Джон Шерри - Фосфор: Таинственное приключение на Искии
Заметив меня, они разразились криками — уж не знаю, злобы или радости; несколько существ мгновенно метнулись прочь.
Вскоре они возвратились.
Впереди их выступало создание, во всем схожее с человеком — за исключением головы, такой же уродливой, как у остальных.
Когда существо подошло к толпе, все остальные расступились и позволили созданию приблизиться ко мне.
Небольшой рост сразу выдавал в этом создании женщину; почтение, какое ей выказывали, говорило о ее высоком положении.
Ее руки, ноги и все тело были совершенно белы и отличались прекрасными формами, конечности переходили в человеческие кисти и ступни.
В отличие от прочих существ, покрытых длинными грубыми волосами, волос на ее теле было немного, и эти волосы были короткими, тонкими, белыми и шелковистыми.
Посмотрев на ее голову, я содрогнулся.
Она отлично сидела на белых плечах — но ужасный приплюснутый лоб, глубоко запавшие глаза, удлиненные уши и выпяченная нижняя челюсть (голова ее, как и тело, поросла короткими шелковистыми волосами) придавали ей еще более отвратительный вид, чем похожим на бабуинов сородичам.
Вожак выступил ей навстречу.
Некоторое время они переговаривались на вульгарной латыни.
До меня доносились некоторые слова, и я понял, что он рассказывает, как отряд нашел меня в «пещере змей» (как он называл это место), как змея расправилась с их товарищем и как они обнаружили останки птицы.
Я заключил, что птицы считались священными, поскольку охотились на змей, наводивших великий ужас на этих существ.
Вожак обвинил меня в гибели птицы и попросил у женщины позволения убить меня.
С этим она не согласилась и приблизилась к тому месту, где я лежал. Она прикоснулась ко мне рукой и спросила на латинском языке:
— Почему ты убил ее?
Я объяснил, как мог, что птица напала на меня, когда я спал, и пыталась меня умертвить, и что я схватил камень и бросил его, ранив птицу.
Я сказал, что другие птицы, завидев свою товарку на земле, тут же ринулись вниз, разорвали ее на части и сожрали.
Она подозвала вожака и объяснила, что я лишь хотел защитить себя.
На самом деле, добавила она, хищницу убили другие птицы.
Затем она указала на меня и произнесла: «Hic ferti», «Принесите его сюда».
ГЛАВА VIII
Меня подняли и понесли в другую пещеру.
Она была вся залита ярким светом, исходившим от грибов, которые кучами лежали у стен; очевидно, то была их кладовая.
Отсюда мы прошли в пещеру меньших размеров.
На песчаном полу располагались груды голубовато-белых волос, напоминавших волосы на телах загадочных существ; эти волосы не светились.
По-видимому, пещера служила им спальней, а груды волос — постелями.
Носильщики остановились, опустили меня на волосяное ложе и вышли из пещеры, оставив меня наедине с белой женщиной.
Она устроилась рядом на сиденье из волос и принялась с любопытством меня разглядывать.
Я откинулся на постели, раздумывая, что меня ожидает.
Женщина издала резкое восклицание, испугавшее меня до дрожи. У входа появилось одно из малорослых созданий.
Она отдала какое-то распоряжение — я не расслышал, что она сказала — та сразу исчезла и быстро вернулась, неся в руках полый сгусток лавы, в котором плескалась вода.
Она поставила чашу возле меня и вышла.
Затем белая женщина обратилась ко мне и произнесла по-латыни:
— Омой свои раны.
(Далее я буду переводить их вульгарную латынь по возможности буквально, приводя лишь английское истолкование).
Я почувствовал смущение оттого, что мне придется раздеться перед ней; она была так похожа на человека!
Но она даже не пошевелилась, и было понятно, что уходить она не собирается.
Меня похоронили в пижамном костюме.
Сняв куртку, я осмотрел себя и увидел на плечах и груди засохшую кровь и множество синяков и порезов, причиненных падением.
Я начал мыться.
Тем временем она подошла ближе, прикоснулась к моему плечу и произнесла: «Ты красив».
Положение становилось критическим. Я поспешно надел куртку и сел на ложе.
В этот момент она снова издала какое-то восклицание, и служанка (кем она, вне сомнения, и была) снова возникла на пороге.
Белая женщина что-то произнесла, служанка ушла и вскоре вернулась — на сей раз с грибами.
Она положила их на землю и вышла.
