо мной в поклоне. – Примите мое глубочайшее восхищение, Ваше Высочество.
– Я рада, что моя картина доставила вам удовольствие, фьер Анххарамоитет, – размеренно и плавно произнесла я. Люк выдохнул рядом со мной. А я чуть улыбнулась и продолжила: – И, конечно, буду рада, если вы соблаговолите принять это полотно в качестве подарка.
Верховный советник склонил голову, и я увидела, как разлилась в блеклых глазах цвета мурены благодарность. Потому что вещица с каплей эликсира созидающих – почти бесценный дар.
– Почту за величайшую честь, принцесса, – ответил посол.
Вечером был торжественный прием в честь гостей, на который съехались придворные и родовитые представители нашего королевства. И только глубокой ночью я наконец-то смогла удалиться в свои комнаты, смыть ненавистную краску и снять неудобное платье, в котором уже успела свариться. Прошлась по комнате, с удовольствием подставляя обнаженное тело прохладному ветерку, что долетал в открытые окна. И подумала, что с радостью сейчас окунулась бы в прозрачные воды Озера Жизни…
И сразу вернулись воспоминания.
Я обхватила себя руками, внезапно почувствовав озноб. Он накатывал всегда, стоило мне подумать об арманце, о желтых глазах, что смотрели на меня сквозь толщу воды. Тряхнула головой, избавляясь от пугающих мыслей. Даже отцу я не рассказала, как именно произошла моя встреча с ним. Вряд ли я могла поведать королю о том, как мужчина прижимал меня к своему обнаженному телу, как проводил языком по моей щеке, пробуя на вкус… Как его ладонь скользнула по моим бедрам, лаская.
Я снова потрясла головой. Сегодня был слишком тяжелый день, мне просто нужно отдохнуть. Так что, быстро искупавшись, я отправилась в постель.
* * *На следующий день Люк повез фойров показывать наши достопримечательности, коих в землях Идегоррии было немало. Я представила, как будут ахать морские, увидав наши радужные фонтаны или ходящие деревья, ветвями задевающие облака. Когда такой исполин неожиданно поднимается, с его корней осыпается земля, а когда он делает шаг в сторону, даже самые стойкие не удерживаются от изумленно-испуганного вскрика. И это лишь кусочек чудес моего мира, который столь прекрасен, что за девятнадцать лет своей жизни я не устала им восхищаться.
Верховный посол остался во дворце и до обеда разговаривал с отцом, уже приватно. А после попросил позволения поговорить со мной. Признаться, меня это несколько удивило, но, конечно, я не могла отказать гостю.
Снова нарядившись в длинное платье, головной покров и умастив лицо белилами, я неторопливо шла по дорожке нашего сада, ведя неспешную беседу с послом. Морской слушал меня, кивал, рассматривал розы и орхидеи, но мне чудилось, что мыслями он был далеко. Мы дошли до резной беседки, и я пригласила гостя войти.
Внутри беседки мягко светились бутоны плетущегося вьюнка, и на первый взгляд казалось, что цветы живые. И лишь приглядевшись, можно было понять, что ажурная решетка, стебли, лепестки и соцветия вырезаны из дерева и являются единым целым.
– О, работа Его Величества? – понимающе воскликнул посол. Я любовно провела пальцем по живым тонким листьям и лепесткам, кивнула.
– У отца мало времени на созидание, – с искренним огорчением сказала я. – Почти все дни он посвящает государственным делам. Поэтому вещей, созданных королем, так мало… Увы.
– Увы… – эхом отозвался посол и снова замолчал, как-то бездумно рассматривая беседку. В его глазах плескалось вечное море, в самой глубине которого зарождался шторм.
Словно вдруг на что-то решившись, старик повернулся ко мне:
– Ваше Высочество, Антарея… Вы знаете, я всегда считал род созидающих уникальным.
Он замолчал, словно вновь задумался, и, кажется, его мысли не нравились послу. Шторм нарастал.
– Так и есть, фьер Анххарамоитет, – с легкой улыбкой сказала я, пытаясь разрядить неожиданно тревожную атмосферу. – Как и род морских фойров! Мы все уникальны, каждый по-своему.
– Да… но созидающие… Вы способны на то, что не может никто на земле. – Посол снова уставился на бутон вьюнка. – Например, ваша картина, принцесса. В ней есть душа. Жизнь. Счастье. Она заставляет наши сердца биться в такт волнам. Она дарит забвение… Вы знаете, что такое забвение, принцесса? Конечно, нет. Вы еще слишком молоды. Ваше сердце не обижено разочарованиями и бедами… Как бы мне хотелось, чтобы оно осталось таким навсегда…
Посол снова замолчал.
– Я тоже, фьер Анххарамоитет! – отозвалась я, снова улыбнувшись. Непонятные речи старика меня тревожили, а взгляд немного пугал. Он резко отвернулся от бутона, который рассматривал, и взглянул мне в лицо.
