Сергей Трищенко - Я – начальник, ты – дурак (сборник)
Ну а для волков из передней части салона я приготовил обычную гранату, каковую и метнул перед падением, сворачиваясь калачиком, зажмуриваясь и закрывая ладонями уши.
Что взрывом заклинит двери, я не боялся: стекла вылетят обязательно, а значит, выходов у меня будет достаточно.
Так и получилось: если кто и остался в живых после взрыва, то находился в шоке. А мне осталось лишь перевалить через резиновое обрамление окна — стекло выдавило полностью, и оно валялось, целёхонькое, в придорожных кустах. И я, пробегая мимо, не мог не подивиться качеству выпускаемых у нас отдельных стеклянных изделий.
Садртир
Дед Авдей распахнул дверь нужника и непроизвольно чертыхнулся: он совсем забыл о повешенном.
«Это когда же я его повесил-то? — задумался дед Авдей. — Успел завоняться… Нет, не вспомню: склероз».
— Старею, — грустно и вслух произнёс дед Авдей, и, брезгливо отодвинув ногу висящего — она оторвалась от трупа и канула в очко, обнажив белеющую кость — принялся справлять малую нужду.
Сильный запах распада не досаждал: с обонянием у деда Авдея всегда было плохо, а тут ещё и насморк навязался на его голову…
Да и слух у деда Авдея стал не тот, что раньше, а то бы он сразу разобрал тихий обрадованный стон, донёсшийся из очка. И глаза, пока привыкли к полумраку сортира, не могли подсказать, кто же там стонет, барахтаясь по уши в дерьме. Но движения дед Авдей заметил: он всегда по привычке — чтобы не забрызгать досок и они не начали гнить — смотрел, куда оправляется.
Стонала небритая голова, едва возвышаясь над поверхностью дерьма.
«Когда же я его притопил-то? — задумался дед Авдей. — Давненько, поди».
Дед Авдей вспомнил, что и повешенный, и притопленный сделали ему какую-то гадость, иначе бы он не обошёлся с ними так сурово. То ли залезли в сад — но эта провинность была столь мелкой, что хватило бы и обычной порки — то ли хотели украсть поросёнка… Вот это преступление было более серьезным. Скорее всего, так и произошло. Тогда наказание соответствовало.
Но на всякий случай, до той поры, пока, как он надеялся, к нему вернётся память, дед Авдей решил несколько смягчить участь хотя бы одного узника и направил струю мочи прямо в рот мающегося. «С одной стороны — уринотерапия, — подумал дед Авдей, — а с другой — балую я его…» Дед Авдей страдал сахарным диабетом, но инсулином не кололся — откуда инсулин в Богом забытой деревне? — и потому в моче всегда присутствовал сахар.
«Пущай побалуется сладеньким, — подумал дед Авдей, — когда ещё придётся? Да и праздник вроде на носу. И мясца заодно погрызёт, разговеется. Или загновеется?»
Дед задумался.
Притопленный настолько проголодался, что вцепился зубами в протухшую ногу сотоварища и принялся, сопя и причмокивая, грызть.
Дед Авдей не был злым человеком, но порядок есть порядок: он стремился, чтобы наказание, по возможности, не слишком далеко отстояло от правонарушения — эту формулировку дед Авдей запомнил ещё с тех пор, когда работал участковым милиционером: память у него в то время была много лучше.
Дед Авдей вообще-то был крепким мужиком. Склероз вот только его мучил.
Предельно экономно
— Просто удивительно, как ловко этот клонированный неандерталец вписался в жёсткую структуру современного общества! — произнёс первый.
— М-да. И именно на нашем участке бизнеса, — протянул второй.
— А говорили, что они вымерли, потому что не выдержали конкуренции с кроманьонцами! Иногда начинаешь жалеть, что наука развивается так быстро и в этом направлении.
— Лучше бы яйцеголовые копали в другую сторону, — проворчал второй.
— Да, — согласился первый. — Но если он такой понятливый, надеюсь, сообразит, что кроме законов конкуренции существует такое понятие, как картель.
— Хочешь предложить ему сделку? — удивился второй.
— Да, — с неохотой согласился первый. — Убрать его мы не можем: полиция и так смотрит на нас косо… из-за прежних дел. А он находится в центре внимания. Ещё бы: первобытный бизнесмен!
Они оставили машину у широкого рва, через который был перекинут узкий мостик, и направились к невысокому зданию, со всех сторон окружённому строительными лесами, вырытыми котлованами и прочими атрибутами ведущейся стройки.
— Да он развернул бурную деятельность! — воскликнул первый, озирая панораму.
