Иоганн Музеус - Народные сказки и легенды
Разгневанный гном покинул землю с твёрдым намерением никогда больше не смотреть на дневной свет. Но благодетельное время постепенно исцелило старые раны и стёрло следы печали. Правда, прежде чем это произошло, минуло девятьсот девяносто девять лет. И вот однажды, когда уныние и скука одолели повелителя подземного царства и он пребывал в дурном настроении, его любимец, придворный шут Кобольд, посоветовал ему совершить увеселительную прогулку в Исполиновы горы. Эта идея понравилась Его Величеству. Не прошло и минуты, как цель далёкого путешествия была достигнута и гном очутился посреди большой лужайки, некогда превращённой им в чудесный парк. Тотчас же он снова придал этому уголку его былое великолепие. Впрочем, новое превращение оставалось скрытым от человеческого глаза, так что проходивший мимо путник не смог бы увидеть здесь ничего, кроме дикой глуши.
Знакомая картина розовым светом озарила счастливую пору его первой любви, напомнив о давнем приключении. Казалось, история с прекрасной Эммой произошла только вчера. Гном представил её образ так живо, будто она была рядом. Но воспоминание о коварстве принцессы с новой силой всколыхнуло в нём чувство негодования, которое он когда-то испытал, пытаясь постигнуть человеческую природу.
— Несчастные земные черви! — вскричал он, озирая с высокой горы колокольни церквей и монастырей в городах и сёлах. — Я вижу, вы по-прежнему своевольничаете внизу, в долине. Сколько раз досаждали вы мне своими кознями, но теперь вам придётся заплатить за всё. Я буду травить и мучить вас, чтобы вы трепетали перед Духом Гор! Едва произнёс он эти слова, как услышал вдали человеческие голоса. Трое молодых парней шли горной тропой, и один из них, самый смелый, беспрестанно кричал:
— Рюбецаль, иди сюда! Эй, Рюбецаль, похититель девушек!
История о любовном приключении горного духа с незапамятных времён добросовестно сохранялась в народных преданиях. Переходя из уст в уста, она, как водится, обрастала новыми вымышленными подробностями. Оказавшись в Исполиновых горах, путники обязательно заводили между собой разговор об этом приключении. Всевозможными небылицами они пугали наиболее робких своих товарищей, вольнодумцы же, остряки и философы, не верившие в являющихся средь бела дня призраков, только посмеивались и, шутки ради, или желая показать свою храбрость, принимались вызывать горного духа, дразня его ненавистным прозвищем. Но никто и никогда не слышал, чтобы миролюбивый гном наказал оскорбителя, ибо в глубинах его подземного царства до него не долетало ни единого слова. Тем более ему неприятно было узнать сейчас, какую скандальную известность приобрёл он у здешних жителей.
Как ураган пронёсся гном над сосновым лесом, намереваясь задушить беднягу, потешавшегося над ним без всякого злого умысла. Но тут ему пришло в голову, что такая откровенная месть вызовет переполох в деревнях, люди станут избегать этих мест, и тогда он не сможет совершать над ними свои проделки. Поэтому хозяин гор позволил парню беспрепятственно продолжить путь. Но про себя решил не оставлять его озорство безнаказанным.
На ближайшей развилке дорог насмешник простился с попутчиками и на этот раз благополучно добрался до города Гиршберга. Однако гном невидимой тенью неотступно следовал за ним.
Проводив путника до постоялого двора, он вернулся в горы и стал обдумывать свою месть. Вдруг на дороге, ведущей в Гиршберг, гном увидел богатого еврея, и ему тут же пришла в голову мысль сделать его орудием возмездия.
Приняв облик оскорбившего его парня, он присоединился к еврею и, дружески беседуя с ним, незаметно свернул с дороги, завёл в чащу леса и там злодейски напал на него: вцепился в бороду, избил, а потом, повалив на землю, связал, заткнул кляпом рот и отнял сумку с деньгами и драгоценностями. Угостив беднягу на прощание крепким пинком, он ушёл, бросив его в кустах, ограбленного и полуживого.
Придя в себя от испуга и убедившись, что он ещё жив, еврей стал громко стонать и звать на помощь. Он боялся умереть от голода в этой ужасной глуши.
Вскоре к нему подошёл почтенный человек, по виду горожанин, и участливо спросил, что с ним. Увидев верёвки на его руках и ногах, он развязал их, дал глоток оказавшейся при нём живительной воды и вывел на дорогу, — одним словом, обошёлся с ним, как милосердный евангельский самаритянин с человеком, подвергшимся нападению разбойников[77]. Словно архангел Рафаил юного Товия[78], горожанин любезно проводил ограбленного еврея до дверей постоялого двора в Гиршберге, дал ему немного денег на пропитание и, попрощавшись, ушёл.
