Море Имен - Онойко Ольга

– Вселенная так велика, что в ней есть место всему, – назидательно сказал Эн.

– Вымышленный где и кем?

– Да чёрт его знает, – лениво сказал демон и уселся на ковёр. – Неважно.

«Вот теперь всё понятно, – сказал себе Алей, – и другой ход истории, и другие названия городов». Стоило бы подумать ещё: может, отыскалась бы зацепка… Времени недоставало. Алей поколебался немного и закинул удочку:

– Значит, Ясень ушёл не в опорный мир этой книги?

– Грубо, – сказал Эн, – неаккуратно, не годится. Я пришёл не о Ясене поговорить, а о тебе. Пока великий государь с разведкой своей толкует и бояр стращает.

– И что ты хочешь мне сказать?

Эн подался к Алею и доверительно шепнул:

– Алик, а ты никогда не задумывался, какой у тебя Предел?

Несколько мучительных мгновений Алей искал, как можно ответить на это вопросом. Проксидемон лучезарно улыбался и терпеливо ждал.

– Тебе-то зачем? – наконец, выговорил Алей.

– Да я тут подумал, – прожурчал Эн, – должна же тебе быть от меня какая-то польза. Я всё же сервис-программа, не как-нибудь. Могу, например, тебя на верный путь вывести, цель указать. Что ты всё сводишь к приземлённому и обыденному! Я ведь и мировоззренческие, философские вопросы решать могу.

«Чтоб ты лопнул», – подумал Алей, но промолчал.

– Вот, скажем, – соловьём разливался демон, – нравишься ты Летену Истину. Он тебе всё прощает, оберегает тебя, носится с тобой как с писаной торбой. Думаешь, он в эту заварушку за Пределом своим полез? Шиш там! За тобой он полез, за своим мальчиком. А теперь подумай, Алей Обережь, какой у тебя Предел? Не придумывается? Не понимаешь намёков? Так я прямо скажу.

И Эн наклонился к нему, подняв свечу, приблизил лицо к лицу Алея так, что стало видно, какая неестественно ровная у демона кожа – без пор и неровностей, и без намёка на бороду и усы, будто у женщины.

– Хочешь быть правой рукой Вождя, Алик? – тихо спросил Эн. – Его главным советником?

Алей подавился воздухом. Этого он не ожидал.

Эн умолк и оценил выражение его лица; остался доволен. Выпуклые глаза его заблестели, на бледных щеках появился румянец азарта. Тесёмка на голове натёрла ему лоб: проксидемон оттянул её, с удовольствием почесался и блаженно вздохнул.

– Съёмная совесть отца народов, – проговорил он и мелко, мерзенько захихикал. – Неплохо для такого ничтожества, а? «Летен Истин, прикажите брать пленных!» Очень пафосно вышло.

– Искусителя изображаешь? – бесцельно уронил Алей.

Похоже, в этом раунде Эну доставалась чистая победа… Алей мог только смириться. В горле встал сухой ком; Алей судорожно глотал его и никак не мог проглотить. «Эн подчиняется Летену, – думал он. – Когда Летен вернётся, то разберётся с ним…»

– Зачем что-то изображать? – патетично вопросил демон. – Зачем лицемерить? Достаточно просто говорить правду. Кстати, это легко и приятно.

«Он может говорить правду, – вспомнил Алей. – Может врать. Но всё, что он делает, он делает с самыми худшими намерениями». И вдруг смутная, слабая искра промелькнула в мозгу. Измученный вконец, Алей упустил её и осознал только ассоциативный след, самый общий смысл. Но этого хватило.

Он перевёл дух.

– Эн, – сказал он вполголоса, – можно задать тебе философский вопрос? В некотором роде, мировоззренческий?

Демон вскинул брови, захлопал глазами и напустил на себя польщённый вид.

– Конечно, – сказал он с отеческим участием. – Конечно, Алик.

– Эн, чего ты хочешь для себя? В конечном итоге? У тебя есть цель?

Стало так тихо, что можно было услышать треск поленьев в кострах, горевших перед шатрами. Фыркали лошади, переговаривалась стража. В темноте лицо демона походило на мягкий, желтоватый круг сыра. Улыбка сошла с него, бледные глаза потемнели. Алей понял: пусть он не выиграл, но сумел свести поединок к ничьей. Победа ушла из цепких лап туннелирующей сервис-программы.

