Екатерина Булей - Туман и дракон. Книга первая
– Дадим ему попробовать. А казнить всегда успеем.
И, чтобы окончательно умаслить своего строптивого товарища, граф добавил:
– Предлагаю вам сжечь его рукописи. Это у вас лучше получится. Вы же знаете, я недолюбливаю огонь.
Рукописи горели. Трещали страницы, сворачивались и смуглели, превращались в тонкие трубочки, а после рассыпались белизной бархатистого пепла. Испарялись с них, исчезая в вечности, сюжетные линии, точно найденные подробности, казавшиеся единственно верными слова.
Стокер глядел, как гибнет в огне его творение, раздираемый противоположными чувствами. Он всё ещё дрожал за свою жизнь – и радовался, что остался в живых; сожалел о каждой из страниц, с которыми было связано столько труда и наслаждения – и параллельно испытывал всепоглощающий восторг от того, что его герой, которого он мыслил своим созданием, находится совсем рядом, что он существует! Творение, становящееся жизнью – не об этом ли мечтает каждый настоящий художник? И каждый маг…
Но на самом ли деле всё это происходит? А может, он просто сошёл с ума? Необходимо срочно спросить у Мазерса…
Ах да, он всё равно скоро увидится с Мазерсом. Это вопрос жизни и смерти.
Выяснение отношений
Сегодня вечером граф пребывал не в лучшем расположении духа. Похоже, решение сделать Люси своей вечной подругой было весьма опрометчивым: приходилось с горечью констатировать факт, что после смерти её эксцентричный и резкий характер ничуть не исправился. Чуть-чуть освоив профессиональные приёмы не-мёртвых, она желала всё делать по-своему – да так, что у Дракулы глаза на лоб лезли. Признаться, он до такой степени устал от необходимости постоянно следить за ней и исправлять последствия её ошибок и капризов, что сегодня решил отдохнуть. Пусть-ка свежеиспечённая вампирша поохотится сама! А он настолько вымотался, что даже есть не хочется.
Зато Цепеш не страдал отсутствием аппетита и уминал за обе щёки хлеб с сыром и ветчиной, заполняя пространство вокруг себя отвратительным запахом человеческой еды. Если бы для удовлетворения этой низменной физиологической потребности он уединился в каком-нибудь закоулке, это было бы ещё выносимо. Однако средневековый князь привык вкушать яства в компании, а единственную на данный момент компанию представлял вампир. Граф сделал попытку намекнуть на свои чувства, улёгшись в гроб. Но князь был недоступен столь тонким намёкам. Как ни в чём не бывало, он устроился перед гробом. Ел, пил и говорил – естественно, как поёт жаворонок:
– За Стокером надо проследить, не возьмётся ли снова за роман. Если вы, граф, намерены и дальше оставаться в Англии, вы уж за ним приглядывайте. А у меня в Европе дел полно. Судя по картам, маловато земли у королевства Румыния: я бы ему добавил ещё Трансильванию и Южную Добруджу. Да и Бессарабию стоит у России отобрать. Уж я покажу современному изнеженному поколению, что такое настоящая война! Тем более, люди столько всякого напридумывали, что воевать теперь – одно удовольствие. Самоходные повозки без лошадей сделали, немец Отто Лилиенталь, как пишут в сегодняшней газете, испытывает каких-то искусственных птиц… А я тут вчера заходил в тир, поучился с новым оружием обращаться. Ну что я вам скажу – едва поверил, что игрушка, на вид столь малая, бьёт в цель сильнее арбалета!
Последовало затишье, во время которого граф стал надеяться, что поток излияний кончился. Приподнявшись из гроба, он увидел, что Цепеш как раз обтирает губы и руки салфеткой. Обтёр, бросил её к объедкам и с удовольствием сказал:
– И чудаки же эти, из особняка, если думали, что я добровольно себя отдам в их руки. Нет уж! Обойдутся как-нибудь и султан, и валашские бояре без моего мёртвого тела. А следующий, двадцатый век будет, как я предвижу, интересным, и в нём я своё тело использую по назначению. Лишь когда совсем состарюсь, лет так в шестьдесят, уйду в монастырь, если уцелели они ещё в этом развращённом мире. Но, должно быть, уцелели, а то без них не стал бы Бог терпеть грехов людей, смёл бы нас с земли начисто…
Граф опустил голову на подушку гроба, довольно явственно стукнув затылком о дерево. Но Цепеша не заставил уняться даже этот звук.
– Да, вот ещё что… Негоже мне уезжать из Англии, не разведав напоследок: что ж это за люди, которые меня, считай, из могилы вытащили, а после умогилить хотели? И в этом, граф, мне поможете вы.
Этого уж вампир вынести не мог! Он так стремительно выметнулся из гроба, что через секунду уже стоял перед Цепешем, скрестив руки на груди и надменно – по крайней мере, он постарался добавить побольше надменности – сдвинув брови:
– Что я слышу, князь? Вы рассчитываете на мою помощь – после всего того, что вы мне сделали?
– Что я вам сделал? – В голосе этого наглого смертного звучало лёгкое недоумение. – Ну, я всего лишь помог вам осуществить возмездие над Стокером.
– Нет! Я имею в виду ваше поведение в ресторане.
– По-прежнему не понимаю.
– Да неужели? После того, как вы меня выставляли на посмешище целый вечер – да вы должны благодарить меня, если я отпущу вас живым!
Цепеш удивлённо развёл руками. Его спокойствие выводило графа из себя: неужели он, повелитель вампиров и ужас Трансильвании, настолько поддался влиянию цивилизации в Лондоне, что его никто не боится? Нет, не может быть! Этот клерк, Харкер… ну, и мисс Люси хотя бы частично, поначалу – все они разделяли страх и благоговение, которые граф всегда умел вселять в людские сердца. Почему же на этого средневекового болвана ничто не действует? Может ли он быть настолько храбр – или настолько туп?
– А что такого? Стокер всё равно ничего не понял. Но если вы, граф, до сих пор переживаете из-за таких пустяков, можете считать, что мы весь вечер вместе шутили над Стокером. Милостиво разрешаю вам считать именно так.
Не-ет!! Не хватало только его милостивого разрешения!.. Граф чувствовал, что гнев буквально рвётся наружу… И наконец прорвался! Брызнувшей из-под кожи серой шерстью, заострившимися когтями и лёгким покалыванием в стремительно вытягивавшихся передних отделах лица. Трансформация в волка-оборотня обычно требовала большого напряжения сил, но сегодня она прошла как по маслу. «Энергия гнева – мощное оружие, если использовать её по назначению», – естествоиспытательски отметил про себя граф, в то время как его тело, принадлежащее огромному человековолку, росло, и росла его радость, что сейчас Цепеш отступит, что в каре-зелёных глазах мелькнёт испуг, что он повернётся к нему спиной и обратится в позорное бегство…
Цепеш действительно отступил на шаг. Деловито оглядел графа с головы до ног – точнее, в данный момент до лап. И спокойно, даже можно сказать, расслабленно повернулся спиной:
– Кстати, граф, если вы всё равно уж когти отпустили, почешите мне спину, пожалуйста. Слева, пониже лопатки.
Гнев отступил так же внезапно, как и нахлынул. Ещё хотелось наброситься, рвать волчьей пастью эту широкую красноватую шею – но пасть уже трансформировалась обратно, и клыки стали не так велики, и вообще, набрасываться на жертву, которая не бежит, не боится и не сопротивляется – это неинтересно и неспортивно.
– Пусть турецкий султан вас чешет, – проворчал вампир, уже полностью в человеческом облике, отряхивая клок серой шерсти, приставший к рукаву. – С какой стати я…
– С такой, что мне с гипсом не достать.
Если вампир вас не укусил, это не значит, что он перестал на вас злиться.
– С гипсом, с гипсом… Не слишком ли вы носитесь со своим гипсом?
– О чём это вы? – Цепеш повернулся к нему лицом.
– О том! Постоянно твердите, что не можете сделать то или другое, потому что гипс мешает. А если просто потому, что – не можете?
Глаза у Цепеша раскрылись широко-широко, даже против обычного размера.
– Да, да! Что вы совсем не такой ловкий и сильный, как похваляетесь? Тогда конечно, выгоднее ходить с гипсом до конца своих дней.
Ага, на сей раз вампир угодил в больное место! Цепеш закусил нижнюю губу. Несколько секунд он покачался с пятки на носок, уставясь на графа с мальчишески-обиженным выражением, а потом отошёл и направился в угол, туда, где прямо на полу стояло несколько подсвечников, лишь в одном из которых горела свеча. Взял пустой подсвечник в левую руку и, прислонив правую к стене, и с силой ударил по гипсу.
В мгновение ока граф оказался рядом:
– Эй, дружище, ну я пошутил, ну что за истерика? Прекратите! Вам же сказали, что повязку нельзя снимать!
Цепеш опустил руки. Гипс был на месте, хотя и тронутый зазмеившейся трещиной.
– Рано или поздно снять всё равно придётся. Почему бы не сейчас?
– Но вам же не сказали, сколько ещё с ней надо ходить.
– Вот именно!
Граф хмыкнул с сомнением.
– Разумеется, это ваш гипс. И это ваша рука. И всё-таки подумайте как следует: а вдруг она ещё не срослась?
– Уверен, что срослась. Совсем не болит.
– Я не специалист в медицине, но, по-моему, «не болит» – недостаточно чёткий критерий… Ну смотрите! Если не сможете владеть рукой, я не стану с вами нянчиться.