Как же удивился еврей, когда войдя в трактир, увидел грабителя, свободно и непринуждённо сидевшего за кружкой простого вина и весело шутившего с соседями по столу, будто не чувствуя за собой никакой вины. Рядом с парнем лежал его дорожный мешок, куда он, должно быть, спрятал украденную сумку. Не зная, верить ли собственным глазам, поражённый еврей пробрался в угол и стал обдумывать, как вновь завладеть своим добром. Он был уверен, что не ошибся, поэтому незаметно вышел за дверь, отправился к судье и подал ему свой «Привет вору»[79].
Гиршбергская юстиция, так же, впрочем, как и всякая другая, славилась тогда тем, что быстро и решительно утверждала право и справедливость, если при этом было чем поживиться. Во всех других случаях она плелась черепашьим шагом.
Много повидавший еврей был уже знаком с этим обычаем и указал нерешительному судье, долго колебавшемуся, принять его донос, или нет, на ценность пропажи. Ободренный золотой надеждой судья тотчас отдал приказ об аресте грабителя.
Стражники с копьями и палками окружили постоялый двор, схватили ни в чём не повинного парня и привели в ратушу, где уже собрались мудрые отцы города.
— Кто ты и откуда родом? — сурово спросил городской судья, когда ввели подсудимого.
Тот ответил чистосердечно и без всякого страха:
— Я честный человек, портной по профессии. Зовут меня Бенедиктом, родом я из Либенау, а здесь работаю подмастерьем.
— Не ты ли злодейски напал в лесу на этого еврея, жестоко избил его, связал и украл у него сумку?
— Этого еврея я никогда в глаза не видал, не избивал, не связывал и не брал у него сумки. Я честный ремесленник, а не разбойник с большой дороги.
— Чем ты можешь доказать свою честность?
— Цеховым свидетельством и незапятнанной совестью.
— Покажи своё свидетельство.
Бенедикт смело раскрыл мешок, так как хорошо знал, что в нём нет ничего, кроме принадлежащих ему благоприобретённых вещей. Но, что это…? Когда он вытряхивал свои пожитки, что-то зазвенело будто золото.
Стражники проворно разрыли вещи портного и из-под груды хлама достали, к великой радости еврея, похищенную у него тяжёлую сумку. Едва не лишившийся чувств от охватившего его ужаса парень стоял, словно поражённый громом. Бледный, с трясущимися губами и подгибающимися коленями, он не в силах был произнести ни слова. Грозное лицо судьи, его нахмуренный лоб не предвещали ничего хорошего.
— Ну что, злодей! — загремел он. — Ты и теперь осмелишься отпираться?
— Смилуйтесь, господин судья, — вскричал обвиняемый. — Клянусь всеми святыми Неба, я не виновен и не знаю, как сумка еврея попала в мой мешок. Бог тому свидетель!
— Ты уличён. Сумка у тебя в мешке — неопровержимое доказательство твоей вины. Окажи уважение Господу Богу и властям
и добровольно признайся, прежде чем придёт палач и выпытает у тебя правду.
Перепуганный Бенедикт продолжал настаивать на своей невиновности, но он взывал к глухим. Судья был уверен, что перед ним упрямый мошенник, который пытается во что бы то ни стало избежать петли.
Чтобы докопаться до истины, он пригласил страшного мастера Хеммерлинга[80]. Стальными аргументами своего красноречия ему надлежало помочь обвиняемому оказать уважение Богу и властям и, пренебрегая собственной шеей, во всём сознаться.
Бедняга окончательно потерял радостное спокойствие человека, совесть которого чиста, и весь дрожал, в ожидании предстоящих мучений. Когда палач приготовился поднять его на дыбу, Бенедикт понял, — после такого испытания он навсегда лишится возможности взяться за иглу. Чтобы не остаться на всю жизнь калекой, он решил разом покончить со всеми мучениями и сознался в преступлении, которого на самом деле никогда не совершал.
На этом, без лишних формальностей, уголовный процесс завершился. Подсудимый, по единодушному решению судьи и заседателей, был приговорён к повешению, и по заведённому аккуратной юстицией порядку, а также во избежание лишних издержек, приговор надлежало привести в исполнение ранним утром следующего дня.
Публика, привлечённая этим важным процессом, нашла решение мудрого магистрата справедливым, но никто не аплодировал судьям громче, чем «милосердный самаритянин», пробравшийся в зал суда и неустанно превозносивший любовь к справедливости отцов города Гиршберга. Да, да! Никто не принял такого горячего участия в деле портного, как этот друг людей, а им был никто иной, как сам приятель Рюбецаль, невидимой рукой подложивший сумку еврея в мешок оскорбившего его парня.