Эн так и не ответил. С минуту он смотрел на Алея впрямую, и недоумение на его лице постепенно сменялось ожесточением и ненавистью. Алей не мог бы поручиться, но ему показалось, что на миг черты проксидемона исказила боль.

Монашек Аникей вскочил на ноги. Облик его исказился, как отражение в кривом зеркале или неспокойной воде; силуэт стал плоским, подёрнулся рябью… И хлопнул полог шатра: он исчез.

Алей не слышал, когда вернулся Летен Истин. Вымотанный до полного бессилия, он упал на шубу и уснул как убитый, едва остался в одиночестве.

Летен разбудил его утром, уже к концу завтрака, сунув под нос миску с кашей. Алей чуть не опрокинул её со сна. Он заморгал, поднимаясь. Боль ушла – то ли подействовали местные травки, то ли сама отболела… Летен смотрел на своего пленника с благодушной улыбкой. Свежая рубаха на князе светилась белизной, на кованом золотом поясе переливались каменья. Против воли в памяти Алея всплыли слова проксидемона, и он потупился.

– Просыпайся, – сказал Летен, – ордынец. В Москву повезу.

Алей сел, скрестив ноги, помотал головой и взялся за ложку. Ложка была точь-в-точь сувенирная, резная, и есть ею было странновато.

– Летен Истин, – спросил он, – а вы… насколько планируете здесь оставаться?

– Я планирую, что это ты мне скажешь, – и Летен добавил в ответ на удивлённый взгляд: – Теперь мы опять ищем Инея, так?

Алей смущённо отвёл глаза.

Он запутался.

Он не понимал уже не только происходящее, но и себя.

Кем бы ни был Летен Истин Воронов, но за всю жизнь Алея никто не сделал для него больше. Он видел от Летена только добро, и Летен не собирался останавливаться… Да, началось с того, что Алей пообещал ему взлом Предела и не сумел выполнить обещание. Вроде бы Воронов помогал ему ради собственной будущей выгоды. Но сколько прошло времени – а он так ни разу и не напомнил Алею о его посулах. Летен не думал торопить его. Возьмись Алей предсказывать поведение Летена Воронова, бандита, убийцы и главаря убийц и бандитов, – предсказывать не через предельный поиск, а попросту, исходя из обывательского опыта, – так давно пора была Летену сказать что-то вроде: «Хватит шуток, Алей Обережь. Я достаточно вложился в эту цацку, и ты мне её добудешь». И тогда, пожалуй, Алей с холодным сердцем отдал бы ему фальшивую цепочку взлома, и промолчала бы его совесть, а если совсем честно – то Алей остался бы доволен собой: человек, по-настоящему спасший мир, избавивший его от очередного диктатора.

Но шло время, и мало-помалу решимость Алея таяла. Крепли сомнения в правильности такого поступка. Он узнал Летена ближе. Понял, отчего именно этому человеку достались высокая любовь-предназначение Поляны и простая, тёплая любовь Рябины. Он радовался за Поляну, но его собственный выбор становился всё тяжелей. Слишком ярким и страшным было видение военного переворота и культа личности, следующего за ним. Алей предпочёл бы сомневаться в своих способностях к визионерству. Насколько проще бы стало ему, окажись, что здесь он допустил ошибку! Но увы – он не был даже мастером предельного поиска. Он был лайфхакером. А лайфхакеры не ошибаются.

«Лайфхакеры не ошибаются, – подумал Алей, – но могут не до конца понимать свои цепочки. Я видел Нефритовую Электричку, но не понимал, что она такое и почему я её вижу. Я понял, что папа жив… и не понял этого. Не поверил и истолковал всё по-другому. Тоже правильно, кстати, истолковал. Каждое звено цепочки многозначно, и сами цепочки могут иметь множество смыслов». Тут же загорелась надежда, что он неверно истолковал видение грандиозного Летенова Предела; например, понял его буквально, в то время как было оно символическим. Алей ухватился за эту мысль, попытался продолжить цепочку…

…отец вышвырнул его в сверхпластичный ненастоящий мир, мир-лакмусовую бумажку. Эн привёл сюда Летена.

И Летен превратился в грозного государя.

«Эн, – вдруг подумал Алей. – И ещё кое-что. Я понял уже, что моя жизнь связана с жизнью Летена. Может, этот смысл больше, чем мне кажется? Эн не врал? И наши Пределы тоже связаны? Я должен достичь Предела, чтобы стать соратником Воронова? Чтобы научиться вовремя его останавливать?..»