— И ведет её предельно экономно, — проворчал второй, глядя на снующих повсюду рабочих в одних набедренных повязках, вручную перетаскивающих материалы и ведущих строительство.
— Это, наверное, его соплеменники, — догадался первый.
— Судя по рожам — да, — согласился второй.
— Конечно, каждый клон стоит безумных денег, а правительство не жалеет средств на эту программу. При такой поддержке нечего опасаться конкуренции!
— Ничего подобного, господа! — отодвинув двух угрюмых стражей с каменными топорами на плечах, из офиса вышел улыбающийся хозяин во фраке. — Они воссозданы на мои деньги. Правительство не затратило ни копейки!
— Чего вы хотите этим добиться? — угрюмо спросил первый, пытаясь перехватить инициативу.
— Во-первых, я хочу доказать, что исчезновение Хомо неандерталис с мировой арены было либо нелепой случайностью, либо трагической ошибкой. Я полагаю, что открытие клонирования даёт моему народу шанс. А во-вторых, мне намного приятнее находиться в обществе соплеменников. Но вы, кажется, пришли не за этим? Прошу пройти в кабинет.
Гости с любопытством оглядывали интерьер. Современный компьютер стоял у стены, на которой охрой была нарисована сцена охоты на мамонта. Но рассмотреть картину в деталях не удалось.
— Я слушаю? — спросил хозяин кабинета, заняв кожаное кресло.
— Мы хотим предложить сотрудничество, — первый решил взять быка за рога. — Те цены, по которым вы отпускаете товары, разорительны.
— Почему же? — хозяин кабинета поднял бровь. — Разве не основной закон капитализма — снижение издержек производства?
— Понимаешь, — проникновенно сказал второй, — к издержкам производства обычно относят и взятки чиновникам…
— О! У меня они тоже пробовали вымогать! — засмеялся хозяин. — В подобных случаях я обычно делал вот так.
И он оскалил зубы и зарычал.
Посетители непроизвольно отшатнулись.
Хозяин довольно ухмыльнулся.
— У нас так не получается, — осторожно произнёс первый.
— А вы попробуйте, это несложно!
— Нет, вряд ли…
— В таком случае ничем не могу помочь. Я не могу увеличивать непроизводительные расходы. Я веду бизнес предельно экономно. У нас самые низкие цены, потребители довольны…
— Тебе не кажется, что он хочет от нас избавиться? — спросил второй, когда они шли к выходу. — Он общался с нами, как с пустым местом!
— Не думаю, что он захочет тратиться на киллера, — беспечно ответил первый. — Он сам сказал, что ведет хозяйство предельно экономно. Полагает, что разорит нас и так — согласно звериным законам стихийного капитализма. Но сейчас не те времена! — и он подмигнул второму. — Пусть мы немного больше потратим, но… Я знаю, к кому обратиться! Мне на киллера денег не жаль!
Они вышли во двор. Его по-прежнему устилали камышовые маты.
— Прощайте! — хозяин высунулся из окна и поднял руку.
— До свиданья! — сквозь зубы процедил первый.
Партнеры сделали ещё два шага… и земля под ними разверзлась. Сработала ловчая яма.
— Закапывайте! — хозяин опустил занесенную руку. — Нет, постойте!
Он выпрыгнул из окна и подошёл к яме. Внизу, на окровавленных кольях, корчились два тела. — Предельно экономно… — пробормотал клон.
Сумка
Плачет маленький мальчик. Мать его утешает — обычная уличная сценка.
Прохожий:
— Не плачь, а то в сумку заберу! — и показывает большую сумку.
Через 20 лет.
«И зачем только я сказал, что заберу в сумку?» — думает Иван Иванович, надрываясь.
А из сумки несутся негодующие вопли:
— Сказал «заберу», теперь корми! И пива побольше!
Если бы было так…
Их очень много на свете — исторических мест, в которых гибли невинные люди. Жанна д'Арк, Джордано Бруно, жители Лидице, Хатыни… Сейчас во многих местах стоят мемориалы, и люди несут цветы — к Вечному огню, к монументам и памятникам.
Невеста, раскрасневшаяся от волнения, опираясь на руку счастливого жениха, низко склонилась и положила букет к основанию монумента. Она вдруг на миг позабыла об ожидающих гостях, о прошедшей церемонии, о духоте загса, о предстоящей духоте ресторана, бесчисленных криках «горько» и постоянных вставаниях, из-за которых свадьба начинает напоминать уроки физкультуры с бесконечными приседаниями…
Она подумала о тех, в чью честь соорудили данный монумент. Соорудили наспех, аляповато, бестолково — художнику либо не хватило таланта, либо он торопился отработать деньги, чтобы взяться за очередной подряд.