Белая женщина протянула мне кусок гриба, отломила еще один для себя и начала есть.
Я не сразу последовал ее примеру; заметив мои колебания, она, как мне показалось, удивилась и сказала:
— Ешь.
Я был очень слаб и голоден, а потому отбросил все сомнения, откусил кусочек гриба и прожевал.
Вкус я не назвал бы неприятным; он несколько напоминал вкус обычного сырого гриба, но показался мне более изысканным.
Я покончил со своим куском и приступил к следующему.
Я смаковал каждый новый кусочек гриба и, съев третью порцию, подумал, что никогда ничего вкуснее не пробовал.
Я запил кушанье водой и ощутил прилив сил.
Белая женщина, которая все это время, как и я, с аппетитом расправлялась с грибами, повернулась ко мне и сказала:
— Они требуют, чтобы я убила тебя.
— Почему? — спросил я.
— Потому что ты убил одну из священных птиц, — ответила она.
С этими словами она отвернулась, зарылась в груду волос и мгновенно уснула.
Очень приятно, ничего не скажешь!!
Избежать стольких опасностей только для того, чтобы погибнуть от рук этих созданий в отместку за убийство какой-то отвратительной птицы — которая, не убей я ее, расправилась бы со мной!
Что же делать? Попытаться бежать?
Если даже я сумею от них ускользнуть (в чем я сильно сомневался), я не буду знать, куда направиться.
Пещеры, в отсутствие обитателей, погружены во тьму. Предположим, что мне удастся добраться до самой первой пещеры, где существа нашли меня; однако единственный известный мне путь наружу лежит через склеп, чье зловоние и непроглядная чернота хуже смерти.
Нужно предоставить событиям идти своим чередом.
Решение было принято, и я огляделся по сторонам. Взгляд упал на белую женщину, спавшую в нескольких футах от меня.
Какое отвратительное чудовище!
Эта ужасная уродливая голова!
При свете ее тела я смог осмотреть помещение, где мы находились.
Пещерка была почти квадратной, футов тридцати в длину и примерно столько же в ширину.
Стены от пола до свода совершенно гладкие.
Свод, высотой не менее двенадцати футов, состоял, как и стены первой пещеры, из грубых камней, застывшей лавы, пемзы и кристаллов.
В пещере не было ничего, за исключением постелей из волоса.
На стенах я заметил любопытные рисунки.
Один из них изображал женщину, но вместо страшной обезьяньей головы у ней была голова человека.
Рисунок, точнее же резное изображение, имел в высоту шесть футов и был выполнен, видимо, очень давно; линии, изначально уходившие в скалу на целый дюйм, стерлись от времени и в некоторых местах были едва различимы.
Очертания лица превосходно сохранились; не могло быть и тени сомнения в том, что художник изобразил человека.
Я терялся в догадках.
Как оказался здесь этот рисунок?
Кто его сделал?
Наверняка не похитившие меня существа?
Не держат ли они в этом ужасном месте, помимо меня, других мужчин или женщин?
Я решил расспросить обо всем белую женщину.
Терзаясь тысячами вопросов, я незаметно для себя уснул.
Проснулся я от ее прикосновения. Я открыл глаза и увидел, что она протягивает мне гриб; рядом, на полу, стояла чаша с водой.
Сон пошел мне на пользу и очень освежил меня.
Я сел на постели и спросил, что ей нужно от меня.
— Ешь, — сказала она.
Пока я жевал гриб, она подобралась поближе, обняла меня за шею руками и наклонила голову, словно бы собираясь меня поцеловать. Я задрожал и отшатнулся. Этого я вынести не мог.
В голове мелькнула еще одна строка из Де Квинси — та, где он описывает, как видел во сне «крокодилов, даривших смертельные поцелуи».[4]
Лучше крокодилы, чем губы этого чудовищного создания.
Мой отказ, видимо, причинил женщине боль; взглянув на нее, я увидел в ее глазах слезы.
Она наклонилась и подобрала кусочек гриба, затем опустилась на колени и протянула его мне.
Я взял гриб и, не зная, что с ним делать, проглотил его.
Очевидно, она сочла это знаком прощения; она нагнулась и прижала свои подвижные губы к моей руке.
Затем она поднялась и, не говоря ни слова, вышла из пещеры.
Что будет дальше? Вскоре я получил ответ.
В пещере появился вожак нашедшего меня отряда и шестеро других существ; они приблизились ко мне.
Вожак остановился передо мной и приказал:
