Лао Шэ - Избранное
Но это еще не все! Правила касались не только торжественных церемоний, но и всей жизни людей, их поведения и внешнего вида. Например, обувь и носки — их надобно содержать в особом порядке; головную ленту или искусственные цветы в волосах следует постоянно менять; одежду полагается носить лишь определенного образца и покроя. Само собой, все это требовало немалых денег. Или еще, к примеру, визиты, когда полагается кому-то выразить свое соболезнование, а другого, наоборот, поздравить с радостным событием. Хорошо, если путь в нужный дом не слишком долгий и можно дойти туда пешком. А если идти далеко? Изволь нанимать экипаж, запряженный мулом!
В пору той прекрасной цивилизации, о которой сейчас идет речь, пекинские улицы напоминали громадный горшок с золой от курений — чуть ли не на метр их покрывал слой пыли и песка. Представьте теперь, что вы, расфранченный и одетый во все новое, шествуете несколько ли по этому вместилищу грязи! Добравшись до дома родственника или знакомого, вы напоминаете сущего черта. Грустно и смешно! С экипажем свои заботы. Скажем, собрались вы к кому-то с поздравлениями, вам в этом случае непременно надо иметь при себе кошель с деньгами, даже если вы везете с собой подарки, потому что в гостях наверняка кому-то взбредет в голову сыграть в картишки, а отказываться вам будто бы и неудобно. А то, глядишь, полезут к вам чьи-то дети или внучата, которым обязательно надо подарить сотню-другую монет на сладости. Да, свадьба и похороны в те времена могли разорить любую семью! Разве благородный человек не пожертвует всем, чтобы оказать помощь близкому?
Наша матушка особенно боялась свадеб еще и потому, что ее часто просили участвовать во встречах и проводах невесты. Эта почетная обязанность доверялась далеко не каждому. Например, не полагалось поручать это дело вдовам или женщинам, родившимся под знаком тигра, а тем паче дамам сомнительной репутации, о которых шла не слишком лестная молва. Этой чести могла удостоиться лишь женщина добропорядочная и приличная, с безупречным поведением. У такой, как говорится, ступня оставляет лишь один след. Понятно, что, если кто-то приходил с подобной просьбой к моей матушке, она не могла ему отказать. Да и кто откажется от столь почетного поручения? Вот только одна загвоздка! Чтобы соблюсти все приличия, надо нанять экипаж, запряженный мулом, и иметь при себе если не служанку, то какую-нибудь знакомую женщину с большим жизненным опытом, да такую, чтобы она была непременно толковой и опрятной. Она должна помочь влезть в экипаж и выйти из него, проводить до дома и вывести из ворот. Только тогда церемония встречи и проводов невесты может пройти как положено.
Об одежде говорить не приходится! Она должна быть в безупречном порядке, чтобы не ударить лицом в грязь. Но разве своими средствами соорудишь расшитое атласное платье, стоившее в те времена несколько десятков лянов? Разве купишь золотую шпильку или сережки? Наша мать очень не любила залезать в долги, поэтому приходилось обращаться за помощью к тете, у которой хранилось парадное платье с драконами и головные украшения. Свои сокровища она отдавала с большой неохотой, хотя ей, как вдове, участвовать в свадебных церемониях не полагалось. К слову сказать, тетя не слишком часто удостаивалась этой чести и при жизни мужа, возможно, оттого, что не всем было понятно его положение: актер он или нет. Наверное, поэтому тетю воздерживались открыто приглашать на торжественные церемонии, за что она, как бы в отместку, отказывалась выдавать свои богатства.
В этом случае на помощь обычно приходил отец, который отправлялся на переговоры с сестрой. По-видимому, между ними в конце концов устанавливалось полное согласие. Отец уверял ее, что профессия актера занятие вполне приличное, а тетка в обмен на эти приятные ей слова вытаскивала из сундуков платье, пропахшее камфарой, и украшения, к тому времени сильно устаревшие и очень тяжелые.
Выходы в свет, которые приходилось делать моей матушке, поднимали ее авторитет в глазах родственников и знакомых. Все хвалили ее за то, что она не скупится на деньги, когда дело касается важных событий. Вот именно из-за таких «экстренных дел» матери нередко приходилось задумываться о деньгах и продуктах и горевать, когда в доме не оказывалось ни того ни другого. В годы моего детства (как, впрочем, это существовало и до моего рождения) мы, подобно другим знаменным людям, получали пособие и паек. Пособие с каждым годом урезалось, а паек всегда был небольшой и очень плохой. Многое приходилось брать в долг, что постепенно стало если не обычаем, то некой привычкой. Вот почему на воротах нашего дома и других домов можно было часто заметить знак в виде пяти белых линий, расходившихся в стороны наподобие куриной лапки. Его чертили наши кредиторы: продавцы лепешек, угля и воды, у которых мы брали в долг. Когда у нас появлялись деньги, мы с ними расплачивались, сколько куриных лап — столько монет. Матушка хорошо знала цену жизни, поэтому на воротах нашего дома возникали белые знаки, начерченные лишь продавцом лепешек, угольщиком и водоносом. А вот «куриных лап», оставленных торговцами вареного сахара и засахаренных фруктов, матушка решительно не признавала. Что до тетки, то она пользовалась нашим углем и водой бесплатно, а печеных лепешек не употребляла. К чему они, если в ее красной лаковой коробке всегда хранились самые лучшие лакомства «восемь сладостей»! Наверное, поэтому, заметив на воротах очередной куриный знак, тетя подмигивала богу ворот, будто говорила: я, мол, к этим каракулям не имею никакого отношения.
