Джон Адамс - Путь волшебника
Но Марвин улыбнулся, впервые за очень долгое время.
— Успокойся, все в порядке… Оно у меня. — Выудив из заднего кармана штанов письмо Джейку Петракису (более грязное, чем было), он протянул его Энжи. — Вот оно. И не говори, что я ничего для тебя не делаю.
Это была его коронная фраза, украденная из телесериала и употребляемая, как правило, когда надо было кормить Миледи, мыть за собой тарелку после завтрака или складывать собственную одежду.
— Возьми, открой, — говорил он теперь. — Убедись, что это то самое.
— Мне и не надо, — раздраженно запротестовала Энжи. — Это мое письмо, уж поверь мне, я его сразу узнала.
Но она все равно вскрыла конверт и вынула оттуда один сложенный листок, на который взглянула… и застыла, не веря своим глазам. А после протянула листок Марвину. С обеих сторон он был пуст.
— Да уж, ты свою работу основательно проделал, — мягко сказала она совершенно пораженному брату, который уставился на нее, разинув рот. — Тут и сомнений быть не может. Я просто пытаюсь понять, зачем нам понадобилась такая невероятная ерунда ради пустого листка бумаги.
А вот Марвин отполз от нее подальше на кровати.
— Это не я, Энжи! Клянусь! — Марвин нетвердо поднялся на ноги и теперь стоял, подняв руки, словно приготовившись защищаться на случай, если она набросится. — Я просто вытащил его у тебя из рюкзака. Даже не смотрел на него, честное слово.
— Что? Я написала его грейпфрутовым соком, чтобы никто не прочел, если только не подержит над лампой? Ладно, уже не важно. Сойди с подушки и садись.
Марвин настороженно повиновался и скорее прикорнул, чем сел рядом с ней на краю кровати. Они немного помолчали, а потом он сказал:
— Это ты. Это ты с письмом сделала. Тебе так хотелось, чтобы оно не было написано, что его просто не стало. Вот что произошло.
— Ну да, конечно, — отозвалась сестра. — Я тут могучая ведьма… Сказала же, не важно.
— Нет, важно.
Она так отвыкла видеть Марвина с обоими глазами, что его лицо показалось ей вдвойне серьезным, а он очень тихо добавил:
— Ты у нас самая крутая ведьма, Энжи. Ему нужна была ты, а не я.
На сей раз она не ответила, и Марвин продолжал:
— Я был приманкой. Да, я играю с мешками для мусора и кларнетами и заставляю ходить гадких кукол. Ему-то что с того?
Но он знал, что ты за мной придешь, поэтому и запер меня в прошлом четверге, чтобы легче было тебя зацапать. Только он просчитался, не сообразил, что ты сама сможешь одолеть весь путь назад. Без заклинаний и прочей ерунды. Именно так все и было, Энжи! Именно поэтому я знаю, кто из нас двоих настоящая ведьма.
— Нет! — почти закричала Энжи. — Нет, я просто была очень зла, это совсем другое дело. Никогда нельзя недооценивать разозленную женщину, о Великий. Но ты… Ты прошел всю дорогу назад совершенно один, и ты схватил его. Ты будешь гораздо сильнее, и он это знает. Он просто решил избавиться от конкурента, пока у него есть такой шанс. Не слишком великодушный старик этот El Viejo.
Пухлая мордашка Марвина вдруг посерела.
— Я не такой! Не хочу быть как он!
Оба глаза у него вдруг наполнились слезами, и он повис на сестре, как того не делал со своего возвращения.
— Это было ужасно, Энжи, это было так ужасно. Ты ушла, я остался совсем один и не знал, что делать, только понимал: делать что-то надо. А потом вспомнил про Миледи и решил, что если он не пускает меня, то я пойду другой дорогой, мне было так страшно и я был так зол, что просто шел и шел в темноте, пока не… — Он плакал так горько, что Энжи едва разбирала слова. — Я больше не хочу быть ведьмой. Не хочу!!! И чтобы ты была ведьмой, тоже не хочу!
Энжи обняла его и укачивала, как любила это делать, когда ему было три или четыре года, и пряники рассыпались по всей кровати.
— Все хорошо, — говорила она, прислушиваясь, не раздастся ли в гараже шум родительской машины. — Ш-ш… ш-ш… все хорошо, все кончилось, мы в безопасности, все хорошо… Все нормально, мы с тобой не ведьмы. — Она уложила его головой на подушку и накрыла одеялом. — Поспи.
Марвин поглядел на нее, потом на стену магов у нее за спиной.
— Сниму-ка я их, — пробормотал он. — Может, повешу парочку футболистов. Бразильцы клево играют. — Он уже начал дремать, как вдруг рывком сел: — Энжи! Ребеночек!
— А что с ним такое? Из El Viejo получился вполне симпатичный младенец. Сердитый, но миленький.
