Евгений Щепетнов - Монах. Боль победы
– А как ты туда полезешь? Ты пощупай бока-то – чуешь чешую? Нет? Почему нет? Потому что нет ее, чешуи. Ты нежная и пухлая, как младенчик. В тебя любая стрела воткнется по самое оперение. А ждать, когда ты обрастешь, мы не можем. Так что выбора нет – лезть в дом мне. Между прочим, тебе отводится самое важное место в плане. Крылья теперь у тебя работают, так что летать ты можешь. Нечего возмущаться. И давай еще раз повторим, кто что делает. Я хочу, чтобы ты четко усвоила то, что я тебе говорил. Ну!
– Зверь ты. Жестокий и бесчувственный тип. Ладно, слушай! Ночью мы с тобой выходим на загаженную мостовую и, поскользнувшись на солдатском дерьме…
– Без красочных подробностей, пожалуйста.
– Без красочных? Тогда все тупо и скучно. Я, хватая тебя за телеса, тащу на дом, бросаю на крышу. Ты быстренько отрываешь головы всем, кто сторожит крышу, уворачиваясь от стрел, мечей и копий, а потом идешь вниз, отрывая головы всем, кто попадется по дороге. Находишь Гортуса, отрываешь голову ему, возвращаешься на крышу, я снова тебя хватаю и уношу к жене, бросив в конце пути прямо на ее гладкое нежное тело твою измученную воздержанием тушку.
– Я же просил – без красочных подробностей, – невозмутимо заметил Андрей. – Все верно. Чем проще, тем лучше. Нам плевать на шум, плевать на то, что кто-то узнает о существовании драконов. Пусть старейшины боятся, что о них узнают. Нам уже все равно. Что же касается тебя – нельзя тебе соваться в дом. Даже в обличье кошки. Ты беззащитна, и я не прощу себе, если ты погибнешь. Ты хочешь, чтобы я всю оставшуюся жизнь страдал, вспоминая, как послал тебя на смерть?
– Не хочу, – хмыкнула Шанти. – Да поняла я. Буду выполнять твои указания. Когда полетим?
– Сегодня. Как стемнеет хорошенько – и полетим. По слухам, к нему доставили женщину, так что он сегодня ночью очень занят.
– И ты так спокойно говоришь об этом?! – возмутилась Шанти. – Ты забыл, что они хотели сделать со мной?
– Я не спокойно. Я просто не позволяю себе думать о том, что там происходит. Если мы успеем – освободим эту несчастную. Если нет – отомстим за нее. Все. Отдыхаем. Через час вылетаем.
Андрей снял сапоги и улегся на кровать, вытянув ноги. Шанти подумала немного и тоже улеглась – рядом с ним, глядя в потолок.
Минут пять они молчали. Неожиданно Шанти спросила:
– Скажи, а ты думал, что будет, когда ты покончишь с Гортусом, вооружишь армию? Ты же пойдешь на Славию, да?
– Ну да… – сонно ответил Андрей. – Пойду. Мы же для того и шли к власти в Балроне. Надо же нам исчадий бить.
– А людей тоже бить?
– Каких людей? – Андрей открыл глаза.
– Тех, что живут в Славии. Тех, кого ты собрался защищать от исчадий. Исчадий – один на несколько тысяч. Но когда ты будешь за ними охотиться, убьешь множество тех, кто к исчадиям не имеет никакого отношения. Солдат. Селян. Горожан. Ведь исчадия соберут свою армию из этих людей. И ты их убьешь. Тысячи этих людей. Ради чего? Чтобы освободить их от исчадий, которые их убивают? Тебе не кажется это странным? Нет, я не осуждаю, я пойду за тобой везде, сделаю все, что ты скажешь. Но ты уверен в том, что ты делаешь?
– Нет. Не уверен, – хмуро ответил Андрей. Сон как рукой сняло, и где-то в сердце защемило так, как будто кольнули иглой.
– Тогда почему ты делаешь это? Вернее, собираешься делать?
– А ты видишь другую возможность очистить Славию от исчадий? Вот скажи, как мне поступить? Убить тысячи, а может, и десятки тысяч людей для того, чтобы счастливо жили остальные, или же оставить все как есть, и те же тысячи будут десятилетиями, сотнями лет умирать на жертвенных алтарях, превращаться в людей без чести и совести, руководствуясь лишь одним законом – правом сильного? Что мне делать? Ты полагаешь, я не задавался этим вопросом? Считаешь, я не думаю об этом каждый день? Каждый раз, когда мыслями возвращаюсь к Славии? Если Господь избрал меня своим мечом, чтобы избавить мир от скверны, – что я могу сделать? Это моя боль и моя гордость! Я – меч Божий!
– С чего ты взял? Сам догадался? Или сторож на базаре поведал?
– Ты чего меня мучаешь? – с болью сказал Андрей и отвернулся к стене. – Тычешь когтем прямо в открытую рану!