Ворота дома свекрови обычно были расписаны куриными знаками сверху донизу, так как в этом доме в долг залезали решительно все, кроме, пожалуй, сестры, которой это было не дозволено положением. Мой зять, ее муж, как-то удачно сказал: «Поскольку с долгом рано или поздно приходится расплачиваться, значит, брать в долг не зазорно»!
Из мелких лавок, что находились за воротами нашего дома, мать обычно имела счета лишь в двух: в зерновой и продуктовой, где торговали маслом и солью. С крупными лавками вроде старой и знаменитой аптеки «Тунжэньтан» или теми, в которых продавали шелк и украшения, мы в коммерческие связи не вступали. Правда, каждый месяц покупали несколько связок курительных палочек и чайную крошку, для чего надо было идти в специальные лавки. Там приходилось платить наличными, так как в них в долг обычно не давали. Что до ресторанов, то мы никогда в них не ходили и не имели понятия, что значит там пообедать.
Наши долги были не слишком большие, и все же в семье постепенно сложилась традиция жить тем днем, когда отцу выдавали жалованье, чтобы, получив его, идти расплачиваться с теми, кому мы задолжали. После расчетов денег оставалось так мало, что приходилось снова занимать. Если же случалось какое-то непредвиденное событие — скажем, мать удостаивалась чести быть свахой или у кого-то появился на свет отпрыск, — оно сразу же влекло дополнительные расходы. В этом случае возможность расплатиться с долгами сокращалась, а наш семейный дефицит резко возрастал. Вот почему отцовским деньгам матушка особенно не радовалась, а ее тревоги, когда их получали, не проходили.
Наша тетя, старуха довольно активная, часто выходила в свет: то шла в храм Хугосы [51], то к родственникам или знакомым перекинуться с ними в картишки. Иногда тетка отправлялась на представление оперы или постановку цюйи, которые ставились специально для женщин. Если тетя шла играть в кости или карты, матушке приходилось ее долго ждать, иногда до полуночи. А тут нежданно-негаданно начинался дождь или снегопад. Тогда мать и сестренка, вооружившись зонтом, шли тетке навстречу. Мать считала, что тетю надо непременно ублажать. Занятие, понятно, малоприятное, но зато спокойнее становится в доме, потому что, если тете чем-то не потрафить, с ней не оберешься хлопот. Норовистая старуха, распалившись, могла выкинуть любой номер, последствия которого предсказать было просто невозможно. Все у нее могло перевернуться в любое мгновение. Скажем, тетка неожиданно рассвирепела оттого, что ей подали холодный чай. Кричит, бушует, и вдруг — чай оказался слишком горячим и обжег ей язык. Ну конечно, это сделали нарочно, чтобы она не могла есть и умерла с голоду. В эти минуты все у нее оказывались виноватыми, даже наша рыжая дворняга. Дело о злонамеренной попытке убиения тети могло затянуться на три-четыре дня!
В отличие от тети наша матушка выходила из дому редко, разве что только в те дни, когда происходила чья-то свадьба или похороны. Обычно мать с удовольствием хлопотала по дому, так как любила во всем порядок. Она стирала, шила, стригла детям волосы и даже, когда надо, «очищала лик» у своей старшей дочери (теперь молодой жены) — тонкой ниточкой выдергивала волоски на лице, чтобы после этих косметических операций оно было бы гладким и блестящим. Иногда матери приходилось идти в ямынь [52] за отцовским жалованьем, если отец в тот день был занят на службе. Ямынь находился недалеко от нас, но мать очень волновалась, как будто ей предстояло далекое путешествие — чуть ли не на остров Хайнань. Взяв серебро, которого почему-то с каждой получкой становилось все меньше, мать шла его менять на обычные деньги. В те времена таким обменом занимались не только ломбарды, но и обычные лавки, например табачные, что держали шаньсийцы, или свечные, где торговлю вели мусульмане. Мать не любила копеечную расчетливость, но отцовское жалованье — дело особое. От серебра, что она получала в ямыне, зависел «месячный бюджет» всей семьи. Поэтому, превозмогая смущение и вооружившись решимостью, она обходила несколько менял, стараясь выторговать у них лишнюю сотню монет. Случалось, что, пока она ходила от менялы к меняле, серебро падало в цене. Тут бегай не бегай, а все равно при обмене дадут на несколько. сотен монет меньше.