— Когда я уходил, он был больше, — сказал Марвин. Энжи непонимающе уставилась на него во все глаза. — Я оглянулся, когда он лежал у старушки на коленях, и он уже был больше, чем когда я его нес. Он начинает сначала, Энжи! Как Миледи.
— Лучше он, чем я, — отозвалась Энжи. — Надеюсь, на сей раз у него будет младший брат, он это заслужил.
Она услышала шум машины в гараже, потом звяканье поворачиваемого в замке ключа.
— Засыпай, — сказала она. — И ни о чем не волнуйся. После сегодняшнего мы с чем угодно справимся. Вдвоем справимся. И без всякого колдовства. Кто бы из нас ни был ведьмой, обойдемся без сорняков и волшебных палочек.
Марвин сонно улыбнулся.
— Если только они нам очень-очень не понадобятся.
Энжи протянула руку ладонью вверх, и брат хлопнул по ней, скрепляя соглашение. Глянув на свои пальцы, Энжи вдруг охнула:
— Фи! Высморкался бы!
Но Марвин уже спал.
перевод А. КомаринецУрсула К. Ле Гуин
СЛОВО СВОБОДЫ
Урсула К. Ле Гуин — автор многих и многих произведений, ставших классикой научной фантастики и фэнтези; ее перу принадлежат романы «Левая рука тьмы» («The Left Hand of the Darkness»), «Резец небесный» («The Lathe of Heaven»), «Обездоленные» («The Disposessed») и «Волшебник Земноморья» («The Wizard of Earthsea»), а также другие произведения цикла о Земноморье. Она получила «Гранд Мастер Небьюла» — премию Американской ассоциации писателей-фантастов, а также пять раз удостаивалась премии «Хьюго», шесть — «Небьюлы», два — «Всемирной премии фэнтези» и двадцать — премии «Локус». Награждена медалью Ньюбери; удостоена Национальной книжной премии и приза Маламуда от американского ПЕН-клуба. Библиотека Конгресса назвала ее живой легендой.
На свете мало вымышленных королевств, сопоставимых по читательской любви и почету с Земноморьем Урсулы К. Ле Гуин. Это край островов и морей, колдунов и заклятий, более тридцати лет пленяющий воображение ценителей фантастики.
Хотя романы о Земноморье пользуются наибольшей известностью — первый роман цикла, «Волшебник Земноморья», увидел свет в 1968 году и переиздается по сей день, — его мир был впервые явлен в рассказе, предлагаемом ниже. Это история о нелюдимом, влюбленном в природу волшебнике Фестине, столкнувшемся с темной алчностью злого чародея, которому было мало одной жизни.
По мере того как Фестин пытается вырваться из вечного, как ему мнится, плена, его магические способности подвергаются испытанию, а голодная тьма наступает. Зло накрывает отчизну Фестина, и он должен изыскать способ спасти не только себя, но и любимый край.
Перед вами классическая история о схватке отважного одиночки со злом и о силе, которую мы обретаем, когда жертвуем всем во имя любви.
Где он? Твердый и скользкий пол, черный и смрадный воздух — это все. Не считая головной боли.
Распростертый на влажном холодном полу, Фестин со стоном молвил:
— Посох, сюда!
Но ольховый магический посох так и не прыгнул в руку, и Фестин понял, что попал в беду. Он сел; лишенный посоха, а с ним и приличного света, он вынужден был щелкнуть пальцами, чтобы высечь искру, пробормотав особое заклинание. Голубоватый шарик души отделился от искры и немощно замерцал, покатившись во тьме.
— Выше, — велел Фестин, и крохотная шаровая молния поднималась, пока не озарила вогнутый люк: очень высоко — настолько, что Фестин, спроецировавшийся в этот огонек, мгновенно узрел собственное лицо, бледной точкой светившееся в сорока футах внизу. Свет не отражался от сырых стен, они были сотканы из ночи при помощи волшебства.
Части Фестина воссоединились, и он приказал:
— Погасни.
Шарик исчез. Фестин сидел в темноте, похрустывая пальцами.
Напали, должно быть, сзади, застали врасплох: он помнил лишь, как вечером шел по родному лесу, беседуя с деревьями. Не так давно, на середине своей одинокой жизни, Фестин вдруг ощутил бремя бесполезной, нерастраченной силы, из-за чего он, осознав необходимость научиться терпению, покинул селение и ушел общаться с деревьями, все больше с дубами, каштанами и белой ольхой, чьи корни пребывают в глубинной связи с бегущей водой. Он вот уже полгода не говорил ни с одним человеческим существом. Погруженный в основы основ, он не творил чар и никому не мешал. Так кто же околдовал его и заточил в этом зловонном колодце?
— Кто? — спросил он у стен, и медленно проступило имя: оно собралось и скатилось к нему подобно густой черной капле, выступившей из каменных пор и плесени: «Волл».
