Сергей Лукьяненко - Школьный Надзор
– А откуда узнали о портале в квартире?
– Делать ночью было нечего, вот и обследовали. Или случайно, когда ходили Светлых зубной пастой мазать.
– У нас пастой не мажут.
– Где ты, романтика пионерлагерей? – мечтательно сказал куратор.
А Дмитрий вспомнил, как Влад Чижов порывался узнать, что же за домовой прибирается в квартире, пока экскурсанты ходят по достопримечательностям. Скорее всего настроил какое-то следящее заклинание и получил неожиданный эффект.
– Если предположить, что они знают схему порталов по городу…
Александр вдруг выругался.
– Как я, осел, не додумался сразу?! – закончил он.
– Что? – насторожился Виктор.
– Музей! Они же книги бесконтактно листали, глазели везде. Могли там схему подсмотреть. Нужно будет сказать Тамаре. Но это я позже, а сейчас идем к следующему порталу.
– А он куда ведет?
– Уже подальше. На Ваську… То есть на Васильевский. Извини, забыл, что ты не местный.
– А ты здешний?
– Разумеется, нет.
– Откуда?
– Да где я только не был! Даже и не знаю, что считать теперь родными местами. Гражданин Ойкумены. Не смотри, что я так хорошо сохранился. Лет мне уже прилично.
Дмитрий посчитал бестактным интересоваться, сколько именно.
В кармане заиграл мобильный.
– Герр Инквизитор, – сказали из трубки. – Я побеседовал еще с ребятами. Они не вспомнили ничего конкретного, но… Слышали, что Чижов хотел устроить шабаш.
– Это все?
– Увы, да. Если это как-то вам поможет…
– Проверим. Как ребята?
– Разошлись по комнатам. У Карасева опять играют.
– Следите за ними. Особенно за… – Дмитрий подавил желание сказать про Анну в присутствии куратора. – За тем, о ком специально просил.
– Хорошо, герр Инквизитор. Удачи вам.
Дмитрий убрал телефон обратно в карман. Александр целеустремленно шагал теперь чуть впереди.
– Где на Васильевском можно устроить шабаш? – спросил Дреер, поравнявшись.
Александр даже остановился.
– С жертвоприношениями?
– Нет. Влад и другие троглодиты, конечно, фрукты еще те. Но до этого они вряд ли дойдут. Хотя, похоже, они решили попробовать, что такое хороший питерский шабаш.
– И что это такое? – Куратор иронически скривил губы.
– Насколько знаю из прошлого опыта… Для них шабаш пока – что-то вроде вечеринки на Хэллоуин. В школе Темным раз в год разрешается, если без фанатизма. А тут, видимо, решили оторваться. С фейерверками и плясками на могилах. Стоп!
Дреера вдруг осенило.
– Тут есть старые кладбища?
– Дмитрий! – Александр посмотрел на него, как на только что инициированного. – Тут все кладбища старые. Это Питер!
– Хорошо, если бы нам нужно было устроить шабаш на кладбище, да еще на Васильевском острове, куда бы мы отправились?
– Хм, надо подумать… – Александр облокотился на парапет набережной Фонтанки, глядя на воду. Потом вдруг опять тряхнул «хвостом»: – А чего тут думать! Смоленское. У меня была мысль туда вас всех сводить. Там Блока хоронили и няню Пушкина.
– Подходит! – сказал Дмитрий.
– Не совсем, – возразил инквизитор, явно противореча сам себе. Но потом разъяснил: – Это православное кладбище. Там очень много всего перемешано. Очень контрастное смешение изначальных сил. Многие Иные не выдерживают, особенно слабые. Пушкину стало плохо, когда он на могилу к няне пришел. Написал потом: на Смоленском так черно, что живым там бывать не следует.
– А Пушкин что, тоже?..
Дмитрий, хотя и вел еще недавно Иную словесность, знал о магах в литературе далеко не все. К архивам Ночного Дозора словесника никто допускать не собирался, Дневного – и подавно. Учебников, само собой, не было. Дмитрий хотел написать такой лично, даже сделал какие-то наброски, пользуясь конспектами своих же уроков. Но толком не успел, а затем ушел в Инквизицию.
– Вероятно, – махнул рукой Александр. – Мог быть слабым Темным. Попытки привлечь его с их стороны явно были.
– Это ваши историки раскопали?
Дмитрия как-то нехорошо резануло это «ваши». Как будто он сам был другим, принадлежал к иному ведомству. Но слово не воробей.
Александр, однако, пропустил мимо ушей эту шероховатость речи.
– Да при чем здесь историки? По стихам же видно!
И неожиданно процитировал:
…Тогда какой-то злобный гений
Стал тайно навещать меня.
Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.
Неистощимой клеветою
Он провиденье искушал;
Он звал прекрасное мечтою;
Он вдохновенье презирал;
Не верил он любви, свободе,
На жизнь насмешливо глядел —
И ничего во всей природе
Благословить он не хотел.[5]
Куратор насмешливо посмотрел на Дреера:
– Ничего не напоминает? По-моему, знакомая картина. Типичная стратегия Темных при вербовке.
– Александр, а кем ты был раньше? Светлым?
В кругу Инквизиторов не было принято интересоваться, какой стороне принадлежал сотрудник до посвящения в Серые. По-настоящему сильные, впрочем, умели определить истинную ауру под «форменным» покровом.
Дмитрий не умел.
– Светлым. – Куратор тряхнул волосами, как будто их цвет служил доказательством. – Невысокого ранга. Это я в Инквизиции только сумел его так сильно поднять. Но «цвет» до конца не смоешь.
Дреер вспомнил, как примерно то же самое говорил и Одноглазое Лихо. Но зацепило его другое:
– Тебя взяли в Инквизицию с невысоким уровнем?
– С пятым, – ответил Александр. – Очень давно. Сделали исключение.
– Для меня тоже, – брякнул Дреер.
– А тебе за какие заслуги? – тут же подхватил Александр.
Дмитрий прикусил язык. Но быстро нашелся:
– Был у нас один… Стригаль. Не умел с молодежью общаться. Его отозвали и решили, пусть будет надзирателем кто-то из своих, из школьных то есть. А я хорошо мог со всеми ладить, с Темными и Светлыми. Ну и раз надзиратель – переходи в Инквизицию. Так что без меня меня женили.
– Понятно. – Александр опять посмотрел, как бегут по Фонтанке чешуйки ряби. – Идем тогда посмотрим, как ты с Темными ладишь.
– Ты же сказал, не подходит Смоленское…
– Этого я не говорил. Не совсем подходит православное. Но есть еще и лютеранское. Оно через речку. Там питерские готы временами собираются. Скорее всего ваши туда и рванули.
– Куда идти?
– За мной. – Александр отделился от парапета.
До этого они стояли и разговаривали, как Пушкин с Онегиным на известном рисунке. Теперь куратор снова оказался впереди, и Дмитрию пришлось нагнать его.
– А тебя за какие заслуги взяли? – на ходу спросил он, решив восстановить баланс.
– Стратег из меня хороший был, – ответил Александр. – Раньше…
Но развивать тему не стал.
Преследователи достигли следующего портала в очень любопытном круглом доме на Фонтанке. Впрочем, тут едва ли не каждый второй дом был чем-то любопытен. Александр снова оживился, когда они с Дмитрием вышли с той стороны, уже на Васильевском острове. Он рассказывал, что в девятнадцатом веке магов в Петербурге было не в пример больше, чем теперь. А после революций, социальных потрясений и массового исхода Иных в середине прошлого столетия от них тут осталось столько всего, что Инквизиции хватит разгребать еще на десятки лет.
Лютеранское кладбище располагалось не на Васильевском, а на соседнем острове Декабристов. Инквизиторы добрались туда уже без всяких порталов.
– Смотри, – велел Александр, когда они еще только приблизились.
– Что? – не понял сразу Дмитрий.
Он видел перед собой только ограду, и еще дальше желтели каменные ворота в свете фонаря. Если не знать, то и не скажешь, что тут кладбище.
– Через Сумрак, – уточнил куратор.
Над кладбищем словно развернулось северное сияние – и это в самом-то конце июня. Сполохи переливались, сворачивались в многомерные структуры, один цвет переходил в другой. Сумеречное небо выглядело дисплеем, на который установили замысловатый скринсэйвер.
– Нужно вызывать Ночной Дозор. – Александр полез в карман джинсов за телефоном.
– Мы же сами Инквизиция, – сказал Дреер.
– Ты видишь эту свистопляску? Замять дело все равно уже не сможем. Темные устраивают шабаш едва ли не в центре города, без лицензии.
– Подожди! Накроем их сейчас, а потом можно звонить.
– Накроем, говоришь… – Александр пристально глянул на сполохи. – Нехорошее у меня предчувствие. Очень нехорошее. Ладно, пошли. Вот здесь лучше всего…
Четко понять, где находится эпицентр игры Силы, было нельзя – вроде того, как по фейерверку толком не определишь, из какой именно точки его запускают.
Дмитрий ни разу еще не бывал на кладбище ночью. Впрочем, Смоленское впечатлило бы и днем.
Он гулял в Сумраке Праги. Стоял на Карловом мосту и смотрел на город, думая о том, как нелегко здесь жилось неинициированному Иному Францу Кафке.
Но в ауре Праги царило равновесие сил, поэтому Европейское Бюро и выбрало город своей резиденцией, хотя могло расположиться где угодно, хоть в Риме.