– Потому и тычу, что я знаю тебя. Ты потом будешь сгорать от мысли, что ты убийца тысяч ни в чем не повинных людей. Одно дело, когда мы защищаем себя от бунтовщиков. Убить негодяя Гортуса – это не просто святое дело, это долг каждого разумного существа. Он не имеет права на существование, он гад. Но те, в Славии? Сможешь ли ты забыть, что уничтожил их? А ты не задумывался, что, может, тебя совсем не Бог подвигает на это, а?
– А кто? – встрепенулся Андрей. – Нет, нельзя так говорить! Нельзя! – Его лицо побелело как полотно, он тяжело дышал, а глаза светились в темноте, как два фонарика. – Никогда так больше не говори! Я – оружие в руке Божьей! Все. Закончили на этом. И вообще нам пора.
Андрей отодвинул Шанти, встал, прошел в кухню, налил кипяченой воды и долго пил, проливая на грудь. В его голове колоколом звенели слова Шанти: «…Может, тебя совсем не Бог подвигает на это?» Совершив над собой усилие, он отбросил лишние сейчас мысли. Потом подумает над ее словами. А пока нужно идти и сделать то, что у него получается лучше всего, – убить. Убить всех, кого задумал, всех, кто помешает ему осуществить задуманное. И он сделает это.
Проверил пистолеты – работают безупречно. Щелкнул пару раз, открыл, посмотрел на свет стволы. Разложил по карманам патроны, четыре штуки сразу вложил в свои «пушки». По виду эти патроны больше напоминали «выстрелы» к подствольному гранатомету Калашникова ГП-30. Такие же толстенькие, тупорылые. Вот только не разрывные.
Увы, Андрей никак не мог решить проблему с взрывчаткой. Казалось – это так просто. Нужно всего лишь взять толуол, произвести некие операции и получить тринитротолуол. Тол в просторечии. Этакую похожую на мыло субстанцию, которую можно разогревать на костре, разливая в емкости, можно поджигать – и он будет гореть, как пластмасса, выделяя коптящий дым. А если в него вставить взрыватель и рвануть – поотрывает руки-ноги супостатам.
Вот только проблема – а где взять толуол? Эту прозрачную ядовитую жидкость? Ну да, понятно – из каменного угля или из нефти. Так вот, для того чтобы добыть его из каменного угля, надо вначале сделать печь, в которой этот самый уголь будет запекаться, выделить из него смолу, а потом, нагревая до ста одиннадцати градусов, извлечь этот самый толуол.
Или то же самое сделать с нефтью, разделив ее на фракции путем перегонки. И тут – смешная проблема. Кто-то когда-нибудь задумывался, какое значение в нашей жизни имеет термометр? Ну этот самый – обычный градусник? Чтобы толуол получился чистым, его надо отделять при одной и той же температуре. Как этого добиться, если нет прибора, ее измеряющего? Нужно его сделать. Как сделать? Взять стеклянную трубочку, заполнить часть ее ртутью, запаять. Потом погрузить трубочку в кипящую воду, подождать… и разметить термометр на сто делений. Просто, ага. Только где взять ртуть? Трубочку-то выдуть плевое дело, стеклодувов полно. Но где взять эту чертову ртуть? Из киновари, конечно. Так-то добыть ртуть несложно. Но надо привезти киноварь. А она на юге. А юг в войне. Можно отобрать киноварь у тех, кто делает краску, – у них она точно есть, еще довоенные запасы, но нужно вернуться в Анкарру…
И вот так одно за одно цепляется, и столько проблем, что голова кругом. Нужно сделать много серной кислоты, чтобы сделать много азотной. Нужно узнать, где есть выходы нефти – если есть. Где есть коксующийся уголь. Где добывают киноварь и пирит. Где… да много чего – где! Скорее бы грохнуть Гортуса, да домой.
Домой? Где он, дом? Вроде на Земле был дом… Да какой там дом? Кто его ждал на Земле, кроме чистильщиков, желающих укоротить жизнь наемника? Дом – это Антана, это Марк, это Олра с Марго, это Шанти, которая тихо сопит за плечом, боясь его потревожить, это Федор с семьей, это все-все его друзья, его близкие, его люди… Люди? И Шанти тоже? Конечно. Дай бог всем быть таким человеком, как она.
Андрей сунул пистолеты в вещмешок, завязал узел и закинул рюкзак за плечи. Готов.
– Ну что, моя крылатая радость, пошли позабавимся? – бодро предложил он и под веселое бурчание Шанти вышел из дома.
Пришлось поднять купца, чтобы он закрыл за ними дверь. Тот щурился спросонья и явно не понимал, куда собрались его «постояльцы». Андрей не стал ничего ему говорить, меньше знаешь – крепче спишь.
Захлопнулась калитка, и они с Шанти остались наедине с облачным небом и ночным ветром. Холодный ветерок пытался пробраться под куртку, и Андрей, запахнув ее поплотнее, зашагал туда, откуда должен был начаться их полет.
– Ну что, птичка моя, полетели?
– Полетели, мой мышонок! – хихикнула Шанти и, разогнавшись, подпрыгнула над землей, раскрывая крылья и на ходу цепляя Андрея за специально сделанную шлею. Его рвануло так, что перехватило дыхание, и он невольно ругнулся:
